подтаявший снег в длинный асфальтовый каток, на котором, чертыхаясь, растягивались все, кто имел неосторожность на него ступить. В пустом читальном зале было тихо и уютно, витали запахи пыли и книг. Рита вздымала в воздух новые облака пыли из старых газет, которых у нее в этот раз имелась целая стопка и все нужно было внимательно просмотреть, пролистать, не упуская ни одной статьи. Этот город был слишком маленьким чтобы какое-то хоть сколько-нибудь из ряда вон выбивавшееся событие оставили без внимания надоедливые журналисты, которых пачками выпускал местный журфак и которых было абсолютно некуда деть в таком небольшом населенном пункте. Поэтому каждая авария, каждый несчастный случай обязательно удостаивались их внимания и хоть крошечной статьи в одной из местных газетенок.
Рита путешествовала по чужим жизням, не испытывая совершенно никаких эмоций она читала о вещах ужасных, мучительных и невыносимых, принимая их как данность. Муж спятил и зарезал свою жену, а затем троих детей, группа подростков устраивала ритуальные сожжения бомжей на пустыре у Заводского района, врач убивал своих пациентов, чтобы продавать их органы… Вот это было уже интереснее, хотя Рита и понимала, что это не то, что она ищет. Она снова откладывала одну газету за другой, и уже совсем отчаялась, когда где-то на предпоследней странице, под рекламой строительной фирмы, на самой последней газете вдруг обнаружила то, что привлекло ее внимание.
Номер медицинского учреждения и имена действующих лиц этой статьи были намерено, изменены, но Рита все-таки с трудом узнала районную детскую больницу на крошечной фотографии, она сама лежала там не раз, потому что когда-то очень часто болела. С деньгами у ее родителей тогда дела обстояли куда хуже и только потом они стали отправлять ее в санатории и лагеря на море, где ее здоровье постепенно укрепилось и приспособилось к промозглому сырому климату их городка.
Рита сидела ошарашенная, хватала пыльный прохладный воздух ртом, словно рыба, выброшенная на сушу безжалостным прибоем, и не могла поверить. Она не думала о такой версии, перебирая все возможные варианты, ей даже в голову не приходило…
Девушка ощутила какое-то странное чувство, теперь наполнявшее ее душу, какое-то жгучее и невыносимое отчаяние, словно все описанное в статье было о ней и сейчас ей пришлось вспомнить что-то страшное, зарытое в памяти поглубже, но незабываемое. Такие вещи всегда остаются рубцами на душе на всю оставшуюся жизнь.
Убедившись, что никто за ней не наблюдает, Рита незаметно засунула газету себе в сумку и поспешно отнесла все остальные, бестолковые, бесполезные, но для кого-то, наверное, такие же важные.
Она бежала как никогда в жизни к Сашиному дому, боясь опоздать, боясь, упустить его или разминуться, но времени в запасе у нее было еще много. У подъезда она без сил рухнула на лавочку, закурила дрожащими от волнения руками и подавилась дымом. Такого с ней не случалось лет с тринадцати, когда она только училась курить в затяг. Наверное, выглядела она чудовищно глупо. Но это волновало королеву меньше всего. Перед глазами плясали разрозненные слова, вырванные разумом из прочитанного ей в статье, водили хоровод, сплетались в комбинации, а она никак не могла успокоить их беспорядочный ход и собраться с мыслями. Что-то такое тяжелое, теплое и гнетущее тяготило ей душу, бывшее толи жалостью, толи любовью.
Десять лет он молчал об этом. Как это, столько лет хранить такой чудовищный секрет, жить с ним? Она никогда не подумала бы, глядя на его беззаботный всегда смех, добрую улыбку, старания в учебе, вечный оптимизм, который он распространял вокруг, веру в хорошее… Как? Как можно верить в хорошее после этого, как можно вообще во что-то верить? Она бы не смогла. Она бы сломалась, замкнулась в себе, закрылась от людей, от ненавистного гадкого мира, посмевшего так обойтись с чистой детской душой.
Рита почувствовала соленый привкус у себя на губах и поняла, что по щекам медленно ползут слезы, вместе с размазавшейся тушью. Девушка тихо выругалась и стала иступлено стирать их, рукавом своего пальто. В этот момент, очень некстати, появился Саша. Шел он один, без Миши, ведь Бельский последние несколько дней и в школе то не появлялся из-за похорон отца. Это было к лучшему, только вот Рита была немного не готова.
