Несколько человек бродило поблизости. Флор заметил у них алебарды. Однако это были не стрельцы, а слуги Турениной. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, даже случайно, оказался в ее имении. И у нее, если верить всему, что слышали друзья, имелись для этого желания чрезвычайно веские основания.
Друзья спешились и привязали лошадей. Дальше им предстояло подбираться к охотничьему домику пешком, до последнего скрывая свое присутствие. «Я насчитал четверых», — прошептал Флор. Англичанин покачало головой: «Семеро, Флор». Вершков поневоле замедлил шаг — не слишком ли много врагов против них троих? Зная Авдотью, можно было предположить, что и этих она опоила чем-нибудь, что придало им нечеловеческих сил.
Однако колебаться было нельзя. Допустить покушение на царя в Новгороде означало обречь город на страшные репрессии. И неважно, останется ли Иоанн жив после этого покушения или погибнет — в любом случае, новый государь покарает Новгород за гибель своего предшественника.
Вадим, конечно, знал, что Иоанн проживет еще долго. Но, с другой стороны, знал он и о существовании так называемых «тоннелей времени». Естественно, это знание происходило из чтения фантастической литературы, но… а вдруг фантасты не врут? А вдруг им что-то такое открыто? Писатель имеет дело с материей тонкой, со словесами да фантазиями, а тонкая материя обладает совершенно особенными, неизученными свойствами. Как говорил Ленин, «идеи, овладевшие массами, становятся материальной силой».
Так что не исключено, что Вадим со товарищи оказался в другом временном тоннеле. В таком, где Иван Грозный погибает от порохового заговора, а Новгород тонет в крови…
Нет уж. Лучше вмешаться и вернуть матушку-историю на проторенную дорогу. А там, глядишь, и опричнины можно будет избежать… Возможно.
Отвлекая себя подобными рассуждениями от страха, Вершков крался по лесу вслед за Флором. Англичанин, вынужденный не курить, не знал, чем занять руки, и потому все время сжимал и разжимал кулаки.
Первого стража они убили со спины — бедняга не успел даже вскрикнуть. Второй повернулся, уловив краем уха шорох, но Флор метнул в него кинжал и пробил ему горло. Третий уже бежал, видя неладное, и звал на помощь.
Друзья ринулись в бой. Вершков призвал на помощь свое ролевое фехтование. Оно мало чем отличалось от боевого, нужно только не следить за тем, чтобы не наносить тяжелых увечий. Напротив, надлежит наносить их как можно больше.
Англичанин фехтовал с поразительной ловкостью. Флор убил еще одного противника, а Кроуфилд ранил двоих. Он старался наносить удары в правое плечо, желательно в сустав, чтобы человек не мог больше активно сопротивляться. Это удавалось ему изумительно. «Как на фортепьяно играет», — с завистью подумал Вадим. Он ощущал в левом боку неприятный холод, который затем сменился жаром и жжением. В следующий миг Вадим обнаружил, что сидит на земле и рядом с ним топчутся сапоги англичанина.
— Что за… — хотел было вскрикнуть Вершков, но язык его не послушался. Он тихо ахнул и повалился лицом в траву. Весь мир и битва перестали для него существовать. В голове плясали какие-то глупые, рваные обрывки мыслей. «Лежу тут, как Андрей Болконский… Отчего я прежде никогда не видел этой густой зеленой травы? Этих жучков? О, как важно, как осмысленно они ползут!.. Какая прекрасная смерть!»
Он сразу ослабел и не вполне понимал, насколько сильно ранен. Было не слишком больно. Наверное, когда поднимут и потащат, станет больнее.
И тут послышался резкий, каркающий голос:
— Я так и знал!
И новое лицо ввязалось в битву.
Это был ливонец.
— Глупые дураки! — выговорил Кроуфилд и сплюнул. — Семь человек! Для чего они погибли? Для отвратительной женщины? О, это очень ужасно!
Если бы не ливонец, им пришлось бы туго. Однако у Иордана из Рацебурга имелись собственные причины действовать в одиночку.
— Конечно, я знал, где встречусь с вами, — самодовольно объявил он и подбоченился. Выглядел Иордан чрезвычайно живописно: в орденском плаще, при полном параде и при этом забрызганный кровью. — Но у меня имелись свои счеты. Я не мог допустить… А это кто? — прервал он себя и быстро наклонился над Вадимом. В его руке мгновенно блеснул кинжал.
— Это наш! — бросился Флор. — Остановись, Иордан!
Иордан задержал руку с кинжалом возле самого вадимовского горла.
— Ну, и что с ним делать? — осведомился он с таким видом, будто Вадим задолжал ему денег и теперь вот умирал, не расплатившись. — Он тяжело ранен!
— Увезем на волокушах, — сказал Флор. — Ничего.
— Ничего! — фыркнул Иордан. — Изумительное русское слово! Обозначает абсолютно все!
— И ничего — тоже, — добавил англичанин. — Я размышлял над этой проблемой. В ней, возможно, ключ к русскому характеру. О, это изумительно!
— Ты нашел порох? — спросил Флор Иордана.
— Я был занят более важным делом, — объявил Иордан и сделал широкий жест, приглашая своих спутников последовать за ним.
Оставив Вадима, друзья завернули за угол дома и остановились, пораженные ужасом и отвращением.
Мокей Мошкин, еще живой, был прибит к стене: его ладони и плечи пронзали кинжалы, одно бедро пригвоздил к доскам длинный меч, второе бессильно болталось. Кровь вытекала из множества ран. Мошкин глядел на своего мучителя и шевелил губами.
— Это невозможно! — возмутился Флор. — Сними его!
— Какая разница! — махнул рукой Иордан. — Вы хоть знаете, какая это гадина? Это полюбовник Турениной. Он погубил нескольких человек, а кроме того… — Иордан оскалился. — Кроме того, эта мошка пыталась укусить меня! Я подстерег его здесь и одолел…
— Надо его снять, — повторил Флор. — Нельзя, чтобы государь его увидел.
— А государь его здесь и не увидит, — сообщил Иордан. — Не станет он заходить за эту стену. Его примут на коврах, а затем отведут ночевать в дом. Я хочу, чтобы Авдотья увидела…
И сын разбойника сказал немцу:
— Ты прав, Иордан.
Больше они об этом не говорили.
Убитых людей Турениной отнесли на край болота и там оставили, заложив дерном. Если будет время, вернутся за ними — в болотной воде мертвец долго сохраняется нетленным — и похоронят по-человечески. А если времени такого не случится, что ж, сама мать-природа о них позаботится, вберет их в свои недра и превратит в питательный гумус для других своих детей — возможно, не менее важных, нежели эти грешные и несчастные люди.
Иордан взялся перевязать Вадима. Марать руки о мертвецов ливонец не желал. Это было противно его орденской гордости.
С другой стороны, он лучше всех разбирался в ранах и их лечении.
Рана оказалась довольно глубокой и болезненной, но важные внутренние органы задеты не были.
— Тебе повезло, глупый парень, — сказал ливонец Вадиму и легонько похлопал его по щекам. — Эй, не спи! Не нужно!
Он нарвал болотного мха, который убивает лихорадку и прочую заразу, проникающую в раны и убивающую человека, приложил к порезу и туго замотал полотном, украденным из дома Турениной.
Вадим стонал и пытался дергаться, но ливонец не обращал на это никакого внимания. Обычно раненые орденские рыцари жалеют себя гораздо меньше. И с этим русским, который так страдал из-за боли, ливонец церемониться не собирался.
