разумеется, не удалил фотожабу. И всё.

Могила демона открылась онлайн, а не офлайн: в комьюнити. И комьюнити стало зачумлено. Кто в нём зарегистрировался, чтобы поучаствовать хоть словечком, тот подхватил чуму и отныне обречён.

По сути, могилу демона открыл Гермес. Он уже сам был зачумлён, так как Гурвич обрушил на него чуму возмездия, но Гермес завёл для чумы отдельную опцию — демона Абракадабру и скинул эту опцию в комьюнити. Лев Гурвич запрограммировал чуму по средневековому образцу, и Гермес избавился от проклятия Гурвича по средневековому принципу Короля-Чумы: передай свою смерть другому.

Почему Глеб оказался в этой истории? Потому что на него можно было завязать всех, кто начал мешать Гермесу. Борька был приятелем Глеба, а Кабуча — любовницей. Гермес велел Глебу познакомиться с Орли — и Орли тоже заглянула в комьюнити. Наконец, Глеб был Достаточно интеллектуален, чтобы у него в гостях задержался и Дорн, подсказавший инженеру Гурвичу идею оружия мести — идею чумы.

Гермес всё-таки был гениальным менеджером. Он для каждого вычислил такую линию поведения, которую можно назвать линией наименьшего сопротивления, и нашёл, где эти линии сплести в узелок. А Генрих Иванович Дорн, дэнжеролог, ошибся. Узелок находился не на Калитниковском кладбище, а в комьюнити Глеба.

Глеб не заметил, что он уже идёт по узкой дорожке между оград к главной аллее кладбища. Впереди он увидел какие-то непривычные огни: они двигались все в одну сторону, скрывались за крестами и стволами деревьев, трепетали и вообще находились куда ниже уровня фонарей, которых тут не имелось, и чуть выше человеческого роста. Глеб понял, что перед ним вдалеке — факельное шествие. Даже нет, не шествие, а просто там идёт толпа, в которой многие несут факелы. Что за странное файер-шоу?.. Огни неторопливо плыли прерывистой цепочкой, создавая ощущение некой средневековой мистерии.

Глеб подошёл ближе и остановился, взявшись за чугунную шишку могильной ограды. Шествие и вправду напоминало жуткие похороны времён Средневековья. Люди в процессии были облачены в длинные, до земли, балахоны с колпаками, подшитыми к шляпам с широкими полями. Руки людей были упрятаны в перчатки с раструбами до локтя. Одни участники церемонии держали факелы, другие — багры с крючьями, а три группы этих ряженых за рукояти тащили гробы. И ещё в облике идущих что-то было не так, но Глеб не успел понять, да и поля шляп укрывали лица людей от неровного света факелов.

И вдруг вся толпа дружно, как по сигналу, повернулась через правое плечо и двинулась в сторону Глеба: процессия превратилась в шеренгу. А Глеб увидел лица этих людей. Вернее, не лица, а маски, то ли кожаные, то ли деревянные, с круглыми стеклянными глазницами, будто в противогазах, и с огромными птичьими клювами. Эти клювы своей тяжестью наклоняли головы хозяев: люди смотрели исподлобья и угрюмо — немигающими и блестящими дырами глаз. По сторонам клювов из узких прорезей курились белые струйки дыма.

Глеб узнал этих чудищ. Это чумные доктора. В старину врачи и санитары, которые соглашались выйти на битву с чумой, надевали такие вот шляпы и маски. В клювах тлели благовония, через их дым чумные доктора дышали. Балахоны, перчатки и сапоги предохраняли от контакта с зачумлёнными. Доктора крючьями стаскивали в телеги трупы умерших, чтобы не разлагались на улицах, отравляя тех, кто ещё жив. А живых чумные доктора под угрозой оружия и под конвоем сгоняли в карантины, где несчастные всё равно заражались друг от друга и умирали. И сами чумные доктора тоже умирали, так что под маской было не понять: это идёт живой человек, чтобы спасти живых, или это мертвец сгоняет обречённых разделить его же участь.

Век Интернета и гаджетов, зябкий декабрь, огненная от рекламы Москва, Калитниковское кладбище — и средневековые чумные доктора с факелами, баграми и гробами?.. Глеб увидел, что гробы — пусты. Эти гробы — для тех, кто уже зачумлён, но ещё не умер. Для таких, как он.

