брызги, втащил в лодку весла, уложил их вдоль бортов и потеребил спящего Зугги. Кузнец проснулся сразу, словно и не спал, так что Линн даже восхитилась.
— Что?
— Светает, старик. — Сопля умылся, тяжело и запаленно дыша, а затем, чуть подумав, достал из котомки лепешку и принялся жевать. В это время лодка мягко ткнулась в берег и наконец-то замерла.
— Где мы, Зугги? — В голосе Линн слышалась неприкрытая озабоченность.
Тот тоже плеснул себе в лицо холодной воды, потянулся, встал во весь рост и начал осматриваться.
— А неплохо — до города отсюда часа три пехом топать. Далеко ушли. И что теперь?
Линн чуть подумала и сказала, что днем на реке делать нечего. А вот в какой лесок забиться, да поглуше, и от деревень подальше — это было бы самое лучшее.
Зугги почесал лохматую голову и согласился. Осмотрелся вновь и сел на весла. Сильными и частыми гребками он в пару ангов пересек реку, На ходу объяснив, что на этом берегу деревня совсем рядом, а вот на том — как раз лес хороший и есть.
И действительно — на другом берегу заросли оказались такие, что никогда не покидавшим город подросткам они показались чуть ли не сказочными джунглями. Дрорда признаков беспокойства не подавала, и Линн зачем-то шепотом сообщила остальным, что вблизи никого нет. Кивнув, Зугги выбрал место, где упавший ствол дерева был наполовину в воде, а наполовину на суше, и подогнал плоскодонку туда.
Девчонка, нагрузившись котомками и тяжеленным узлом с давешней добычей и инструментами кузнеца, вспорхнула по дереву с легкостью белки. А вот мужчинам пришлось попыхтеть, чтобы вытащить и спрятать в прибрежных кустах лодку.
Запомнив место, где они оставили лодку, беглецы прошли немного в глубь леса, поднимаясь выше, — там, по крайней мере, было не так сыро. А от холода и неподвижности девушку пробирал озноб, к тому же отсыревшие лохмотья почти не грели.
Зугги прихватил с собой весла и парус, заметив, что так положено. Мало ли — от дождя укрыться да под себя постелить.
Под толстой и величавой елью, при виде которой Сопля восхищенно разинул рот, было сухо и весьма уютно. Зугги постелил парус, бросил рядом весла, а Линн со вздохом облегчения опустила на землю свою ношу.
То ли от свежего воздуха, то ли от незнакомых, но отчего-то приятных и кажущихся родными запахов, а может, и от бессонной ночи голова немного кружилась. Но прежде чем завалиться спать, следовало решить и сделать еще немало.
Первым делом Линн упорхнула в густые заросли какой-то колючей ягоды и с облегчением присела — ибо терпеть ей пришлось долго. Подумав, присыпала место и даже утрамбовала ногой в грубом башмаке. Прислушалась.
Тишина утреннего леса пугала. В городе такого не бывает — всегда есть какой-то шум. Если не деловитый гам работных людей, то крики и перебранка. Если не цоканье копыт и грохот грубо окованных железом колес по брусчатке, то звон колокола с ратуши. А здесь… легчайшее, нежнейшее перешептывание древесных крон да неуверенное пение какой-то пичуги невдалеке.
На плече завозилась Синди. Дрорда всю дорогу так и продрыхла, завернувшись в крылья, как старая художница Амарга в свою шаль, и цепко ухватившись за ткань на плече хозяйки всеми четырьмя лапками. Синди открыла глаза — оранжево-золотистые, с вертикальным черным зрачком. Со вкусом и заразительно зевнула, обнажив остренькие зубки и на миг сверкнув тонким, раздвоенным на конце язычком. Затем осмотрелась и недовольно фыркнула, дернув ушком, требовательно заклекотав что-то прямо в ухо хозяйки. Ах, ну да — большая, толстая и зеленая…
— Ищи лягушку, Синди! — шепнула ей Линн и направила стопы в ту сторону, куда немедля спланировала сорвавшаяся с плеча дрорда.
Когда маленькая негодница хотела, она летала совсем бесшумно. Под ногами уже начала чавкать прибрежная сырость, когда из быстро тающего тумана вынырнула Синди и порхающим на ветру листом закружила, указывая направление. Линн разулась и стала прокрадываться дальше с максимально возможной осторожностью.