— Чего тебе опять нужно? — вместо приветствия спросил ее парень, без агрессии, равнодушно и это спокойствие обожгло ее хуже любых обидных слов. За ним крылось что-то страшное. Рита закончила тереть лицо и шмыгнула носом. Февральский ветер растрепал ее волосы, бросая пряди в глаза.
— Поговорить, — ответила она.
— С чего ты взяла, что я буду с тобой говорить? — хмуро поинтересовался Саша, испытующе посмотрел на нее, но Рита это выдержала, хотя теперь ей приходилось щуриться, чтобы скрыть то, как размазалась из-за слез у нее косметика. Королева совсем не выглядела идеальной сейчас, и отчего-то это совсем не волновало ее, хотя раньше она бы не позволила себе в таком виде сунуть нос на улицу и уж тем более разговаривать с кем-то из ее подданных.
Рита развернулась и быстрой походкой направилась к подъезду, потянула дверь со сломанным домофоном и только оттуда бросила, как приманку на леске:
— Я знаю твою тайну.
Саша сразу же изменился, глаза его снова стали страшными и пустыми, заблестели, как у ненормального. У Риты проскользнула мысль, что он правда может что-нибудь ей сделать, наверняка, пережитое оставило на его психике существенный отпечаток… Но поздно было отступать. Она как будто резанула ножом по коже, заставляя идти кровь, чтобы приманить голодного кровожадного хищника, который разорвет ее в клочья, если она сделает что-то не так. Теперь он будет следовать за ней по запаху, желая вонзить когти в добычу, куда бы, она не пошла. Таких острых ощущений Рите еще получать не доводилось. Она бросилась бежать вверх, на пожарную лестницу, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, спотыкаясь, отчаянно цепляясь за грязные перилла, чтобы не упасть.
— Стой! — догнал ее голос Саши, но она боялась останавливаться, боялась слушаться его, поэтому поднималась все выше.
На лестнице отвратительно пахло, ступеньки были испачканы чем-то, о чем думать лучше не стоило, стены все испещрены иероглифами непонятных символов и откровенных признаний. Так Рита долетела до последнего пролета, быстро миновала чердак и выскочила на крышу. Здесь лежали глубокие заледеневшие лужи и грязные горы черного снега. Ступать можно было только по снегу. Рита переступала через лед, направляясь к самому краю.
— Да стой ты, — в черном квадрате выхода с чердака появился Саша, — я ничего тебе не сделаю.
Как бы миролюбиво это не звучало, Рита не готова была поверить этим словам. Что-то внутри нее подсказывало, что в ее положении, доверчивость не доведет до добра. Она пробудила в нем что-то спавшее до этого, опасное и жестокое, безжалостное и на ее горе, питавшее к ней страшную пронзительную ненависть. Что помешает ему с ней расправиться?
Саша осторожно приближался к ней. Рита застыла у края, смотреть вниз ей не хотелось, потому, что она боялась высоты. Глупый, детский страх, с которым ей никак не удавалось справиться, не смотря на все свои старания. Наступило время прогнать его раз и навсегда. Или просто потерять сознание от ужаса и упасть вниз.
Рита вытащила из сумки ту самую газету, нашла нужную статью и неуверенно протянула Саше, готовясь к удару. Ничего не произошло, он взял ее из Ритиных рук и, сощурившись от яркого света серых небес, стал вглядываться в строчки. Выглядел он равнодушным и девушка начала надеяться на то, что ошиблась в своих расчётах. С чего она вообще взяла, что это именно то, что нужно было искать? Как глупо… Все это глупо. Ну зачем она в это ввязалась вообще!? Одержима была идеей узнать правду. Что теперь?
— Ты убьешь меня? — осторожно осведомилась она, но ответа на свой вопрос не получила, тогда она задала другой, волновавший ее не меньше, — это… то самое, да?
Саша очень медленно порвал страницу и бросил рваные клочки бумаги себе под ноги, в грязный талый снег. Следом полетела и сама газета. На Риту он смотреть и не думал.
«Пожалуйста, скажи нет…» — взмолилась девушка.
— Да, — холодно бросил парень.
Ветер уныло завывал где-то под ними, на чердаке. Ощущение было странным. Где-то щебетали воробьи, шуршали машины по улице внизу. Мир застыл в ожидании слов, каких-то особенно страшных слов,
