Из глубины плиты выплывали, одна за другой, призрачные фигуры, медленно обретали объем и краски, несколько секунд упирались в меня печальным взором, то ли вопрошая о чем, то ли призывая, затем снова блекли, растворяясь в сером камне.
— Мой мемориал, — ответил я. — Те, кто уже ушел.
— Господи!.. И ты держишь ЭТО рядом?
— О них надо помнить. Это часть нас. И наш долг им. При жизни редко успеваешь расплатиться.
Потянувшись, Лика промурлыкала:
— Какой ты скучный, право!
И принялась за орехи, словно бы наконец утолила жажду, а теперь можно посмаковать — хорошее вино, разные вкусности. Впрочем, и бутылка уже заканчивалась — хотя я тут ни при чем.
— Скучные живут дольше, — отбрехался я.
— Да зачем? Вот я как подумаю, сколько еще мучиться!..
— А ты не мучайся. Живи с удовольствием.
— Счастливо, да? — съязвила она.
— Ну, на счастье мало кому везет. Но это, как говорится, еще не повод.
— Кстати, сколько тебе уже?
— Возраст определяется не прожитыми годами, а оставшимися, — молвил я. — Не исключено, я моложе тебя — в этом исчислении.
— Кокетун.
— А много ли твоих сверстников сравнятся со мной? Лучше бы я этого не говорил.
— Может, ты и нужен мне для улучшения породы, — заявила она. — Вот напложу маленьких Шатунят!..
— Как насчет непорочного зачатия? — спросил я.
— А если я сама — порочная?
— Тогда я тебя разочарую.
— «Мой дядя самых честных правил», — нараспев процитировала Лика, дирижируя себе рукой.
— Честных, — поправил я. И повернул на сто восемьдесят: — К тому ж у меня полно болезней, включая фамильные.
— Ври толще, — не поверила она. — У тебя — да болезни?!
— Вот помру, — пригрозил я. — Будете тогда знать.
— Да ты и не болеешь вовсе.
— Скорее всего я загнусь сразу, а не «после тяжелой и продолжительной». Знаешь, как лампочки перегорают?
Лика вдруг оживилась:
— Чего ж ты не в постельке, если такой хилый? Я бы за тобой ухаживала.
Эта, пожалуй, уходит!.. Радикальное средство, не хуже гильотины.
— С какой стати? Я как велосипед: держусь на ногах, пока в движении.
— У велосипеда колеса.
— Все равно.
Она уже освоилась тут, и алкоголь начал действовать… накладываясь на предыдущее. Теперь и позу можно сменить, со светской на интимную. В качестве варианта Лика разлеглась в кресле, уложив затылок на спинку, а ноги забросила мне на колени, словно решила похвалиться узорами на фиолетовых ноготках. Помедлив, я снял с гостьи обувь, сделав босоножку из нее самой. Ступни-то у Лики недурны — по размеру, по форме. И пяточка тонкая, и подъем хорош. Вот только большой палец слишком доминирует. И о чем это говорит?
— Камина не хватает, — вздохнула Лика, уже без спешки прикладываясь к бокалу. — И шкур на полу.
— Тебе холодно? — удивился я. — Есть и камин, но лучше тогда — ванна.
— Не прикидывайся! Речь об уюте. О домашнем очаге, если угодно. Не думал об этом?
— Об этом, как и о Боге, никогда не поздно.
— Дура я, верно? Сразу отпугиваю мужика… Ведь не претендую на много. Согласна на роль подружки. Ну да, это для начала. А увязнет коготок…
— По-твоему, с подружкой лишь спят?
— Еще трахаются, — тотчас прибавила Лика. — Не отвертишься! А станешь сачковать — изнасилую. Знаешь, сколько мне надо?
— А что же Носач, не справляется? Впрочем, не мое это дело — вырвалось, прошу прощения. Но Лика не стала отвечать.
— Отлыниваешь? — спросила она. — Опять!.. Ты так уверен, что мы не притремся?
Еще бы! — чуть не брякнул я. Уж в чем в чем…
— У нас куча несовместимостей, — принялся я перечислять, — гастрономическая, температурная, режимная… Мало?
Вообще, даже удивительно. Если меня интересовало что-то, все равно в какой сфере, можно не сомневаться, что ей это не понравится. И с чего тогда Лику влекло ко мне — по закону дополнения?
— И мои приятели тебе не по нутру, — добавил я. — К примеру, Гай.
— А чего ты якшаешься с шантрапой? — сейчас же взбрыкнулась Лика. — Послал бы куда подальше!
Вот этим она отличается от Инессы, и поэтому нам не ужиться. То есть и поэтому тоже.
— Когда мне потребуется совет, я обращусь к тебе, ладно?
— Фу, какой злой!
— Мы ж теперича знатью заделались — не подступись!.. А давно ли по чужим углам слонялась?
— Значит, недешево стою, раз взлетела!
— Ну да, задорого продалась. Что ж мечешься теперь? Или угодила в графья по недоразумению?
Напрасно я говорил это и вообще зря завелся. Впрочем, Лика лишь пнула меня пяткой, требуя сменить тему, а я не из тех, кто упорствует в ошибках.
— Ты подливай, подливай — не жмоться! — велела гостья. — И помассируй мне ножки — чего зря сидеть?
Все-таки я угадал с ее нормой. К середине второй бутылки подол платья уже дополз до основания стройных ног, а бретельки соскользнули с узких плеч, раздвинув декольте до сосков. Грудки у Лики небольшие, но и на такие полно любителей. Наверно, мужу тоже нравится, иначе накачал бы их силиконом.
— А все же что стряслось на этот раз? — спросил я. — Отчего такой драп?
— Драп — это материя такая, — сообщила она. — Тяжелая и плотная, для пальто. А я легкая и прозрачная.
— Как мотылек, — поддержал я. — И каким ветром занесло на наш огонь?
— Ураганным. Этот козел совсем сбрендил! Козлами Лика величала едва не всех, но в данном случае имелся в виду дражайший супруг.
— И что с ним?
— Новые друзья, видишь ли. С Аскольдом раздружился, Калиду полюбил. Такое изысканное общество — урод на уроде!
Вот это действительно новость. Носач не из тех, кто дружит для души, и большую выгоду менять на меньшую не станет даже из глубокой симпатии.
— Устроили вечеринку на заводе, — прибавила Лика. — Нормальненько, да?
— На каком еще заводе?
— На брошенном. И такое принялись вытворять!.. На первое — дичь с кровью.
Лику передернуло, а уж чтобы ее пробрало… Хлебом не корми, поддай остренького.