Клюворылые доктора шагали на Глеба по дорожкам, поперечным аллее, перелезали через ограды могил, их факелы мелькали справа и слева за крестами и деревьями. Глеб попятился. Что это такое? Что за бред, что за мираж, что за шабаш?..

Чур меня, чума!.. Глеб повернулся и побежал прочь.

28

— Когда-то у меня был пёс, французский бульдожка, я назвал его Бигль. Я ведь из воспитанников- шестидесятников, которым внушили, что культура не самоценна, а нужна для моральной поддержки более высоких практик: пауки или, например, общественной деятельности. Поэтому даже своего пса я назвал в честь корабля, на котором плавал Чарльз Дарвин. С Биглем мы любили ходить гулять сюда, в Ботсад. Как-то здесь человечно, и ничто не напоминает большой город, а под занавес, если замёрзли или устали, можно кофе выпить в лобби при гостинице. Бигля моего давно уже нет, а я, старый болван, всё хожу и хожу по этим дорожкам, словно мой пёс не умер, а просто удрал куда-то за деревья и надо подождать, когда он сам вернётся…

Глеб и Генрих Иванович медленно шагали по асфальтовой тропке Ботанического сада. Шума автомобилей совершенно не было слышно, будто Ботсад и вправду находился далеко-далеко от Москвы. Глеб приехал просто так — навестить Дорна, погулять вместе, поговорить.

— Я всегда боялся старости, — продолжал Дорн. — Примерял: каково же это — быть старым? Точно всегда жить над обрывом, шевельнёшься неправильно, неловко — и привет… И невозможно думать ни о чём другом, кроме ожидающей тебя пропасти… Оказывается, всё вполне сносно. Где-то я читал, что к старости организм человека начинает вырабатывать большее количество эндорфинов, ферментов счастья, и поэтому мы, старики, все такие блаженные: улыбаемся как идиотики, довольны малым, на печках лежим, ничего нас не касается.

— Вы, Генрих Иванович, не похожи на идиотика, — возразил Глеб.

— О-ох, — напоказ закряхтел Дорн, — не видали вы меня, Глеб, по вечерам, после ужина, у телевизора… Ох, как похож я на идиотика…

За голыми кронами деревьев светлело небо: в одной стороне оно матово светилось, с другой стороны отливало фиолетом, будто слегка сошло с ума оттого, что скоро Новый год, а зима не началась.

— Меня терзает ревность, — признался Дорн, — и грустно оттого, что самое интересное достанется вам, а вам оно не интересно.

— Почему же? — удивился Глеб.

— Интуиция подсказывает, — пожал плечами Дорн. — Ведь и портал «ДиКСи», лучший в мире специалист по интересному, является не тем, за что себя выдаёт. Представьте, что вы — покупатель на базаре. Вот вы пришли, «ДиКСи» вас встретил и тотчас по глазам вашим понял, что вас интересуют, предположим, грибы. Он сразу даёт вам наводки: у дяди Вани вон там солёные грузди, у бабы Мани вот тут маринованные опята, а у дедушки Ильи Петровича здесь самые свежие белые. Это то, на что вы рассчитываете. А на самом деле вы приходите на базар, и ничего вам не нужно и не интересно, а «ДиКСи» вам предлагает: можно грибочков купить, можно поглазеть, как медведь под гармонь пляшет, можно на столб за сапогами сползать, а вот тут вам водочки нальют.

— Но это проблема пользователей, а не портала, — возразил Глеб.

— И я о том же. Если бы я был кем-то вроде Фукуямы, то вывел бы закон обратной пропорциональности: чем больше у гаджета опций сверх функционала, тем меньше востребованность гаджета.

— По продажам iPhone 4S этого не скажешь.

— Вполне скажешь, — возразил Дорн. — Четыре поколения айфонов чертовски раздвинули представление о функционале айфона, и набор опций, так сказать, ещё не выходит за пределы площади опоры. Но тренд задан неверный. Индустрия увеличивает количество опций — я говорю вообще, а не только применительно к смартфонам, — вместо того чтобы увеличивать потребность в функционале.

— То есть?

— Ну, предположим, вы читаете десять книг в год. Тренд — сделать так, чтобы это были десять разных книг: детектив, фантастика, нон-фикшн, исторический роман и так далее. А надо добиваться, чтобы вы читали в год пятнадцать книг. Или двадцать.

Вы читаете Комьюнити
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату