чтобы компенсировать ее огорчение, так что я могу и не утруждаться.
Я смотрел, как она ест, а внутри меня рос странный комок. Не такие ли чувства испытывали шпионы, когда лгали семьям о своей работе? Но моя тайна больше походила на нечто, зародившееся в палате психиатрической клиники. Мне доверено обеспечить соблюдение договора, который я и двое друзей заключили с невидимым призрачным миром, существующим рядом с нашим. Тот мир совсем не враждебен, но наше соглашение — важнейшее в человеческой истории, потому что любая сторона может уничтожить другую настолько сокрушительно, что ядерный холокост по сравнению с таким ужасом покажется булавочным уколом.
Университет штата Виктория находился в пригороде на вершине холма, взирающего на Веллингтон. Я сел в кабинку фуникулера и прибыл как раз вовремя на послеобеденный пятничный семинар. Ухитриться получить приглашение, чтобы прочитать здесь доклад, было бы трудно, гораздо легче оказалось получить разрешение посетить семинар в качестве слушателя. Хотя я не занимался научными исследованиями уже почти двадцать лет, моей старой докторской степени и струйки публикаций, пусть даже отдаленно связанных с темой семинара, все еще хватало, чтобы сделаться гостем.
Я надеялся и одновременно сомневался, что Кэмпбелл посетит семинар — тема была далека от его собственных исследований, как официальных, так и нет, — поэтому с облегчением увидел его среди присутствующих, узнав по фотографии с факультетского сайта. Я послал ему мейл сразу после разговора с Элисон, но получил в ответ вежливый отказ: он признал, что работа, о которой я услышал, имеет некоторое отношение к печально известному поиску, начатому когда‑то мной и Элисон, но он не готов сделать достоянием публики собственные методы.
Я просидел целый час на семинаре «Моноиды и теории контроля», стараясь обращать достаточно внимания на выступления, чтобы потом не выставить себя дураком, если организатор семинара спросит, почему именно эта тема меня настолько увлекла, что я ради нее прервал свой «туристический отпуск». Когда семинар закончился, слушатели разделились на два потока: один направился к выходу, а другой в соседнюю комнату, где предлагали закуски. Я видел, что Кэмпбелл выбрал свежий воздух, и не смог придумать ничего лучше, как подойти к нему достаточно близко, чтобы окликнуть, не привлекая внимания.
— Доктор Кэмпбелл?
Он обернулся и обвел взглядом комнату, вероятно, ожидая увидеть одного из своих студентов, желающих попросить об отсрочке сдачи задания. Я поднял руку и подошел к нему.
— Бруно Констанцо. Я вчера послал вам мейл.
— Конечно. — Кэмпбелл оказался худым и бледным мужчиной чуть старше тридцати. Он пожал мне руку, но выглядел явно озадаченным. — Вы не упоминали, что находитесь в Веллингтоне.
Я махнул рукой:
— Хотел написать, но передумал, чтобы не показаться бесцеремонным.
Я не произнес вслух, а просто дал ему самому сделать вывод, что отношусь ко всей той чепухе, о которой ему написал, столь же двойственно, как и он. Однако раз уж судьба нас свела, глупо не использовать этот шанс, так ведь?
— Я как раз собирался отведать знаменитых местных лепешек, — сообщил я. — В извещении о семинаре их расписывали как нечто особенное. Вы не заняты?
— Хм‑м… Только обычная бумажная работа. Пожалуй, она может и подождать.
Пока мы шли в чайную комнату, я болтал о своих планах на отпуск. Мне еще не доводилось бывать в Новой Зеландии, поэтому я дал ему понять, что большая часть маршрута у меня еще впереди. Местная география и дикая природа интересовали Кэмпбелла столь же мало, как и меня, и чем больше показного энтузиазма я выказывал, тем более отсутствующим становился его взгляд. Как только стало ясно, что он не собирается подвергать меня перекрестному допросу о самых живописных точках пеших маршрутов, я взял намазанную маслом лепешку и резко сменил тему разговора.
