буковки в названиях товаров. И пожалуй, я могу себе позволить назначенное время ожидания. Но поскольку служка вполне способен передумать, бездельничать из этих двух дней не придется ни одного лишнего часа.
– Я приду.
Я не старался вложить в голос даже намек на угрозу, однако от двух коротких слов служка вздрогнул и предпочел снова уткнуться в бумаги, а не провожать меня взглядом. Натти громко хмыкнул, но начинать разговор в стенах городской управы показалось мне не слишком разумным поступком, и пришлось молча добираться до улицы. Зато как только мы ступили на отполированные многочисленными шагами камни мостовой, я повернулся к своему помощнику и сурово спросил:
– Что на этот раз?
Рыжий растянул рот в улыбке:
– Да все то же. Зачем людей пугаешь почем зря?
– И как же я напугал этого слизняка?
– Тебе лучше знать как. Только он, бедный, аж затрясся весь, когда ты прийти пообещал.
– Я не угрожал.
– Ему-то? Нет. Но угроза была будь здоров какая! Он и подумал, что ему предназначалась. Ну ошибся, с кем не бывает?
– Угроза?
Он почесал перебитый нос, правда, больше не ухмыляясь, а словно озаботившись происходящим.
– Ну или приказ. Строгий такой, чтобы ослушаться нельзя было.
Слова Натти, при всей их странности, почему-то не казались неуместными, будто мой помощник говорил о том, что существует на самом деле, прямо у меня под носом, а я все никак не могу разглядеть. Но ждать, пока взор прояснится самостоятельно, времени нет, стало быть, нужно получать ответы сразу же по поступлении вопросов.
– И кому я приказывал?
– Да себе, кому ж еще? – не беря ни мгновения на раздумье, сказал рыжий.
Себе? Но зачем? Неужели потому, что не могу действовать свободно? Или потому, что не очень-то хочу действовать?
– Ты себя словно подстегнул, вот на что это похоже, – продолжил свои рассуждения Натти.
Бож милостивый, насколько же глупо я себя веду, если простодушный деревенщина, знающий меня без году день, углядел всю мою беду сразу и целиком?
– Как будто тебе надо, чтобы задачки все время кто-то задавал, иначе…
– Иначе?
Рыжий смешливо сощурился:
– Будешь на месте стоять и ждать.
– Чего?
– Приказа какого-нибудь. Да ты не переживай, все наладится, только привыкнуть нужно!
А вот ободрял он вполне искренне. Даже с каким-то необъяснимым нажимом, напоминающим тот самый пресловутый «приказ», в котором я, по его словам, все время нуждаюсь. Что ж, мой помощник быстро догадался, за какие ниточки нужно дергать. Весь вопрос в том, оставит ли сие знание в тайне или растреплет на весь Дол, а то и дальше. И если не удержит язык за зубами, то мне нужно постараться изо всех сил и поскорее утвердить над собой власть лишь одного-единственного командира. Себя самого.
Впрочем, гораздо хуже другое. Если я нечаянно напугал служку, то никаких достоверных сведений мне не достанется. В самом лучшем случае получу отписку, а в худшем… Это ведь вольный город. И убийцы в нем наверняка вольные. Так, может, убраться прочь, пока не поздно? Или все же проверить догадку рыжего?
– Два дня у нас есть. Будем ждать.
– Ну вот, опять себе приказываешь! – хохотнул Натти. – Дни днями, а только если ничего и не получится, как ты задумал, то небо на землю не упадет. От одной бездоходной ярмарки Дол не обеднеет.
Знаю. Но если меня поставили на этом рубеже, я должен его удержать. Любой ценой. Иначе буду недостоин права приказывать даже самому себе. К тому же есть идея, на что потратить время вынужденного ожидания.
– Как думаешь, уже многие купцы съехались в Грент к предстоящим торгам?
– Да уж больше половины. Не все же так близко, как наши, дольинские, живут.
– И они поселились в местных гостевых домах?
– Кто побогаче, тот себе здесь свои дома давно прикупил, – заметил рыжий. – А прочие… Те да, наемным жильем пользуются.
Вот и возможность. Осталось лишь правильно выбрать гостевой дом и прислушаться к разговорам, которые в изобилии ведутся во дворах, в коридорах и за трактирными столами: глядишь, что-то и разузнаешь.
– И где тут самые лучшие места?
– Поближе к главной площади. Только они все уж заняты давно.
Наверняка. Впрочем, попытаться все равно нужно.
– Пойдем посмотрим. Вдруг повезет?
Натти пожал плечами, как будто не верил в удачу вообще и в нашу общую в частности, но возражать не стал, и мы отправились обратно, туда, где гомонила толпа торгового люда. По мере приближения к площади и улица становилась шире, и прохожие стали попадаться чаще, причем явно из местных жителей, потому что мужчины были одеты соответственно погоде и даже чуть легче, чем требовалось, а женщины напомнили о столице своими юбками, на ладонь не доходящими до камней мостовой. Тем удивительнее было заметить в полусотне шагов впереди девицу, одетую примерно так же, как мои дольинские знакомицы. Разве что ее кафтан был еще длиннее, почти до середины голени, и широкий плетеный пояс обвивался не вокруг талии, а несколько ниже, придавая каждому движению нешироких бедер большую отчетливость. Весьма приятную для наблюдения, кстати. Но едва я приноровился не упускать из виду нижнюю часть незнакомки, девица, словно почувствовав мой взгляд, остановилась, обернулась и холодно поинтересовалась:
– Зачем вы меня преследуете?
Ее голос прозвучал так строго, что захотелось начать оправдываться, однако вопрос предназначался вовсе не мне, а другому мужчине, который находился гораздо ближе и сейчас тоже стоял на месте, не отрывая взгляда от женских прелестей.
Хотя на предвзятый вкус прелести были все же довольно скромными. Девичьими. Полушария грудей, обтянутые кафтаном, плотно застегнутым до самого подбородка, были хорошо заметны, но казались еще не созревшими до той спелости, что обычно притягивает к себе мужскую ладонь. При этом гибкая фигура отнюдь не производила впечатление тонкой и хрупкой, скорее указывая на то, что девица слегка задержалась в том возрасте, когда различия между подростками еще малозаметны. Зато лицо говорило об обратном. Серьезное, совсем взрослое и какое-то отрешенное: даже прямо глядя на мужчину, которого пыталась отчитывать, незнакомка словно смотрела сквозь него в некую недостижимую для других даль, и резковатые черты, обрамленные капюшоном, оставались безмятежно-бесстрастными, несмотря на явное неудовольствие в ее голосе.
Или отменно владеет собой, или принадлежит к той редкой разновидности людей, что заслуживают прозвания «эрте». Впрочем, сия возвышенность над толпой почему-то не вызывала у окружающих чувства благостного смирения. По меньшей мере у одного из них.
– А то ты не догадываешься? – ухмыльнулся мужчина.
Вернее, я, поскольку видел только его спину, мог предположить, что он именно ухмыляется, уж больно приторным и в то же время напряженным тоном был произнесен вопрос, который вряд ли требовал ответа.
– Вы выбрали не тот предмет для своего интереса.
– А мне думается, тот самый!
Он сделал шаг, приближаясь к девице на расстояние вытянутой руки.
