Маршрут движения к законсервированной в стазисе базе выгравирован на поверхности корпуса. По прибытии на место установить корпус на основание с разъемами. После чего я уже сам продолжу дальнейший инструктаж. Торопись, человек! Жизнь твоих друзей и пегаса зависит от твоей расторопности и исполнительности!»
После этого «Советник» еще что-то пискнул, каркнул и… затих окончательно.
Так что выраженные вслух нехорошие ругательства он наверняка уже не услышал. Зато их услышал аккуратно выглянувший из-за поворота тоннеля Крафа:
– Эй, союзник, разве можно так с самого утра ругаться? Уж на что я неограниченной властью развращен, и то себе такого не позволяю… часто.
Совершенно не спавший, раздраженный Дмитрий уставился на Гегемона, который выглядел отдохнувшим и свеженьким как огурчик.
– Как можно? – переспросил с ехидцей. – А это все от снов зависит!..
– Ой! Неужто опять нечто страшно приснилось? – посочувствовал обеспокоенный Крафа, подходя ближе и усаживаясь на покрытой мхом глыбе. – И опять, небось, планы у нас меняются, а? Вот не говори ничего, а я сам попробую догадаться. Хорошо?
Не слишком задумываясь о конкретике предложения, а интенсивно прикидывая, как, что делать, куда спешить, граф пробормотал:
– Ну-ну, попробуй. Наверняка в роли цыганки подрабатывать приходилось.
– Вот и не угадал. Это у меня все оракулы и великие пророки моих миров обучаются и проходят стажировку! – с пафосом похвастался трибун и без проволочек перешел непосредственно к самому процессу гадания: – Итак! Планы у нас поменялись – спора нет. И пойдем мы… Вначале мы пойдем… – Он старался смотреть прямо в глаза своего временного союзника. – Пойдем мы вначале… к алтарю! А! Угадал! Потом мы… хм! Надо же! Потом мы, оказывается, этот алтарь сковырнем. А затем… Да что за напасть такая тебе снится?! Зачем нам камни из колодца наверх поднимать? О-ох! Ладно, не смотри на меня так. Гадаю дальше. Из колодца мы, думаешь, воду доставать будем? Фигушки! Какой-то корпус препротивной машины. О! Это еще интересней: оказывается, это не машина, а действительно советник! Да, да! Не сомневайся! И пожалуйста, не смотри на меня так, мне страшно почему-то становится. Вот так, правильно, хоть иногда смаргивай. И что мы там гадаем дальше? Ага! А дальше ты, как ишак, собираешься этого «Советника» волочь… волочь… Куда бы ты подумал? Я бы тоже решил, что в пустыню поближе к створу! Так ведь нет! Ты собираешься эту железяку переть чуть ли не к геометрическому центру планеты! Ужас! Не ожидал от тебя, честное слово не ожидал!..
К концу этого монолога Крафа внешне выглядел и в самом деле испуганным, невероятно обеспокоенным за психическое состояние своего недавнего товарища по плену. А тот и в самом деле сидел, словно пропаренный рак: красный, только что пар с ушей не валил. Впервые в своей жизни Дмитрий Петрович Светозаров был в полушаге от того, чтобы бесповоротно поверить в умение гадать и предвидеть будущее.
И только какие-то крохи сознания, здравого смысла, умения анализировать обстановку и магические способности позволили рассмотреть у подлого Крафы ауру, густые зеленые оттенки которой в данный момент тщательно закрывали неестественные желтые цвета сочувствия, оранжевые – жалости и синие – скорби. Тогда как зеленый оттенок означал еле сдерживаемый восторг, буйное веселье и дикую радость. То есть враг всеми силами старался не расхохотаться. Ну, может, и не расхохотаться, но совершить нечто подобное. Да с другой стороны, представив на мгновение, как он смотрится, Дмитрий и сам чуть не расхохотался.
Но понимание и правильная оценка ситуации стали превалировать в сознании.
– Слышь, пиявка рабовладельческого строя, ты что, подслушивал?
Больше Крафа сдерживаться не смог. Начав заливисто хохотать, он сполз с валуна, завалился на бок и трясся в судорогах нервного смеха минут пять. Глядя на такое состояние голого и довольно грязного человека, становилось страшно рядом с ним находиться. Хотя глупая улыбка от уха до уха все-таки лицо графа украсила. И когда вытирающий слезы Гегемон опять стал карабкаться на валун, к нему вновь последовал тот же вопрос, но в несколько иной интерпретации:
– И как давно ты подслушивал?
