– Что вы запрятались в катакомбы, словно заговорщики?
– Хотели взломать печать, – засмеялся Мариенгоф.
– Нечего взламывать, – ответил Есенин весело, – завтра все будет улажено.
– Как улажено? Что? – воскликнули в один голос Мариенгоф и Вампир.
– Сейчас я звонил Троцкому…
– Троцкому?! – воскликнул Вампир.
– Ну да, Троцкому. А что?
– Но ведь это… Стоит ему сказать слово, все будет сделано.
– Разумеется, – захохотал Есенин. – Я знаю, кого подковать. Даром время не теряю!
– Откуда ты знаешь Троцкого? – недоверчиво спросил Мариенгоф.
– А кого я не знаю! Завтра в час он нас примет. Только, ребята, чур, идти целой делегацией, это произведет впечатление.
– Ладно, я пойду тоже.
– Не ты один – Рюрик и Мотя должны идти тоже.
– Рюрик пусть идет, но Ройзман… у него такая рожа…
– Какая там рожа!
– Да слишком уж спекулянтская, только испортит дело.
– Ничего, сойдет. Мы его оденем в косоворотку. Лучше его никто не может втирать очки. Да, Рюрик, забыл, тебя наверху Амфилов дожидается, – спохватился Есенин, – иди.
– Ах, черт, сегодня понедельник! Забыл, что у нас с ним свидание…
– Ну, идем вместе… Вампирчик, поднимите носик… не унывайте… Завтра пьем коньяк! Ладно?
– Какой там коньяк! Денег нет.
– Ну, насчет денег помалкивайте… вы у нас известный крез.
– Бог с вами! – он испуганно замахал руками. – Вы так шутите, а потом ходят всякие слухи, что я…
– Я был бы на седьмом небе, – перебил его Есенин, – если бы кто-нибудь распустил слух, что я богат, занимать было бы легче, а вы тужите…
Мы поднялись в общий зал. В ложе поэтов сидел Амфилов.
В дверях неожиданно выросла фигура Долидзе. Я пошел навстречу. Желая отомстить за отказ в деньгах, язвительно приветствовал его:
– Что, Федор Ясеевич, пришли записаться на бесплатные обеды?
– Зачем бесплатные? – меланхолически ответил Долидзе, не замечая или делая вид, что не замечает иронии. – Можно и платные.
Отвесив поклон, он сел в дальний угол и заказал стакан чая.
– Скряга, – пробурчал я, снова возвращаясь к своему столику, за которым уже восседали Мариенгоф и Есенин.
– Ну как, разрешение есть? – спросил Амфилов.
Мариенгоф, ни слова не говоря, достал из бумажника белый, вчетверо сложенный лист бумаги. В углу красовалась круглая торжествующая печать.
– Хорошо, – произнес Амфилов, густо и смачно, точно ласково ругаясь. У него вместо «хорошо» вышло «ка-ра-шо».
Пока обсуждали детали устройства книжной лавки поэтов, я, откинувшись на спинку полукруглого дивана, наблюдал за троими: Вампиром, Долидзе и сидевшим перед ним Амфиловым. Казалось, это личины одного человека. Долидзе похож на хищного зверя, притворяющегося ленивым и апатичным. Это представитель легального хищничества. Он не любил сомнительных дел. Его гибкий и подвижный ум рыскал в поисках законных способов обогащения, но аппетиты ничем не отличались от Вампира, скакавшего по скользкой дорожке мелких мошенничеств, надувательств и шантажа. Он стоял у буфетной стойки и своими мышиными глазками, которым недоставало только серых хвостиков, выискивал в толпе добродушные и податливые лица, чтобы оплести, надуть, высосать все соки. Громадное блюдо с пирожными закрывало его туловище, и мне казалось, что его круглая маленькая голова, снабженная розовыми ласточками щек, лежит на блюде, как сомнительное лакомство, представляющее нечто среднее между нелепыми овощами и пирожными.
Третья личина этого алчного чудовища – большое, крепкое, неуклюжее лицо Амфилова, генерала от спекуляции, не брезгающего ничем, оно наполняло собой все кафе, блестя и торжествуя.
Казалось, эти люди, не замечающие друг друга, занятые своим делом, перемигиваются и подают одним им понятные знаки, как околпачивать всех и высасывать последнюю копейку.
От их лиц делалось душно, хотелось встать, крикнуть, сказать что-то злое и дерзкое. Вместо этого я смотрел на Амфилова преданными глазами, бессознательно благодаря за крохи уюта и благополучия, которые его ловкий комбинаторский ум сошвыривал нам со своей белой накрахмаленной скатерти.
Совещание закончилось, Амфилов ушел. К нам подошел Долидзе, лениво опустился на стул и, посидев немного, как бы между делом заговорил:
– О чем хотел с вами покалякать, друзья… Хорошо бы организовать «живой журнал». Теперь из-за