только одно: где прячутся остальные, сколько их и каков маршрут продвижения. При этом думая лишь о том, как изобрести наиболее жуткую, мученическую смерть для пленного. Да еще сделать это так, чтобы казнь или последствия казни увидели остальные зроаки и кречи. Какие могут быть с ними беседы и разговоры? Иного не дано!
Я задумался, глядя на раскрасневшегося старикана, а потом неожиданно спросил:
– Зроаки едят друг друга?
Патриарх как-то странно сник, лицо его, и так изборожденное морщинами, скривилось, и ответ оказался вполне ожидаем:
– Ну, считается, что едят.
У меня перед глазами так и стояло мое короткое пребывание в плену, но сейчас распространяться на эту тему мне не следовало. Но я-то ведь четко знал и видел, что своих соплеменников эти подлые людоеды не едят, а кречи питаются только кашами, корнеплодами, некоторыми видами фруктов и грибами. Кстати, съедая при этом на удивление мало, по сравнению со своим весом и расходом энергии для полетов. Об этом меня еще товарищи по плену проинформировали, пока мы ждали своей участи в тюремной камере замка Дефосс.
Но если уж трехщитный, проживший столько лет в соседнем с Гадуни государстве, на эту тему конкретно ответить не может, то дело из рук вон плохо.
Естественно, рассуждения что воинов, что полководцев понять можно: «Только уничтожать! И чем больше, тем лучше!» Чем враг питается, какие картины любит и выращивает ли цветы на приусадебном участке – никого не волнует. Наоборот, того, кто начнет подобными нюансами интересоваться, посчитают полным дебилом и опасным для общества демагогом. Но ведь интересоваться-то надо!
Следующий вопрос тоже оказался для дедули неожиданным:
– Что проповедовали и к чему призывали в твоем сгоревшем монастыре? – Седые брови встали домиком, и мне пришлось уточнить: – Какую идейную политику, моральные устои или призывы к какому божеству вы с братьями собираетесь оглашать с амвона или алтаря древнего монастыря в Грохве? Если отстроите его.
– Я ведь тебе говорил: мы славим культ продолжения рода, – явно обиделся патриарх. – Странно, что ты не знаешь.
На что я пожал плечами и смиренно напомнил:
– Так мы ведь отсталые и далекие от всего виноградари.
– Ага-ага! Виноградарь ты наш безграмотный, – стал строже голос трехщитного. – Расскажи кому другому! Десяток бы таких, как ты, с виноградников согнать сюда, война бы давно в нашу пользу закончилась.
– И все-таки? – не давал я ему сойти с темы.
Дед подвигал грозно зрачками, но ответил степенно и с достоинством:
– Каждый человек обязан знать всех своих предков до двадцатого колена. И эта информация очень важна при составлении браков, поиске странных болезней и врачебных исследований наследственности. И любой человек, дающий нам о себе данные, имеет право просить информацию как по своему роду, так и по истории рода своего партнера в супружестве.
– Об этом я знал, – успокоил я собеседника. – Просто хотел от тебя услышать полную и верную формулировку. Но теперь подумай: если у вас в монастыре информация будет перепутана или вообще какая-то будет отсутствовать, сможете вы давать консультации своим прихожанам?
– Нет, конечно! И на новом месте, ориентируясь на окружающие нас поселки, мы сможем полноценно возобновить нашу непосредственную деятельность только лет через десять, не раньше.
– Вот! Тогда почему вы так мало знаете про главного врага всех людей? Ведь как раз из разрозненных мелочей и воссоздается картина общего бытия. Например: вдруг окажется, что запах ромашки вызывает у зроаков расстройство желудка.
– Э-э-э?
