глаза.
— Нужно расслабиться и ни о чем не думать! — сказала она себе, все еще не в состоянии избавиться от страшных видений, которые даже после сна никак от нее не отступали.
— Как там у Леви? — стала вспоминать Серафима, и, вытащив подушку из-под головы, приняла позу, способствующую расслаблению.
И в тот самый миг, когда она уже собиралась мысленно убедить себя, в том, что ее рука становится горячей, Серафима услышала четкий, отчетливый голос. — ЭТО БЫЛ НЕ СОН!
— Что? — воскликнула она и открыла глаза.
— Это был не сон! — повторил тот же голос, но уже еле слышно, откуда-то издалека.
У Серафимы снова заколотилось сердце.
— Господи, да что же это? Что со мной происходит?
И тут, в голове ее промелькнула мысль. — А ведь это и впрямь был не сон, ибо все события, которые ей привиделись, были выстроены в четкий, последовательный логический ряд.
— Господи! — Серафима резко вскочила на ноги, а потом села на кровать и взялась руками за голову, пытаясь вспомнить с чего начал сниться ей этот так называемый 'не сон'.
— Был фуршет у папы в офисе! Вот! И к Машке приставал немец, как же его? — Эрвин Линденберг!
Серафима стала вспоминать, как он выглядел. К ее удивлению, образ незнакомца, о котором она впервые узнала в своем страшном сне, тут же четко нарисовался перед ее взором.
— А потом Косова Ирина Валерьевна спрашивала о нем у Машки.
— Так! Так! Косова! Господи!!! Если мне дают намек на то, что это правда, нужно, прежде всего узнать существует ли на самом деле этот Линденберг! Спросить у Машки? — Нет, это может ее насторожить. А почему, что тут такого? Ведь, согласно сну, немец никак не завязан с последующими событиями, которые привели к смерти папы. Но, Машка все равно захочет узнать, почему она, Серафима, об этом спрашивает, от нее уж точно не отвертишься.
— Машка! — Серафима, с полной ясностью в голове, вообразив, что это правда, почувствовала, что ее кинуло в холодный пот. Да, нет! Бред какой-то! Этого просто не может быть! Машка никогда бы этого не сделала! — тут же засомневалась она, ибо проскользнувший на миг здравый смысл, отрезвил ее возбужденный рассудок.
— Машка моя подруга, моя единственная, близкая подруга, остальные не в счет! Не могла она меня так предать! Все это глупости! ГЛУПОСТИ!
— А как же этот голос, который прозвучал наяву? — Серафима, непроизвольно, снова начала рассуждать.
— Если только этот Линденберг существует на самом деле?! У кого о нем узнать? У Юрия Платоновича? — Можно и у него. Нет! Лучше у Косовой. Да, пожалуй, лучше у Косовой! Позвонить ей?
Серафима взглянула на часы. Пять часов десять минут. Звонить рано. Она снова легла. Ее нервно знобило, и она свернулась калачиком под одеялом.
— Ни о чем не буду думать, пока не узнаю про Линденберга! — сказала она себе, пытаясь отогнать навязчивые видения, и до половины восьмого промучилась в ожидании.
… Анна Сергеевна только что проснулась, когда в ее комнату заглянула Серафима.
— Доброе утро мама.
— Доброе утро, милая, что случилось?
— У тебя есть домашний телефон Косовой Ирины Валерьевны?
— Есть, а что?
— Дай мне.
— Ты хочешь ей позвонить? Зачем?
— Надо, мам!
— Симочка, детка, нужно начинать успокаиваться…
— Я не хочу успокаиваться, и ты об этом прекрасно знаешь! — Резко перебила ее и без того взвинченная Серафима.
— Но Сима! Ты не должна безосновательно подвергать человека подозрениям, и тем более звонить ей!
— Мам, ты что? Ты не так меня поняла! Я просто хочу спросить ее кое о чем!
— О чем?
— Мам, ну, какая разница! Слишком долго рассказывать!
— Сима, не делай глупостей, я прошу тебя, охолонись!
— Мама, милая, я обещаю тебе, что нисколько не обижу Ирину Валерьевну! Честное слово! — Серафима чмокнула Анну Сергеевну в щеку.
— Давай телефон.
— Алло, Ирина Валерьевна, доброе утро! Это Серафима
Голубева Вас беспокоит.
— Да, я слушаю.
— Ирина Валерьевна, скажите среди немцев, которые приезжали к вам был некий Эрвин Линденберг?
— Конечно! — ответила Косова, заставив Серафиму похолодеть и опуститься в стоящее рядом кресло.
— А как он выглядел?
Ирина Валерьевна описала внешность незнакомца, которая точно совпадала с образом человека, приснившегося Серафиме.
— Спасибо, Ирина Валерьевна, и, пожалуйста, извините за ранний звонок.
— Ничего страшного, я уже встала.
— Ах, да, Ирина Валерьевна, передайте Путилову, что я пока не выйду на работу. Все еще никак не могу расквитаться со своей юридической конторой. — Солгала она, понимая, что теперь ей совсем не до работы. — До свидания!
— До свидания, Серафима!
— Что с тобой? — спросила Анна Сергеевна, которая тайно подслушивала разговор дочери с секретаршей, и сейчас словно приведение, бесшумно выросла в дверном проеме.
— Ты такая бледная, Симочка, что случилось?
Серафиме хотелось кричать, ее сердце разрывалось на части!
— Это правда! — стонало оно. — Это правда! Но почему Машка? Зачем она это сделала?
— Что же делать? Что теперь делать?
Она посмотрела на Анну Сергеевну.
— Рассказать обо всем маме?
— Глупости! Она не поверит, начнет утешать, или вообще подумает, что у меня 'съехала крыша'.
И тут ей пришла в голову мысль, что так подумают все, кому она захочет рассказать о своем сне!
— А кому рассказать? Вернее, кому надо рассказать? Или, или…
сама? А, что она может сделать сама? Надо обо всем
подумать! Надо хорошенько подумать!
Серафима взглянула на Анну Сергеевну.
— Не беспокойся, мама, все нормально. А бледная я потому, что плохо сегодня спала.
…Сначала она подумала, что сама пойдет к Марии и на ее глазах достанет пистолет, который та спрятала на антресоли, а потом, прижав ее к стенке, заставит пойти в милицию и во всем признаться.
Но, где гарантия, что пистолет до сих пор лежит там? Маша вообще давно уже могла вынести его из квартиры, или перепрятать в какое-нибудь более надежное место. Может, тогда рассказать ей о том, 'как все было' и посмотреть на ее реакцию? Но, что это даст? Доказать-то Серафима все равно ничего не сможет!
