Обычно в порту хватает суеты, но сегодня выдалось затишье. На главной пристани дожидался пассажиров теплоход, сияющий белизной и полировкой, готовый хоть сейчас отправиться вокруг Европы. В сторонке разгружалась баржа-самоходка, доставившая очередной груз контрабанды. Верховодил тут Грант, один из «старших братьев» Аскольдовой Семьи, прозванный Гепардом за худобу и хищную грацию. Переругиваясь с грузчиками — больше со скуки, чем ради порядка, — он прогуливался по набережной. Следом семенил пьяненький таможенник в помятой, пропотелой форме, канюча взятку — ну хоть какую- нибудь. Наконец Грант сунул ему в лапу, лишь бы отстал, и тот заковылял прочь, вполне удовлетворенный. Переглянувшись с капитаном, наблюдавшим за сценкой с мостика, Грант весело рявкнул:
— Таможня дает добро!
«И все вздохнули с облегчением».
Конечно, я осмотрел сгоревший склад и, конечно, ничего там не обнаружил — то есть никаких сторонних вещей. Хотя впечатления от пепелища сложились странные.
Покрутившись в порту, я перекочевал в соседний парк, где и вовсе оказалось пусто. Лишь возле замызганного туалета, на свежевыкрашенной скамейке расположился казачий патруль. Черт знает, зачем они забрели сюда — может, как раз в поисках сортира. Поигрывая плеточками, казаки с прищуром поглядывали по сторонам, однако вели себя смирно: все ж не у себя в слободе. И шашки по нынешним временам смешное оружие, хотя, в отличие от самозваных дворян, казаки умели ими орудовать. К шашкам, правда, прилагались карабины, но тут на один ствол из любой подворотни могли садануть дюжиной. Разомлев на солнце, служивые лениво переговаривались, покуривая с показной небрежностью. Старшой даже ослабил портупею, давая роздых обширному брюху, и стащил фуражку со вспотевшей лысины, обмахиваясь вместо веера.
Внезапно из дверей сортира возник поджарый типчик в цветистой косоворотке и припустил в сторону едва не рысью. Следом выскочил белобрысый молодой казак и заверещал дурным голосом, тыча в типчика пальцем:
— Гей, славяне!.. Гей, гей!.. Держи его!
Казаки переполошенно закрутили головами, с натугой кумекая, схватились за карабины. Затем дружно заржали в три голоса, а старший укоризненно прогундосил:
— Ну чё горло дерешь, почка? Сказал бы по-нормальному: педик. А то…
— Гей, гей — не бывает голубей! — насмешливо пропел другой казак, долговязый и горбоносый. — Лопух ты, братец, — нашел диковину! Да здесь их… — И он смачно сплюнул в кусты.
Оставив парк, я пересек брусчатую мостовую, направляясь к мрачного вида двери под аляповатой вывеской, на коей значилось: «Причал», — коротко и емко. Обычно сюда причаливали иногородние моряки да местные контрабандисты, а больше всего тусовалось Портовых Крыс, — в общем, публика не скучная. Намеренно или нет, но трактирный интерьер будто срисовали со стивенсовской «Подзорной трубы»: низкий потолок, неоштукатуренные стены, посыпанный морским песком пол, красные занавески на окнах. Меж сложенных из кирпичей колонн разбросаны столики, у дальней стены притулилась пестро разукрашенная эстрада — хотя ее-то, по-моему, заимствовали из вестернов. По вечерам и тут устраивали фривольные пляски, но больше для демонстрации товара, совмещая варьете с куда более прибыльным борделем.
Народу в трактире хватало, и составляли его в основном докеры, коротавшие время в ожидании работы. Пришлых я разглядел с десяток, и среди них — вот уж кого не ожидал встретить тут! — Лана, с недавних пор законная супруга Аскольда. Все-таки главарь заполучил ее, хотя дожидаться пришлось не один год. Надо отдать должное: играл он честно.