— Дело в том, что вы, как я слышал, разработали более эффективную стратегию для поиска дефектов. — Я едва не проговорился и не сказал «дефекта», потому что уже очень давно не говорил о нем так, словно он все еще гипотетический. — Вы знаете о том, какие вычислительные возможности нам с доктором Тайэрни пришлось наскребать с миру по нитке?
— Конечно. Я был еще выпускником, но слышал о вашем поисковом проекте.
— А вы не были одним из наших добровольцев? — Я проверил все списки участников, его там не было, но анонимная регистрация тоже разрешалась.
— Нет. Меня эта идея не увлекла. В то время.
Выглядел он при этом более смущенным, чем следовало бы при воспоминании о том, что он не одолжил нам ресурсы своего компьютера двенадцать лет назад. Я начал подозревать, что он был одним из тех, кто счел выдвинутую мной и Элисон ироническую гипотезу попросту дурацкой. Мы никогда не просили относиться к нам серьезно и даже поместили на нашем сайте ссылки на все достойные биомедицинские вычислительные проекты, чтобы люди знали: есть намного лучшие способы потратить свободные вычислительные ресурсы своих компьютеров — но даже несмотря на это, некоторые напыщенные математически‑философские ничтожества гневно брызгали слюной по поводу явной дерзости и наивности нашей гипотезы. И пока события не обрели серьезный оборот, развлекательная ценность этой негативной реакции сама по себе оправдывала наши усилия.
— Но теперь вы ее каким‑то образом усовершенствовали? — поинтересовался я, старательно давая ему понять, что, если он меня и превзошел, то меня это нисколько не огорчит. В конце концов, гипотезу высказала Элисон… Что же касается алгоритма поиска, я написал его на скорую руку как‑то в воскресенье днем — в шутку, чтобы ответить на блеф Элисон. А она отослала мне новую порцию и настояла, чтобы мы выпустили все это в свет.
Кэмпбелл огляделся, проверяя, кто нас может услышать, но потом до него, наверное, дошло, что раз новости уже достигли Сиднея через Рим и Цюрих, то битва за сохранение его репутации, не запятнанной в Веллингтоне, скорее всего, проиграна.
— Вы и доктор Тайэрни предположили, что случайные процессы в ранней Вселенной могли включать доказательства взаимно противоречащих теорем о целых числах, — сказал он. — Идея состояла в том, что никакие вычисления для выявления этой несовместимости пока еще не производились. Это правильное краткое изложение?
— Конечно.
— Но тут для меня возникает проблема: я не вижу, как это могло привести к несовместимости, которую можно обнаружить здесь и сейчас. Если физическая система А доказывает теорему А, а физическая система Б доказывает теорему Б, то могут существовать различные области Вселенной, подчиняющиеся различным аксиомам — но не так, как будто существует некий универсальный учебник математики, летающий за пределами пространства‑времени и включающий все когда‑либо доказанные теоремы, с которым наши компьютеры советуются, чтобы решить, как себя вести. Поведение классической системы определяется ее собственным и конкретным причинным прошлым. Если мы — потомки области Вселенной, которая доказала теорему А, наши компьютеры должны быть идеально приспособлены к опровержению теоремы Б, независимо от того, что случилось непонятно где четырнадцать миллиардов лет назад.
Я глубокомысленно кивнул:
— Я вижу, куда вы клоните.
Если вы не собирались полностью соглашаться с учением Платона, где имелся своего рода воображаемый учебник, содержащий вечные математические истины, то его полусырая версия, согласно которой эта книга изначально была пустой и заполнялась строчка за строчкой по мере проверки различных теорем, представлялась компромиссом худшего рода. Более того, когда «та сторона» позволила в Шанхае мне, Юэню и Элисон на несколько минут заглянуть в их математику, Юэнь заявил, что поток математической информации действительно подчиняется локальности Эйнштейна; нет никакой универсальной книги истин, а есть лишь записи о событиях прошлого, ползущие по Вселенной со
