– … Не останавливайся, любимый. Прошу тебя…
Аэлирне, выйдя из ванной, уселась завтракать. Варёное всмятку яйцо, ломтик чёрного хлеба. Апельсин, персиковый сок в высоком бокале.
– Ну, нет! У меня сегодня аппетит просто неимоверный! – и она вызвала прислугу. Айне вылетела из ванной, приплясывая от счастья. Обняла сзади сидящую маму и, сияя глазами, прошептала на ухо:
– Спасибо, мам! Это было… неописуемо! Да ты и сама всё знаешь.
– Знаю, Айне, – шепнула мама и чмокнула дочь в нос. – И… спасибо тебе.
– За что? Они замерли, прижавшись щека к щеке.
– Знаешь, я уже почти забыла, что это такое – любить и быть любимой. – слегка улыбнулась, – А когда ты перехватывала иногда инициативу – это было что-то!
– Так ты довольна советом Эстреллы?
– Почти, – Аэлирне гладила волосы дочери. – Почти.
– Да, я понимаю. Но ничего, мы вдохновим нашего Valle, и он решит проблему с детьми-внуками. Такое впечатление, что для него нет преград. Может, неправда, что все некроманты – злодеи?
– Во всяком случае, вторым Яромором он не станет. Садись ешь. Ты ведь не забыла – сегодня турнир лучников?
– Ох, и правда. Надо хорошенько подкрепиться. – Айне стала бодро уничтожать завтрак, мурлыкая под нос арию из вчерашнего спектакля.
– Кстати, а как там наш дорогой? – они заглянули в спальню. – Так и есть, дрыхнет! Как ни жаль, но надо будить. Может, устроим холодную ванну?
– Ой, не стоит, – счастливо поёжилась Айне. – Может спросонья и гостиницу развалить.
Ярл вылез из душа уже проснувшийся и чем-то озабоченный. Даже поцелуй Аэлирне не до конца прогнал грусть с его лица. Айне упала со стула.
– Мам, полегче, – слабо запротестовала она, влезая обратно. – По крайней мере, предупреждай.
– А чего это наш дорогой такой бука? Девушка миг-другой прислушивалась.
– Он хочет есть, спать. И ещё ярла терзает чувство вины. Аэлирне нежно обвила руками шею ярла. Айне тут же насторожилась и белкой перепрыгнула на диван.
– Мужчины всегда находят сложности там, где их нет. Valle, дорогой мой, перестань… Ну, что ты?.. Глупые хумансы, понавыдумывали себе на голову условностей, обрядов и ограничений… Сегодня ночью, не всегда именно Айне шептала тебе слова любви. Иди к нам, наш ласковый тигр… Мы тебя очень, очень любим… Халат упал на ковёр, и всё вокруг завертелось в тёплом розовом вихре.
Маг в чёрном развевающемся плаще неспешно шёл, вызывающе цокая тяжёлыми коваными подошвами по полированому полу из белых, золотистых и голубых плиток. Встречные впереди спешили освободить путь. Двери открылись в большую залу, где фланировали люди, слышалась лёгкая негромкая музыка, а в дальнем конце стояли Императрица и Император. Скрипки, взвыв не в лад, смолкли. Маг стал пересекать залу, дамы растекались по сторонам, спешно подбирая юбки, кавалеры за что попало тащили их быстрее. Воцарилась бесшумная паника. Императрица и держащий её под руку супруг с интересом смотрели, как приближается воплощение самых страшных снов и кошмаров. Маг подошёл. Молча, коротко, но вежливо поклонился Императору, затем сделал шаг в сторону и остановился перед сияющей Императрицей. Нависла полнейшая тишина, и, когда этикет, казалось, уже вот-вот должен был смениться хлопками арбалетов и грохотом магии, маг стал перед женщиной на колени. Низко поклонился, пальцами подобрал с пола самый кончик платья и… поцеловал его. Это был старинный жест, часть древнего ритуала. Так мужчина просит прощения у матери или самой близкой женщины, и благодарит её. Благодарит за всё, что она для него сделала. За ласку, за детей, за добрый совет, за саму жизнь. Зал еле слышно выдохнул. Поднялся, вновь сдержано поклонился Императору, повернулся и столь же неспешно двинулся к выходу из залы. За спиной оживал гул голосов, оркестр несмело подал звук, и никто не услышал, как Императрица шепнула мужу:
– Дорогой, у меня всё получилось!
Площадь Этуаль была залита полуденным солнцем. Слева и справа высились трибуны, а посередине было выделено поле для стрелков. По условиям турнира, мишень отодвигали всё дальше и дальше, пока не оставался один – победитель. Возле самой линии стрельбы стоял столб с магическим звонком, и член Совета Магов в праздничной одежде стоял рядом, дабы выявить любую магию, могущую помочь или же помешать лучникам. Айне прищурилась. Сто пятьдесят шагов. А претендентов осталось четверо. Двое ветеранов из корпуса лучников, какой-то высокий парень в короткой серой куртке с накинутым капюшоном, и сама Айне. Пока отодвигалась на строго отмеренное расстояние мишень, стрелки не выходили на линию стрельбы. Наконец, слева, со стороны Императорской трибуны, затрубили фанфары, и усиленный соответствующей магией голос герольда возвестил:
– Расстояние – сто пятьдесят шагов! Всем соблюдать тишину. Стреляйте, доблестные лучники! Айне не спешила. Двое ветеранов с трудом пробились через предыдущий рубеж и сейчас, похоже, отсеются. Беспокоил только парень в капюшоне. У него был почти такой же лук, как и у девушки, и странно знакомая манера стрелять. А стрелял он идеально. Если сейчас всё не решится, то придётся отодвигать мишень на двести шагов – немыслимое расстояние. Даже со ста пятидесяти цель казалась крохотным пятнышком. Со свистом унеслись стрелы. Парень в капюшоне и Айне выстрелили, казалось, почти не целясь. Но именно их стрелы попали в яблочко. Ветераны же промахнулись на пару пальцев. Они удалились с достоинством, сопровождаемые приветствиями публики. Стреляли они очень хорошо, но это уже был их предел. Айне стояла за пять шагов от линии, пока переносили мишень, и поймала на себе удивлённо-изучающий взгляд из-под низко накинутого капюшона. Да кто же он такой, этот меткий стрелок? И вдруг – словно ледяные тиски сжали сердце, заныли зубы. Не отдавая себе отчёта, в нарушение всех правил, Айне выскочила на линию стрельбы под возмущённый гул зрителей, огляделась. Бешено забился колокол магического звонка, и с трибуны напротив императрской ложи с душераздирающим визгом метнулся клубок тёмного пламени, обвитый какой-то мельтешащей дымкой. Миг – и он почти достиг цели, но тут его пронзила серебристая молния, выпущенная из Песни. Клубок магии распался в воздухе, не долетя какого-то десятка шагов до вскочивших в ложе людей, и растаял клубами дыма. От рёва трибун заложило уши. Но придворный маг не зря ел свой хлеб. Он тотчас выкинул руку в каком-то заклинании, и вокруг того места, откуда вылетел шар злой смерти, люди замерли. Застывшие в беззвучном крике рты, замершие на полпути тела, руки, ноги. И неприметный человечек со свитком в руках. Гвардейцы уже вломились в толпу, как кабан в камыши, и во мгновение ока уволокли человечка ясное дело, куда. Маг поставил мерцающую стену защиты, а потом,
