Она работала у меня несколько месяцев в году и уезжала на свою родину в Воронеж. Говорила она на смеси украинского и русского. Пока жила в Москве, старалась не забыть родной говор: «А как же, Людмила Ивановна, а то меня в деревне потом засмеют!»
Саша начал говорить в полтора года, очень чисто. И вдруг однажды, когда я пришла домой, сказал: «Мамо, дывись, який у меня гарный шарфик!» Я испугалась, что мой сын теперь так и будет говорить, хотела отдать Сашу в ясли, но за него вступился Ваня, он заявил, что готов бросить школу и будет сидеть с братом – только не ясли! Он вообще очень трогательно относился к брату, пеленал его и даже спрашивал: «Не могу ли я считаться его папой?»
Когда Феня уезжала, к нам приходила другая няня, Капа. О ней я тоже рассказывала в спектакле «Когда мы вернемся домой». Саша ее очень полюбил, считал родной бабушкой и всю жизнь вспоминал о ней очень тепло.
Саша был совсем другой ребенок, не такой, как Ваня: очень хорошенький, вьющиеся волосы. Он пошел в детский сад, и воспитательница попросила меня его постричь: «А как же, – говорю, – маленький Ленин? Мы хотим такую же прическу!» И воспитательнице пришлось смириться.
В театре Саша был своим человеком. Я иногда возила его с собой на гастроли. Он с интересом помогал за кулисами постановщикам. На гастролях в Ярославле Саша помогал собирать и разбирать декорации, продавал программки, а в перерывах ходил с работниками постановочной части ловить рыбу на реку Которосль и как-то спросил у меня, почему так называется река. «Там растут коты», – ответила я.
Когда я пробовалась на фильм «Служебный роман», Ася Вознесенская, жена Мягкова, уговорила меня показать Сашу на роль одного из детей Новосельцева (помните, «мальчик и мальчик»?). Мы пришли с Сашей к Рязанову, но, видно, они сразу друг другу не понравились. Рязанов спросил:
– Ну, Александр, как твое отчество?
Саша не знал, что такое отчество и честно сказал:
– Не знаю.
Рязанов возмутился:
– Ты что, не знаешь, как зовут твоего папу?
Саша задумался:
– Кажется, Валерик…
– Ну хорошо. Расскажи мне какое-нибудь стихотворение.
– Я не знаю.
– Как? Ты же в детский сад ходишь? Вы же там учите стихи?
– Да.
– Так расскажи.
– Я не знаю…
По ходу разговора Рязанов все больше сердился:
– Твоя мама пишет песни! Ты что же, не знаешь никакой песни?
– Не знаю.
Тут, понимая, что разговор рушится, вступила второй режиссер Коренева, мама знаменитой актрисы.
– Ну расскажи про зайчика. Твоя мама говорила, что ты плакал, когда зайчика выстирали и повесили на прищепку.
Саша с ужасом на меня посмотрел:
– Предательница! Зачем рассказала?
Я встала.
– Извините, Эльдар Александрович. У нас, видимо, ничего не получится.
И мы вышли. Дальнейший разговор с сыном меня потряс. Он сказал:
– Мама, прости меня. У меня сердце билось в горле, вот здесь (он показал на шею), и я ничего не мог ответить. Тебя теперь тоже не возьмут в кино?
У меня подступили слезы.
– Сашенька, это я виновата, что тебя привела. Меня возьмут, не волнуйся!
Меня действительно взяли.
Саша пошел в школу имени Ромена Роллана, в ту же, что и Ваня. Ваня водил Сашу в школу, и родители других детей мне рассказывали, что они, проводив своих детей, стояли около школы и ждали, пока мимо пробегут опаздывающие Ваня и Саша, и кто-нибудь из родителей давал отмашку: «И наконец – братья Миляевы!» Зрелище было комическое: бежит высокий худой Ваня, а рядом Саша – ростом с его ногу.
Оба моих сына учились в музыкальной школе, притом у одной учительницы, Марлены Семеновны Фрадкиной, моей одноклассницы, мы даже сидели с ней за одной партой. Она была энтузиасткой, занималась с Сашей дополнительно дома, говорила, что мальчик очень талантлив, а у него действительно был абсолютный слух.
К ней ходил заниматься и Саня Фролов. Однажды, торопясь на репетицию, я нечаянно заперла в своей квартире Марлену Семеновну, своего Сашу и Саню Фролова. И им пришлось спускаться с седьмого этажа по пожарной лестнице. Но они это смело сделали! Моему сыну тогда было семь лет, а Сане – десять.
Музыкальную школу по классу фортепиано Саша не осилил, но стал заниматься с педагогом гитарой и совершенно замечательно играл.
В школе он учился трудно, мне приходилось делать с ним уроки. Он не любил заниматься. Потом признался: он думал, что в школу надо ходить не учиться, а общаться. Меня постоянно вызывали и отчитывали за его проказы. Поражала его богатая фантазия. Однажды меня вызвал директор, показал мне красную бархатную коробку из нашего дома и спросил: «Вам знакома эта коробка?» Я испугалась и ответила: «Да». Моя честность меня всегда подводила. «Тогда откройте». Я открыла. Там лежали баллончики для сифона. Я сказала, что сама давала ему деньги, чтобы они с друзьями пили газированную воду. «Вы знаете, что если бросить эти баллончики в костер, будет взрыв? Ваш сын хотел взорвать школу!» Я воскликнула: «Ай-ай-ай!», но внутренне подивилась изобретательности Саши. Уж не помню, ругала я его тогда или нет. Он тогда вообще увлекался взрывами и однажды чуть не потерял глаз.
Он и дальше удивлял своими фантазиями, и меня продолжали вызывать к директору. У него был друг, Юра Машин, очаровательный мальчик с белыми кудряшками и ангельской внешностью, но такой же отчаянный озорник, как и мой Саша. Приведу только один пример. Учительница математики Клавдия Степановна по прозванию «Клавиша», отличалась подозрительностью и однажды, когда они дежурили и вымыли все полы и доски, поставила им четверку.
– Ну Клавдия Степановна, мы так старались, поставьте пятерку!
– Нет, нет, хотите пятерку – мойте еще раз.
Все ушли, Машин и Миляев остались, собрали по школе весь мел, развели в ведре и вымыли белой водой весь пол, доску и парты. Утром разразился скандал.
– Кто это сделал?!
– Машин и Миляев, они дежурили.
– Как, Клавдия Степановна? Мы же вам сдали дежурство и ушли, вы сами нам четверку поставили.
Концов так и не нашли. Меня даже в школу не вызвали. Саша рассказал мне эту историю много лет спустя. По-моему, это готовый сюжет для «Ералаша».
Учился Саша неважно, зато в коридоре школы висел его большой портрет в костюме Кота в сапогах. Учительница французского языка Нина Петровна организовала в школе музыкальный театр. Они занимали первые места по Москве, ставили на французском языке спектакли «Магазин игрушек», «Кот в сапогах», басни Лафонтена. Я была у них режиссером, Нина Петровна, имевшая музыкальное образование, подбирала музыку и аккомпанировала. Саша играл главные роли – не потому, что он мой сын, просто он замечательно пел. Также он отвечал за постановочную часть. Красный плащ Кота я храню до сих пор.
А в Ванином классе мы поставили «Мастера и Маргариту», и Ваня играл Иешуа. Это было в десятом классе, он тогда заканчивал художественную школу.
«Традиционный сбор»
Последний спектакль, о котором мне хотелось бы рассказать в рамках ефремовского периода «Современника», – спектакль по пьесе Виктора Розова «Традиционный сбор». Пьеса простая, типично
