— Неизвестный доброжелатель сообщает, что завтра в порт Сарнолла прибудет корабль с чернокнижником на борту и тот начнет поиски беглецов. И еще… в письме содержится намек, что, по всей видимости, этому черному даны чрезвычайные полномочия.
Кана подняла голову от настойки, которую добавляла в питье раненому, и ее чудные зеленые глаза тревожно блеснули.
— Это означает — полная свобода действий и безнаказанность?
Пожилая волшебница с кислой физиономией кивнула.
— Куда Зееландия катится… пойду-ка я подумаю малость, — и ушла к своему креслу-качалке.
Изнывающая от тоски и тревоги Линн металась по своей комнате, словно зверь в клетке. Даже давно спящая на подушке Синди подняла голову с весьма сонным выражением на мордашке и осуждающе посмотрела на хозяйку.
— Хоть ты молчи? — огрызнулась на нее девушка и продолжила свои хождения из угла в угол.
Дрорда совсем по-человечески вздохнула и снова сунула голову под крыло. Вот уж кому ни забот ни хлопот — слопала лягушку, полетала да знай себе дрыхнет, бессовестная…
В конце концов Линн сумела успокоиться и рассуждать более-менее здраво. Если уж обе волшебницы ничего не придумают, то в одиночку ей против ужасного некроманта нечего и рыпаться. Удирать бесполезно — Кана весьма доходчиво объяснила, что от заклинания след свой без магии не спрячешь. Отдать все? Но от одной только мысли, что придется расстаться с реликвиями Морских ярлов, девушку взяла такая злость, что она едва перевела дыхание.
— Думай, думай! — тихо воскликнула она, сев на краешек кровати.
Затем полулегла, почесывая нос, поразмышляла некоторое время и, вспомнив, что лежа думается лучше всего — как объяснила эльфийка, из-за лучшего снабжения мозга кровью, — улеглась рядом с сонно заворочавшейся Синди.
Зашедшая через несколько ангов Марена застала малышку крепко и безмятежно спящей. Служанка тихонько подошла и осторожно накрыла девушку пледом, не решаясь на большее под пристальным, ревнивым и весьма злобным взглядом как по волшебству проснувшейся дрорды.
Спокойной ночи!
Не ведающие усталости мохнатые и чуть низкорослые степные скакуны весело неслись вперед, распугивая в траве выскакивающих почти из-под самых копыт дроф и тощих зайцев. В другое время Галат с удовольствием бы поохотился с луком на такую легкую добычу, но сейчас они спешили. Вдвоем с матерью, великой Нагит — Первой шаманкой Великой степи, они торопились на объявленный вождями сбор.
Миновав широкую пологую низину меж древних как мир расплывшихся холмов, где пастухи, строго соблюдая очередность, поили в ручье запыленные табуны и отары, двое всадников вновь вымахнули на ровное место, и вновь вольный степной ветер забавлялся с их волосами.
Вдалеке показались наклонные дымки, затем озеро темных крапинок — кибитки кочевников.
— Орохой — стойбище Степных волков, — сорванным от ветра и пыли голосом сообщил Галат.
Мать кивнула. Отцепила от седельного крюка бурдюк, сделала пару глотков тепловатой, нагревшейся на солнце воды. Она немного волновалась — и было из-за чего. Дело было не только в том, что первой из степных наездников она приказала оборудовать седло своего скакуна коваными стременами — а доселе считалось, что это изобретение бледнолицых северян недостойно истинного воина. А в том было дело, что сбор вождей и шаманов должен был одобрить и послать на поиски неведомой опасности двоих степняков.
Меньше чем луну тому назад убеленные сединами, морщинами и шрамами мужчины едва не поссорились, выдвигая воинов каждый от своего клана. Но Архаб в конце концов согласился с Нагит, что это дело не только клана. И даже не только народа Великой степи — это дело всех, кто дышит и живет. А посему нужно послать в поход не просто сильного воина и опытного шамана — нужны умные головы умеющие понять и принять новое.