– Ох! – только по истечении еще одной минуты смог отвечать Крафа. – Ну ты, внучок, и артист! Ну ты и повеселил дедушку. Спасибо! Поэтому запираться не стану, отвечу честно: ни минуты не спал. И каждое слово ваше слышал. А чтобы меня не засекли, поставил глухой ментальный щит и дал вокруг себя фон глубокого сна. Но… – Опять на него накатил приступ смеха. – Как ты забавно смотрелся во время моего гадания, как смотрелся!.. Все! Кидаю все миры напрочь, иду в оракулы. Оно того стоит. Вот где жизнь счастливая: на дураков, которые с квадратными глазами и с отвисшей челюстью, любоваться. Ха-ха- ха!..
Светозаров не знал, что ему делать: то ли обидеться, то ли рассвирепеть, то ли наброситься на врага с кулаками или обидными словами, то ли просто рассмеяться. Последнее, как он знал из собственного личного опыта, самое предпочтительное. Если и сам над собой посмеешься, то никто тебе в упрек не поставит косность, тупость и снобизм. Да и ситуация получилась в самом деле комичная. А тот, кто ее создал своим розыгрышем, ничего скрывать, подличать или перекручивать не стал. Сразу во всем признался и не пытался воспользоваться своими знаниями в темных целях. А ведь мог бы! Да что там мог: учитывая мрачную репутацию угнетателя миров, просто обязан был использовать подслушанную информацию в собственных интересах!
И опять такое утверждение повлекло за собой странную мысль.
«Вдруг он уже использовал? – пришлось себя же самому и осаживать. – Что-то я совсем в параноика превратился. То ли отсутствие одежды сказывается, то ли спиртного не хватает?.. Грибов, что ли, покурить? Или лишайника щепотку нюхнуть?»
И чтобы хоть малость избавиться от такой тошнотворной подозрительности и неприятных переживаний, стал рассуждать:
– Эх, дедуля, уже песок с тебя сыпется, а все шутишь, как юнец. Но мне вот интересно, чего это ты признался в плохом поступке? Ведь подслушивать ой как нехорошо!
– Чего признался? – Трибун со вздохом стал серьезнеть на глазах. – А ты попробуй угадай с трех попыток.
– Честным хочешь прикинуться?
– Нет смысла прикидываться. По умолчанию могу позволить себе не лгать, что и делаю последние полторы тысячи лет.
– Хочешь меня обмануть?
– Скорее, наоборот.
– Задумал очередную подлость?
– М-да! Попытки кончились, кандидат тест на сообразительность не прошел, – скорбно констатировал Крафа и начал объяснять: – Не стал ничего от тебя скрывать хотя бы по той причине, что мы с тобой сейчас союзники и сидим в одной лодке. Мало того, как только что выяснилось, плывем мы не по реке, берегов которой не видим в ночи, а по несущемуся в пропасть безбрежному океану. Это если попытаться найти аналогии нашей действительности. Потому что подслушанный мною разговор иного нормального человека не на смех бы и шутки пробил, а заставил бы от страха непроизвольно опустошить кишечник.
– О как! А может, ты, дедуля, и облегчиться успел? – Только граф одно слово заменил довольно-таки вульгарным.
На что союзник только печально покачал головой:
– Никакого уважения к трибуну. Ну да ладно, я то уже всего навидался и во всем стараюсь отыскать нечто веселое и оптимистическое, а сейчас вот на твою реакцию посмотрю, когда ты самое страшное узнаешь. Только если приспичит тебе «облегчаться», забеги хоть за угол, что ли.
– Ладно, эстет! Чем ты там пугать собрался? Приступай! А то нам еще с этим «Советником» на горбу невесть куда корячиться.
Светозаров хотел бы и сам посмеяться, но вот растущее напряжение в ауре врага его и настораживало, и озадачивало. Кажется, тот и в самом деле ощущал некую страшную, скорее всего, смертельную угрозу от происходящих событий и затерявшегося в окружающем пространстве зла. А уж если Гегемон со своим
