нашли.
— Деньги.
— Точно! Правитель оказался жадной свиньей, но даже не столько он сам, сколько его братья и кузены. Они решили, что Ирак — это их семейный бизнес, и каждый хотел, чтобы его доля выражалась в долларах, а не в динарах. И чтобы заткнуть им всем пасть, Правитель должен был создать финансовую сеть на Западе, где он мог бы прятать деньги. Вот здесь-то и нашлась для нас лазейка.
— Как вы это сделали? Вы что, ездили прямо к нему?
— Сначала это было невозможно. Ты же помнишь, этот тип был первосортным мудаком. Всю жизнь ненавидел Америку. Нет, сначала мы связались с некоторыми людьми, которых он знал. В Багдаде были деятели, которые обделывали всякие скользкие делишки для министерства обороны, а в Ливане — несколько мерзавцев, продававших ему оружие. Мы заловили этих ребят в Бейруте, но они не смогли обеспечить нам нужного доступа.
— А кто смог?
— Палестинцы. Это были единственные люди, которым Правитель доверял, потому что тогда они были самыми отвратными сукиными детьми. Но он не знал, что палестинцами владели мы. А твой старик помогал вербовать большинство из них. Поэтому когда один палестинский банкир поехал консультироваться с его милостью, угадай, кто за ним увязался?
— Фрэнк Хофман?
— Правильно. И что ты думаешь, мы с Правителем сошлись. Оказалось, что у нас с ним общий интерес к некоторым необычным видам эротики. Когда я приехал в следующий раз, я привез пару девочек, которые, по моим расчетам, должны были ему понравиться. В следующий раз — еще парочку. И очень скоро мы стали друзьями. Он дает мне контракты на вывоз иракской нефти и импорт немецкого пива, я откладываю немножко для него и его семьи, ну, и еще для кое-кого. И мы весело проводим время. Наконец он знакомит меня со своим прилипалой Назиром Хаммудом и говорит, что хотел бы, чтоб мы вдвоем занялись делом. И вот — марш! — гонки начинаются.
— Он знал, что ты работаешь на Управление?
— Конечно. В этом-то и было самое привлекательное. Как и все арабы, он воображал, что миром правят евреи и что единственный способ от них спастись — залезть в постель к ЦРУ. Все арабы с ума сходят по ЦРУ — конечно, в придачу к тому, что они сдвинуты по части евреев. Скажу по секрету, они все хотят спать с нами, потому что думают, что у нас самый толстый хер на деревне. И Правитель не был исключением. Мы его поцеловали, мы ему вставили — и ему понравилось! И он взял цээрушника своим банкиром, причем с удовольствием.
Закончив описание этого последнего триумфа, Фрэнк откинулся в кресле и выжидательно посмотрел на сына, рассчитывая на его оценку. Но Сэм молчал, только глядел на отца широко раскрытыми, как у совы, глазами.
— Но для чего все это, папа?
— Какого хрена ты спрашиваешь «для чего»? — проревел Фрэнк. — Ты же не спрашиваешь художника, для чего он рисует картины. Ты не спрашиваешь музыканта, для чего он играет свои концерты. Они просто делают это. Точно так же и я. Можешь смеяться, но это мое искусство. Это дело моей жизни. Это я сам. И я горжусь этим.
— Я не смеюсь, честное слово. Но что мы от этого имеем? Я говорю о Соединенных Штатах.
— Мы остановили Иран.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что Ирак стал главной линией обороны для всех наших дружков-мудачков в Персидском заливе. Если бы не иракцы, Хомейни через двадцать четыре часа был бы уже в Рияде. Без балды! Поверь, что тогда мы просто не смогли сделать все, что нужно, для наших иракских братьев. Мы позволили им покупать оружие — с большими полномочиями для Назира Хаммуда, слава тебе Господи. Мы давали им займы через Италию. Мы сами послали наш чертов флот напасть на иранцев в заливе. Мы им даже разведку дали. У нас была любовь, говорю тебе, любовь!
— Верно. Но что же иракцы делали для нас?