Сопровождали Лану двое молчаливых амбалов с пристегнутыми к бедрам секачами, а в сторонке я приметил третьего, худого и опасного точно кобра, наверняка скрывавшего под одеждой немалый арсенал. Все верно, такие места без подстраховки лучше не посещать — тем более такой приметной даме. И с чего ее занесло сюда: приключений ищет?
Только я возник на пороге, как Лана уперлась в меня настойчивым взором. Деваться некуда — я прошел прямо к ее столику и уселся напротив, в единственное свободное кресло.
— Что будешь? — спросила женщина. — Колу?
Я кивнул: она помнила мои вкусы. Лана сделала знак половому, выждала, пока тот примчится с бутылкой, затем велела амбалам:
— Погуляйте, ребятки. Как бодигард. Шатун стоит вас обоих.
Парни не противились, дисциплинированно перекочевав к соседнему столу. Потягивая колу, я разглядывал их хозяйку, свою единственную настоящую страсть, уже отпылавшую… ну, почти. С последней встречи Лана мало изменилась, разве поблекла слегка. Или ее глаза перестали освещать лицо. Или это я теперь видел женщину иначе. Но марку Лана держала — такая же изысканная, элегантная. Подходящий персонаж для портового кабака.
— Все один бродишь? — спросила она. — Что так? Наш вчерашний разговор Лана, видно, забыла — хороша же она была! Зато курила сейчас с таким остервенением, будто задалась целью подпортить Аскольду потомство. Пожав плечами, признался:
— После тебя не тянет ни к кому.
— Что ж тогда не удержал?
— А мы бы все равно не ужились. Вот с Аскольдом тебе — в самый раз.
— Пост сдал, да?
— Так уж вышло. Каждый получил, что заслуживает.
— А ты жестокий. Прежде не замечала.
— Ну, я-то и вовсе остался на бобах!..
— Зато свободен, как орел. Не желаешь плодиться в неволе, да?
— Так я и на воле не стремлюсь. И поздно уже, покоя хочется.
— Старый стал, ленивый… Потому и сюда зашел?
— А вот за это благодари мужа — всучил-таки работенку.
— И чем соблазнил?
— Глубинной подлодкой, — хмыкнул я. — Ты ж знаешь мои слабости.
— Ну да: чистое море и мутный Океан!.. А что за работа? — спросила между прочим. — Дело о сгоревшем складе? Или о пропажах?
— Забыла? Я не обсуждаю чужие дела.
— Так уж и чужие!
— Ты здесь ни с какого боку, поверь. Если свербит, пытай Аскольда, а у нас, наемов, собственная гордость.
— Ты — и наема? Не смеши.
— Разовый, милая, разовый. И потом, мне самому интересно.
— Вот это ближе.
— Что-то творится в городе, не чуешь? Что-то готовится, назревает.
— Скажи, — сказала Лана вдруг, — ты не жалеешь, что мы… что у нас…
— Иногда. Но как представлю, куда это могло завести!..
— И не скучно каждый раз просчитывать последствия?
— А разве ты не хотела гарантий? Каждый желает соломки подстелить.
— Ну да, любовь любовью, а до полного отречения…
— Именно.
— Может, тебе никто не нужен, а? Имею в виду, по-настоящему. Или принцессу ждешь?
— Разве я похож на Ассоль?
— Скорей на Кинг-Конга. Эдакий реликт древних эпох. Ей-богу, иногда жалею, что ты такой здоровенный, непрошибаемый, самодостаточный…
— Ну, извини.
Впрочем, другая моя знакомая пошла еще дальше и высказала пожелание, чтобы я сделался калекой, — вот тогда, мол, «стану тебе нужна». Дурочка, у нее не хватило разумения понять, что «вот тогда» я повешусь.
— А роль любовника при живом муже тебя по-прежнему не устраивает?
— Милая, зачем мне лишние угрызения?
