Согласен?
Мальчик, с трудом передвигая ноги, медленно подошел к письменному столу.
— Вот здесь.
Кристман пододвинул к нему перо, чернила, папку.
Мальчик протянул здоровую левую руку. Схватил тяжелую чернильницу и швырнул ее в лицо шефа гестаповцев. В этот жест мальчик вложил последние остатки своих сил и без чувств рухнул на пол.
Жора не видел, что произошло дальше. Он слышал только тяжелые удары солдатских сапог, стоны, злые выкрики немцев.
Кристман стоял в дверях темной комнаты, прижимая ко лбу полотенце, измазанное чернилами и кровью.
— Агента отправить домой, — приказал полковник. — Того, на стене, снять и привести в чувство. А девчонка — она не нужна мне!
Кристман быстро вышел из комнаты.
Когда Жора открыл дверь в коридор, он увидел на полу окровавленный труп юноши. Тело его было изуродовано солдатскими сапогами. Но кулаки яростно сжаты.
Жора остановился.
— Идите скорей! — строго сказал сопровождавший Жору высокий немец, тот самый, что сторожил его в темной комнате. Но Жора не двигался с места: он пристально смотрел на крепко сжатые кулаки мальчика.
— Вперед! — повторил немец.
Жора повернулся и медленно пошел по коридору. Сердце его словно окаменело. Перед глазами стояли Лысенко в цепях, девушка, распростертая на окровавленном столе, мертвый изуродованный мальчик…
Жора твёрдым шагом шел по коридору. Он понял: им выдержано страшное испытание. Полковник просчитался — не сломил его. Над трупом мальчика Жора поклялся памятью своего отца отомстить за все, что он видел. И эту клятву он не забудет до своего последнего смертного часа.
Глава V
На следующий день — это было в пятницу — Кристман вызвал Жору рано утром.
Жора не спал всю эту ночь. Стоило ему только закрыть глаза, как перед ним вставало залитое кровью лицо Лысенко, он вспоминал, с какой ненавистью Бэлла бесстрашно смотрела в глаза Кристману, как крепко были сжаты кулаки мертвого мальчика… Жора решил, что при первом же свидании с Арсением Сильвестровичем он потребует, чтобы ему, Жоре, было разрешено убить Кристмана. Ведь ему это легче сделать, чем кому-нибудь другому… Узнав, что его требует Кристман, Жора побрился и долго умывался холодной водой. Ему не хотелось, чтобы полковник увидел на его лице следы бессонной ночи…
Когда Жора явился к полковнику, тот сидел за столом; голова у него была забинтована.
— Садитесь, — сказал Кристман. — Как чувствуете себя?
— Благодарю вас, — спокойно отвечал Жора.
— Вчера было несколько… шумно. — Полковник внимательно посмотрел на Жору. — Но у вас оказались крепкие нервы. Крепче, чем я думал… Чем вы сегодня заняты?
— Мне предстоит горячий день…
— Да?.. Должен признаться, я крайне заинтересован тем путем, по которому вы пошли. Ведь я до сих пор ничего не знаю о нем.
— Не совсем так, господин полковник, — заметил Жора. — Ваш шпик ходит за мной по пятам. Я бы рекомендовал сменить его: агент слишком бездарен.
— Вас беспокоит агент? — Кристман улыбнулся. — Ничего не поделаешь: таков наш обычай… Кстати, что вы ищете в парфюмерных и галантерейных магазинах?
— Мы ведь, кажется, договорились, что вы не будете расспрашивать меня раньше времени…
Кристман расхохотался, но глаза у него стали злыми.
— Не кажется ли вам, что в этой комнате разговаривают не шеф гестаповцев и его агент, а два равных по своему положению человека? В моем кабинете я привык к другому характеру бесед.
— Я не привык работать по принуждению, — ответил Жора.
— Вижу… вижу… Это так забавно и необычно, что я готов подождать денька два — не больше… Но будем говорить о деле. Нам надо скорее раскрыть тайну радиостанции. Мы, как вам известно, идем к этому тремя путями: я занят Лысенко, агент номер 22 — художниками, а вы… избрали себе пока еще неизвестный мне путь.
— Боюсь, что два первых пути приведут в тупик, господин полковник, — заметил Жора.
— Посмотрим. Во всяком случае, с Лысенко вопрос выяснится через несколько минут: до сих пор та «процедура», которую я назначил ему, действовала безотказно… Пойдемте!
Кристман и Жора снова спустились в подвал. Они прошли по длинному, тускло освещенному коридору и остановились около закрытой двери. Полковник толкнул ее. В комнате было темно и тихо. Слышалось мерное падение водяных капель.
Надзиратель повернул выключатель. Яркий свет залил комнату. Под потолком висел бак. Из маленького крана медленно текла вода — капля за каплей. Внизу, на стуле, под баком, сидел Лысенко. Его руки и туловище были привязаны ремнями к спинке стула, голова была охвачена железным обручем, не позволявшим шевельнуться. Капли падали ему на голову…
Жора подошел ближе. И так же, как тогда, в темной комнате, еле сдержал крик: волосы Лысенко стали совершенно седыми.
— Надеюсь, теперь-то вы нам все расскажете? — спросил Кристман.
Лысенко молчал.
— Снять! — приказал полковник. Надзиратель отпустил винты и раздвинул обруч. Лысенко не шевелился. Он сидел по-прежнему прямо и широко открытыми немигающими глазами смотрел перед собой.
— Доктора! — крикнул Кристман.
Немец доктор явился тотчас. Он наклонился над Лысенко. Через минуту, вытянувшись во фронт, доложил:
— Господин полковник, арестованный мертв.
— Не может быть!.. Он мне нужен!
— Арестованный мертв, — почтительно повторил доктор. — Уже наступило трупное окоченение.
— Дежурный! — вне себя от гнева закричал Кристман. — Позвать ко мне дежурного!.. Надо было следить!..
Полковник вышел в коридор. Жора задержался в комнате. Он молча смотрел, как медленно падали капли на седую голову Лысенко. Капли стекали по лицу и смыли с него кровь. Лицо Лысенко показалось Жоре величественным и спокойным. Ему хотелось преклонить колени перед этим неподвижным, безжизненным телом.
— Нам здесь нечего делать. Я ухожу, — раздался в коридоре голос Кристмана.
Они молча шли по коридору. На площадке лестницы Жора негромко сказал:
— Я был прав, господин полковник: первый путь привел в тупик.
Кристман ничего не ответил и повернулся к Жоре спиной.
Вечером дочь хозяйки передала Жоре: «Суббота, 14.00».
В субботу около двух часов дня Жора шел по Красной. За ним, как всегда, неотступно следовал шпик. На этот раз Жора принимал все меры к тому, чтобы шпик не потерял его в толпе. Поэтому Жора шел не торопясь, время от времени задерживаясь у витрин магазинов.
Без пяти два он подошел к магазину «Камелия» и остановился у витрины. Шпик обосновался