— Убивали иранцев, сынок. На самом деле это все, что нам от них было нужно. Наши спутники засекали этих сумасшедших подростков — «стражей революции», марширующих к линии фронта, мы нажимали кнопку и — пожалуйста! — «Интел» поступает в Багдад. Иракцы получают координаты и — пух! — пускают в ход свою тяжелую артиллерию. Так погибло целое поколение иранских юношей. Они потеряли пятьсот тысяч мужчин и мальчиков — но это проблемы Аллаха, а не мои. Во всяком случае, это была самая большая победа «неверных». Или, может, ты предпочел бы, чтобы миром правил Иран? А?
— Я просто слушаю, — сказал Сэм, но в голосе его прозвучала нотка согласия. Его обычный сухой морализм, который мог воспламениться от малейшей искры негодования, сейчас был подмочен выпивкой и потоком хлынувшей на него информации.
— А потом все смешалось. Правитель стал окончательным дерьмом. Он напал на Кувейт, угрожал Саудовской Аравии. Абсолютный кретин. Не исключено, что ему ударила в голову вся та чушь, о которой мы часто беседовали, — что он спас Запад от буйных психов. Так что пришлось дать ему по мозгам. Мы назвали его Гитлером, устроили эту забавную войну в Кувейте. А когда дело было сделано, мы его отпустили. Не было смысла возиться — избавляться от него. Но его нахальство перешло все границы. Все время натягивал нашу цепочку, а в Швейцарии у него все еще были запрятаны эти деньги. И наконец мы решили — ну уж хер! Нашли члена его семьи, такого жадного раз…я, что согласился убить старика, лишь бы получить еще деньжат. И пожалуйста — нет больше Правителя! Конец истории. Не считая, конечно, того, что теперь появляетесь вы, сопляки, и на хер все портите.
— Это все?
— Черт! А что, мало?
Сэм старался как-то привести в порядок свои эмоции. Начал он беседу с убежденностью, что его отец мерзавец, но теперь обнаружил, что старается сообразить, почему, собственно, Лина была так зла на него. Он вспомнил свой первый поход против Назира Хаммуда, когда пошел копаться в мусоре и раздобыл обрезки чистого бланка.
— А что такое «Оскар трейдинг»? — спросил он. — Для чего все это было устроено?
— «Оскар трейдинг» — это я. Здесь твоя подружка права. Название происходит от моего старого псевдонима — Оскар Д. Фабиоло. Но в остальном она все врет.
— Она, видимо, считает, что ты положил в карман большие деньги из «Оскар трейдинг».
Фрэнк посмотрел ему прямо в глаза.
— Чушь и брехня, сынок. Все деньги, переведенные в «Оскар трейдинг», пошли на оплату убийства Правителя. Нужно было платить сотрудникам его службы безопасности. Подумай об этом. Мы использовали собственные деньги Правителя, чтобы укокошить его. Какого черта еще надо?
— И к твоим рукам ничего не прилипло?
Фрэнк улыбнулся.
— Совсем чуть-чуть. Но кому до этого дело? Никому, кроме конгрессменов и твоей израильской подружки. Так что кончай травить баланду.
— Она не работает на Израиль, папа. До сегодняшнего дня она о них даже не слыхала.
— Хаммуд считает иначе.
— Хаммуд ошибается.
— Тогда что за бред ты нес у Мерсье? О том, какие у тебя связи с израильтянами и как они прибегут спасать твою подружку, если что.
— Я сказал это, чтобы припугнуть Мерсье. У меня действительно были с ними контакты. Этот парень Хилтон, который тогда ко мне приходил, как раз и сказал мне, что Лина в Багдаде. Они хотят, чтобы она осталась жива и устраивала неприятности Хаммуду. Но они просто используют ее. Когда я в последний раз виделся с Хилтоном, я сказал ему, чтобы он отваливал.
Фрэнк откинулся в кресле.
— Хороший мальчик. А то я уже начал беспокоиться. Но я должен быть уверен, что ты не работаешь на «Южную компанию». Ты же американец, черт побери! Я хочу пить. Где наша выпивка?
— Вот она. Ты уверен, что тебе нужно еще пить?
