– Слышал, что говорили стражники? – спросил я, стараясь не повышать голос сильнее необходимого, а потому тщательно выбирая паузы, во время которых гул городских улиц становился немного тише.
– А они что-то сказали? – рассеянно нахмурился мой спутник.
– Да. Назвали нас с тобой непростыми.
Натти оглянулся на ворота, от которых мы уже удалились на слишком большое расстояние, чтобы можно было ясно различить выражения лиц городских привратников.
– С чего это?
– Потому что не заметили при нас оружия.
Рыжий тут же поспешил нащупать рукоять ножа и убедиться, что он никуда не делся.
– Ты так не шути! Я уж думал, мою ногтечистку кто стянул.
Он или придуривался, или в самом деле не понял, о чем идет речь.
– Ты бывал здесь раньше?
– Да заходил как-то.
– Это спокойный город?
Вопрос прозвучал глупо, но на него ответили со всей серьезностью:
– Как и наш Дол. Ты его трогать не будешь, и он на тебя не кинется.
Хм. А ведь я собирался именно что потрогать. Легонько-легонько. Только не знаю пока, за какое место.
В любом другом городе я бы сразу пошел в Наблюдательный дом, показал свой знак и потребовал содействия. Может быть, грубо, может быть, улещивая. Неважно. Но если бы мне и отказали, то не впрямую, а отговариваясь нехваткой времени, тупостью бездельничающих служек и прочими причинами, по которым обычно не можешь добиться от дарственников необходимых сведений. А что делать здесь? Вольный город не знает Цепей и, скорее всего, посмотрит на моего жука не менее косо, чем на какое- нибудь Звено, даже самого драгоценного металла. Все, что я могу сделать, это попросить. Кого-то.
– Кто здесь всем заправляет? Знаешь? Или главного вовсе нет?
Натти задумчиво посмотрел на уходящие вверх стены домов, тисками сжимавших улицу.
– Как не быть. Всюду есть главный.
Это радует. Но ничего не объясняет.
– А где его искать?
– Так в управе, где ж еще, – бесхитростно ответил мой помощник и уверенно свернул на ближайшем перекрестке направо.
Управа располагалась вовсе не там, где положено находиться главному городскому дому в добропорядочных городах. То есть не на площади, а в лабиринте переулков. Впрочем, удивляться не пришлось: самая большая и единственная площадь Грента была запружена торговым людом, разворачивающим свои временные лавки и, разумеется, не заботящимся о тишине. А вот чуть подальше, там, где улочки становились совсем узкими, царил благословенный сонный покой, и в такой обстановке вершить управные дела, несомненно, было намного удобнее.
Охранники не встретились нам ни при входной двери, ни при внутренних, и результат увиденного снова поставил меня перед нелегким выбором из двух вариантов. Либо здешний люд благочестив настолько, что нет никакой нужды защищаться от возможных дурных помыслов и умыслов, либо охранять нечего и некого. Первое утверждение отметалось сразу, ибо там, где много оружия, никогда не бывает долгого мира, а второе приводило к неприятному выводу: я не найду здесь того, кто мне нужен. Но попробовать все равно стоило.
Первый встреченный в управе человек оказался невзрачным и ничтожным, как и любое существо, обреченное жить среди бумаг, но изо всех сил делал вид, будто если и не самая важная здесь птица, то далеко не последняя. По крайней мере, выдержал минутную паузу после того, как мы вошли в дверь, и только потом поднял глаза от убористого текста на негнущемся листе бумаги.
– Чем могу служить?
– А чем сможете? – переспросил Натти, введя тем самым служку в некоторое оцепенение.
– Я лишь веду записи о… – начал было оправдываться тот, но вовремя спохватился: – Что вам угодно?
Я поспешил ответить сам, пока мой спутник не усугубил положение:
– Определенные сведения.
На меня посмотрели хорошо знакомым мне взглядом, не вопрошающим, а напоминающим, что для осуществления каждого действия нужно свое право. Я раздвинул складки накидки, любезно одолженной Натти, и показал глянцевую спинку жука:
– Моим заботам вверен Блаженный Дол.
Служка кивнул, показывая, что принял во внимание мои регалии. Впрочем, почтения в его поведении не прибавилось ни на каплю, и я невольно пожалел, что не позволил рыжему выдать на свет божий еще пару каверзных фраз.
– А для того чтобы мои усилия не оказались зряшными, мне нужно кое-что знать.
Конечно, проще всего было сразу завести разговор о деньгах, но человек, едва виднеющийся из-за стола, заваленного бумагами, явно мог стать всего лишь посредником в переговорах с кем-то по- настоящему сведущим, а мне было жаль терять время. Да и платить лишние деньги тоже не хотелось. Хотя…
Мой запрос мог быть успешно исполнен и мелкой сошкой, главное, чтобы она имела доступ к нужным бумагам. Так будет и проще и быстрее.
– И что же именно вам нужно?
– Немногое. Цены.
Маленькие глазки служки сузились еще больше:
– Цены?
– Да. Сколько в среднем платили за какой товар в прошлые вёсны. Скажем, за пять прошедших лет. Не думаю, что это дарственная тайна.
Мой собеседник тоже так не думал. Зато по его лицу явственно читалось, что мысли, посетившие лысую голову, звенят монетами. Теми, что можно потребовать с меня.
– Разумеется, не тайна. Более того, вам, как человеку дарственному, предъявившему неоспоримые доказательства своего положения и… Но вы, конечно, понимаете, что это займет время?
– Понимаю.
– И мне придется отставить в сторону многие другие занятия, в том числе те, за которых платят жалованье…
– Скорее всего.
– И вы конечно же понимаете, что мне бы не хотелось терять даже часть моих доходов?
Не люблю долгие хождения вокруг да около. Наверное, потому, что слишком часто наблюдал их в исполнении Атьена Ирриги. Вот кто был настоящим мастером, ухитряющимся выбить из провинившегося наибольшую возможную плату, даже не произнеся ни разу слово «деньги» или что-то подобное! А этот… Так, всего лишь начинающий вымогатель. Хотя в его возрасте уже следовало бы заканчивать бурную деятельность.
– Сколько?
Служка посмотрел на меня выразительнее прежнего:
– Ну вы же понимаете…
Понимал я только одно. Что монеты из меня все равно вытянут. И ровно в том количестве, которое угодно исполнителю моей просьбы, а не мне. Получить скидку помогло бы применение силы или иной способ пригрозить, но то, что на служку знак Смотрителя не произвел должного впечатления, заранее делало бессмысленным любое упоминание о чинах и званиях. А пытаться брать вымогателя за грудки было опасно: вдруг у него под столом взведенный арбалет?
– Сколько?
Он помолчал, поглаживая пальцами лоснящуюся кожаную обивку столешницы.
– Через два дня. Приходите сюда же, будем говорить о цене.
Два дня? Что ж, срок вполне реальный. Даже если заниматься тщательным выведением каждой