– Повторяю: это лишь пример, и бедный цветок ни в чем не виноват. Потом выяснится, что пыльца черешни провоцирует у людоедов сильный чих. – (Ястреб слушал меня со всевозрастающим интересом.) – А потом мы узнаем, что в ночь с резким морозом внутренности людоедов теряют вязкость соединительных тканей желудка с остальным телом. Что мы имеем в результате комплексного подхода к решению проблемы и накопления тотальных знаний? А вот что: в нужную ночь мы варим ромашку и по ветру пускаем запах на лагерь противника. Наступает преддверие жуткого поноса. С тем же ветром следом отправляем пыльцу черешни. Она заставляет людоедов надсадно чихать. Ну и к утру падает заморозок. Итог: все враги поголовно в надсадном чихе рвут себе желудки, забродившая пища попадает в раны, и через три дня можно смело отправляться в тот лагерь с лопатами, закапывать зловонные, раздувшиеся трупы.
Патриарх дергался от услышанного и чесал затылок так, что казалось, последние волосы выпадут. Так его проняло моими примерами.
Немного подумав, я еще припомнил такой важный момент, как ведущаяся сейчас местными богами – или как их там, шуйвами? – тотальная чистка всех иномирцев. А кто такие зроаки и кречи, как не выходцы из иного мира? Но вот в каком именно месте и как подействует смерть на кречей, если их сейчас же попробовать доставить в Рушатрон? Делались ли такие попытки раньше? А если и да, то почему бы не попробовать снова?
Поэтому я добавил, пока слушатель внимал каждому моему слову:
– По преданиям моего рода, иногда в зоне вокруг столицы Моррейди шуйвы уничтожают всех выходцев из иных миров. Надо это немедленно проверить. И обязательно в пути следить за здоровьем пленников, особенно на периметре названного мною расстояния. Меня здесь не будет, так что придется, уважаемый Ястреб, довести это дело до конца самому. По крайней мере, убедить остальных и организовать перемещение этой троицы копытной нечисти твоего авторитета хватит.
Подобные откровения и неожиданные выводы, а также последнее задание умнейшего, многоопытного обладателя Трех щитов поразили до глубины души. Причем саму систему обобщений и смысл полного, скрупулезного, пусть даже не всегда сознательного, накопления информации он признал правильным сразу и бесповоротно. Вот только некоторое время еще требовалось его сознанию, чтобы окончательно разбить навеваемые веками стереотипы: «Враг должен быть в первую очередь убит! И только потом следует идти… убивать нового врага!»
Пока он на меня смотрел не моргая, я записывал перечень дальнейших вопросов для кречей и бормотал:
– Понятное дело, может, в имперской разведке Моррейди, а то и Леснавского царства все ныне добываемые нами сведения уже собраны. Скорее всего, там даже и про «запах ромашки и пыльцу черешни» знают. А вот про какую-нибудь мелочь типа ночного мороза и иной анатомии не догадываются. А может, кто-то один догадывается, но не обменялся полной информацией с остальными разведками. И что мы имеем вследствие подобной несогласованности? Только одно: людоедство процветает и трагические похищения детей не прекращаются. Ладно, вот новые вопросы. Добавите с братьями уже сами остальные по этой же теме.
И я, сорвавшись с места, помчался к другому биваку, где слишком долго застрял мой товарищ. Похоже, выслушивал нечто новое и интересное.
В то же время движение по лагерю продолжалось более чем интенсивное. Все поголовно не переставая обсуждали ночной налет кречей, уважительно следили за нашими перебежками и, явно облизываясь, посматривали на наши тяжеловесные пики. Но все имели при себе оружие со щитами в обязательном порядке. Прекрасно зная, как ведут себя сатиры после гибели своих соплеменников, я к обеденному времени ожидал вполне возможного «налета мести», на который кипящая злостью парочка зловонных разведчиков вполне могла решиться. Да и что им станется, если они с огромной высоты просто будут швырять горстями мелкие камни? При большом скоплении народа в одном месте и такие действия могут доставить немалые неприятности, а то и бессмысленную гибель. Поэтому другим приказал и самому пришлось таскаться с тяжеленной доской с места на место.
К слову сказать, любому мужчине не возбранялось подходить к местам допроса и внимательно слушать каждое слово. Но вот показывать свои эмоции при этом, шуметь или обсуждать услышанное, а тем более вмешиваться словом я запретил сразу и категорически. И все отнеслись к этому с полным пониманием.
