назначали, но этого для Мусы будет мало. Хотя пешкеш, конечно, дорогой, но всех расходов не покрывает. Я прикидываю, что по поводу семейства Даргановых среди бандитов идет нешуточный раздор. Вот и придумал их главарь историю про полные сундуки драгоценностей в надежде на помощь соплеменников.
— Если все так, как ты разложил, то жди больших событий. Зазря этот народ среди нас шастать не станет.
Панкрат проснулся оттого, что со стороны конюшни донеслось конское всхрапывание, будто кто-то чужой бродил вдоль загородок и трогал лошадей за морды. Впрочем, это могли быть и хорьки, и лисы, и даже бирюки, на которых станичники упарились уже ставить силки. Окно комнаты выходило на подворье, и все звуки были ясно слышны. Хорунжий убрал с груди руку жены, прошел к поднятой раме, услышал, как в зыбке сонно всхлипнул ребенок. Ущербный месяц старался высветить усадьбу синеватым светом, от раин с чинарами, стоящих вдоль забора, по просторной площади легли неясные тени.
Не заметив ничего настораживающего, Панкрат хотел было уже снова ложиться в постель, когда его внимание привлекло странное поведение собак. Стая собралась вокруг чего-то темного, лежащего на земле, и с глухим урчанием терзала это что-то на куски. Он присмотрелся и различил ободранную баранью тушу. Откуда она взялась, было непонятно. Может, ее специально перекинули через ворота, чтобы отвлечь овчарок от нужного места? Понаблюдав некоторое время за животными, хорунжий протянул руку к ружью, стоящему у стены, и приспособил ствол на подоконник. Он снова повел взглядом, затуманенным остатками сна, по сторонам и вдруг заметил, как на противоположном конце двора через забор будто перелетают крупные птицы с большими черными крыльями.
— Ты чего вскочил? Или сон растерял? — послышался вялый голос Аленушки.
— Спи, я сейчас, — бросил через спину Панкрат.
— Пойдешь назад, подоткни одеяло под Сашеньку, он его вечно на пол сбрасывает.
— Подоткну, не забуду.
— И мальца в зыбке проверь, намочи ему в молоке хлебный мякиш в тряпочке, пускай пососет, — потянулась Аленушка. — С мялкой Павлушка крепче спит.
— Пускай спит…
Между тем птицы быстро приближались к столбам, на которых возвышался курень, и скоро стало ясно, что это люди в черкесках.
Панкрат оглянулся на жену и сдавленно прошипел:
— Аленушка, буди батяку с Захаркой. У нас снова незваные гости объявились.
Жена тихо вскрикнула, разом поднялась с постели и зашлепала голыми пятками в горницу, где тут же возникла торопливая, но очень тихая возня. Через мгновение мужчины заняли места возле окон, женщины подперли входную дверь колами и приготовились перезаряжать ружья. В ухо Панкрата дохнуло теплом, кожу кольнули жесткие волоски от усов, он понял, что рядом отец:
— Абреки? — шепотом спросил Дарган. — Сколько их числом?
— Не считал, они до сих пор через забор перемахивают, — так же негромко отозвался хорунжий. — Кажись, снова кровники наведались, неймется Мусе раньше времени пулю схлопотать.
— Словить бы его да на Петрашку обменять, — помечтал было сотник, но сам же и забраковал свою придумку. — Не так. Мусу этого в распыл надо на месте пустить, а на обмен оставить с пяток абреков из его банды.
— Тут, батяка, не до торгов, — ловя на прицел вертлявую фигуру, возникшую под самой стеной хаты, успел обмолвиться старший сын и покрепче прижал приклад к плечу. — Пора разбойникам напомнить, что врасплох нас не застанешь. Отцу и сыну…
Громкий выстрел разбудил ночную станицу и ее окрестности, отозвался эхом на просторных лугах. В глубине куреня закричали дети и быстро затихли, будто понимая всю важность момента. Фигуры под стеной юркнули за столбы и затаились, выжидая удобный случай. Вдруг с противоположной стороны просторного куреня донесся звон разбитого стекла, гортанный голос прорезал домашний полусонный уют, вмялся в кирпичи русской печки, стоящей в ближнем углу горницы. Таким неожиданным и инородным он показался в казачьем доме, что хорунжй невольно оглянулся назад:
— Там Захарка, — крикнул Панкрат отцу. — Батяка, выручай его, а я тут…
— В той спальне Маланья, тетка твоя, а не Захарка, — всхрапнул Дарган и одним прыжком домахнул до двери. — Упустил момент, старый я бирючина. Отцу и сыну…
У окна в горнице замерла Софьюшка, она снова была готова ко всему, в одной руке сжимая пистолет, а в другой — шпагу с серебряной рукояткой. В свете месяца в проеме рамы отпечатался ее медальный профиль, рядом с ней вертелись дочери Аннушка с Марией. Видимо, запереть их в спальне матери не удалось. В переднем углу мерцали лампадки, зажженные перед темными ликами на старообрядческих иконах.
— Дарган, кажется, абреки проникли в хату, — быстро сказала Софьюшка, когда супруг пробегал мимо. — Будь острожным, не суйся в пекло сгоряча.
Подскочив к двери, сотник ударил по ней ногой, а сам быстро спрятался за стенку. В темноте молнией сверкнула сабля, конец ее стесал с косяка кусок щепы. Не давая невидимому противнику возможности взмахнуть клинком еще раз, Дарган придавил лезвие голой пяткой к полу, сунул вперед армейское ружье со штыком, ворвался в комнату и едва не опрокинулся на пол сам. Ружье потянуло вниз, с конца длинного треугольного штыря пытался сдернуть голову в лохматой папахе бандит, стоявший за дверью. Острие вошло ему в глаз и выперлось через затылок.
Дарган кулаком помог абреку избавиться от штыка, поводил дулом по помещению. Увидев, что в разбитое окно спешит прошмыгнуть очередной разбойник, он не мешкая нажал на курок, отбросил ружье в сторону, выхватил из ножен шашку и приготовился срубить любого, кто осмелится показаться на подоконнике. Но было уже поздно, из глубины спальни на него набросились сразу несколько человек, воздух осветился тучами искр от скрестившихся над головами булатных клинков. Дарган то стлался по полу, то извивался водяной змеей, то рвался на врага разъяренным барсом, он словно забыл про возраст, ощутив, что судьба всего рода Даргановых теперь находится полностью в его руках. Краем уха он слышал, что в других комнатах тоже идет бой, выстрелы там затихли, звенели только стальные клинки, закаленные особым способом. Не слышно стало ни женских визгов с детскими вскриками, ни мужских яростных