— Ведь ехать придется через чужие земли. Соблюдать их законы и обычаи, какими бы дикими они не показались. А если возникнут трудности, то помочь посланцам будет некому. — Ахмет на этот раз согласился со своим извечным соперником и встал рядом с ним, как бы подчеркивая, что поддерживает его.
Постепенно и до остальных спорящих дошло, что в таком необычном деле нужна не просто воинская доблесть да Сила шамана, нужно умение думать и приспосабливаться. И Мехрат, чей клан сегодня принимал столь почетных гостей, крепко призадумался. Уже немного зная нрав молодого вождя — он либо был горяч и порывист до безрассудства, либо задумчив до неуважения к остальным, собравшиеся чуть притихли, давая время хозяину клана уловить и обдумать наверняка интересную мысль. Наконец степняк поднял голову, и прищуренные глаза его блеснули в свете огня.
— Во время набегов на дальние земли наши воины никогда не ссорились с чужими богами. Обходили стороной их храмы и священные места, щадили жрецов, если те не ввязывались в бой. Смогут ли наши посланцы в случае чего получить поддержку и помощь у богов светлолицых? И у каких именно?
Тут же вызвали одного старика, что отбывал в рабстве много лет, но все-таки стал поклоняться Великой матери-кобылице. Согбенный и голубоглазый, сбивальщик шерсти долго кланялся после того, как упал ниц перед вождями да шаманами, и только потом сообщил требуемые сведения.
Вот так, послё долгих препирательств в неведомую даль и была послана дочь покойного ныне старшего брата Мехрата от ясноглазой красавицы рабыни. Девица, в тело которой Великая мать-кобылица по недосмотру или в шутку вложила душу и таланты воина. К величайшему сожалению Нагит, девушку должен был сопровождать Галат — неопытный, едва обученный шаман.
Волшебница вышла из комнаты, где расположили раненного в ногу гонца, в глубокой задумчивости. Мало того, что доставленное послание оказалось без подписи, так и молодой человек, назвавшийся именем Карлос, ответствовал, что отправителя он видел впервые. Но, судя по описанию, тот не только не походил на морского колдуна или кого-нибудь, кто мог бы найтись в обширнейшем списке знакомств «доньи Флоранс», но и вообще все это несколько походило на мистику. Но все же — кто мог послать такое необычное предупреждение?
Невысокий, крепко сбитый, черные и изрядно курчавые волосы и усы, да и вообще довольно приятный человек. Хм… ну, таких мужчин найти с трудом, но можно. Ни в коем случае не морской колдун — от серьги в виде синего камешка в ухе те не откажутся даже под страхом смерти. Несомненно, дворянин — да не из захудалых? А вот это уже куда интереснее.
Будучи и сама выходцем из столь старинного; рода, что одно только его упоминание заставило бы побледнеть от зависти отпрысков иных знатных и весьма влиятельных на Зееландии семей, ныне известная под именем тетушки Фло волшебница перебрала в голове все возможные варианты — ничего даже отдаленно похожего среди русых и откровенно светловолосых здешних уроженцев. Уж на память-то да на соображение она не жаловалась. А из этого всего следует, что в игру влез кто-то со стороны. Причем настолько не опасающийся обеими ногами ступить на такую зыбкую и опасную почву, как политика, что почтенная дама не в шутку забеспокоилась.
— Как себя чувствует раненый? — спросила утром тетушка Фло Кану, выходящую из комнаты молодого человека.
Эльфийка тонко улыбнулась.
— А спросите лучше у него сами.
Без колебаний, недрогнувшей рукой волшебница открыла дверь. И застыла на пороге, точно с такой же легкой улыбкой на устах.
На высоко взбитых подушках роскошной кровати полулежал молодой человек с тонкими и еще бледными чертами лица, а с ложечки его кормила яблочным пюре, заботливо и чуть ли не любовно, не кто иная, как Линн собственной персоной. А ее неразлучная Синди восседала рядом на спинке кресла и взирала на эту сцену с такой неприкрытой ревностью, что в другое время волшебница только рассмеялась бы, вспомнив свои шестнадцать и те свидания в чарующей ночи под тенистыми кленами парка.