Однако здешние квакуши оказались совсем непугаными, и девчонка легко оглушила толстой, заранее прихваченной палкой такую замечательную толстушку, что засомневалась, а осилит ли Синди такую?
Однако дрорда, разглядывая вожделенную квакшу горящими от восторга глазенками, сразу цапнула ее всеми четырьмя лапками — едва Линн вытащила оглушенную лягушку из реки. Трепыхая крылышками, Синди радостно пискнула — и утащила добычу на берег. Все бы хорошо с этими малышами дракошками — огня не боятся, сообразительны сверх меры, но вот вода и водная стихия для них еще более ненавистны, чем для кошек. А посему Линн, убедившись, что поблизости больше не осталось достойных Синди экземпляров, развернулась и побрела по мелководью обратно, беззаботно раздвигая осоку.
— Где ты была? — укоризненно буркнул Зугги в ее сторону, когда она, наступая на сухие сучья и поднимая невероятный треск так, что слышно было за пол-лиги, пришла к месту стоянки.
Линн молчала, разглядывая бледного, прислонившегося к старой сосне Соплю. Лицо его белое с закрытыми глазами заострилось — и, несмотря на утреннюю прохладу, по лбу сбегали крупные капли пота. Он учащенно и как-то мелко дышал.
— Вишь, парнишку скрутило. Болесть подхватил или съел не то… — Старый кузнец озабоченно поковырялся в своей заплечной сумке, позвенел чем-то и извлек клепаную жестяную кружку.
— Воды принеси, штоль… сейчас взвару сделаю. — И он стал собирать хворост для костра, выбирая ветки посуше, чтоб не дымили.
Девчонка и тут промолчала. Взяла кружку и потопала обратно к реке, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Она сильно сомневалась, что Сопле поможет отвар из трав. Ведь не просто же так она еще там, в купеческих покоях, не предупредила напарника, чтобы ступал за ней след в след. Вот и вляпался тот в какую-то магию. Что это было не охранное заклинание, поднимающее трезвон на весь дом, она поняла сразу — нет, это было что-то весьма вредного, неспешного действия. И у Линн тогда в голове молнией созрела идея отделаться от Сопли. Ну не было ее напарнику места в ее дальнейших планах…
Когда она вернулась — уже гораздо тише, ибо свои башмаки сыромятной кожи связала кожаной ленточкой и повесила на плечо — оказалось, что Зугги стоит на коленях перед кучкой хвороста и стучит железкой по кремню. Искр сыпалось вполне достаточно, но трут чуть отсырел и упрямо не хотел загораться. В конце концов кузнец промахнулся, заехал себе по пальцу и только плюнул от злости.
Линн внутренне усмехнулась. Погладила осоловевшую после более чем сытного завтрака Синди, сняла ее с плеча и поднесла к кучке хвороста.
— Лю! — сказала она и постучала свободной ладошкой по сложенным шалашиком веткам.
Старый Зугги с интересом и недоверием смотрел, скептически скорчив морщинистое лицо. Но едва девчонка успела отдернуть от растопки руку, как дрорда смешно дернула тонкой шейкой, раскрыл махонькую пасть, словно собиралась извергнуть обратно останки несчастной квакуши, и плюнула на дерево ослепительной вспышкой огня.
Почти сухие сосновые ветки занялись сразу, будто на них плеснули земляного масла. Линн даже сама подивилась, насколько точно Синди соразмерила свои способности.
— У-умница… лапочка моя… — проворковала она, водружая дрорду обратно на плечо и ласково почесывая ей затылок и шею.
Та, млея от удовольствия, что-то тихо и нежно чвирркнула в самое ухо Линн, повозилась, устраиваясь поудобнее, поглазела на восхищенно захлопотавшего у огня кузнеца, моргая прозрачными веками, — и, зевнув, вновь спрятала голову под крыло. Одна ты, верная подруга, — лучшая и единственная…
— …полезная иногда зверушка эта дрорда. — Линн вернулась от своих мыслей сюда, услышав окончание фразы Зугги.
Она покопалась в котомке, вытащила пару лепешек и нанизала их на прутики. Куда приятнее есть их подогретыми на огне, с легким запахом дымка, а посему она приступила к процессу осторожного поджаривания. Покосившись на безучастного ко всему Соплю, так за все утро и не открывшего глаза, Линн
