доме. Самнанг ведь ждал именно этого, что сейчас ему скажут место назначения и время в пути, а Андре место знал, но даже не представлял, где оно находится. Впрочем… время в пути, да.
— Сроки зависят от преподобного отца Марта.
— Так точно, — Самнанг поклонился. — Раньше нам не приходилось летать со священниками.
Андре сделал Марту знак подойти. Самнангу не нужно было слышать всё, а Марту стоило отвлечься, наконец, от дуфунга. Тот лишь сейчас пискнул сигналом о том, что письмо доставлено на Мезар, так что до ответа Лукаса времени еще предостаточно.
— Чедаш-рум, — он улыбнулся, увидев, как округлились синие глаза. Март, когда с него слетало искусственное самообладание, становился таким трогательным. — Проложи курс и посчитай время в пути, с учетом того, что молиться за нас будешь ты, а не Лукас.
— Не Лукас?
— Мы не знаем, что с ним.
— Так точно, — Март кивнул. Развернулся к Самнангу: — мне нужен навигационный компьютер.
И по тому, как капитан, ничему уже не удивляясь, пригласил Марта пройти на мостик, стало ясно, что дошло дело и до псионического воздействия. Что именно вообразил себе Самнанг, это знали только он сам, и Март, но дышать сразу стало легче. Всем. В первую очередь, самому Самнангу.
Глава 6
«если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его»
Самым трудным оказалось поддерживать порядок. Новости решено было придержать до прилета «Сонсарка», но что-то просочилось, неизвестно как, неизвестно откуда. По Мезару поползли самые дикие слухи. Работа то и дело вставала. В тоннелях вспыхивали драки. Даже хунды как будто с ума посходили, сцеплялись друг с другом, вместо того, чтоб вправлять мозги стаду. За что бились? Что делили? Лха их поймет, никто ведь не знал ничего, а казалось, что уже сейчас выясняют, кто попадет на «Сонсарк», а кто останется умирать в подземельях.
Шрам сказал, что улетят все. Он ненормальный, он просто псих, придурок чокнутый, на всю башку больной святоша. За ним летели, из невесть какой дали, может, даже, из самой Столицы, летели, чтобы его забрать. А он отказался. Или все, или никто. «Ovis». Такое специальное слово на языке церкви. Яман начал понимать его смысл еще на «Сонсарке», а теперь, кажется, понял до конца.
— Ты ж ни хрена не преступник, — сказал он Шраму, когда тот безумный день, наконец, закончился, и они смогли уйти в келью, урвать хоть часа три на сон. — Ты не можешь нарушить закон, я не знаю, как ты здесь оказался, но ты не можешь против закона. А вытаскивать нас — это преступление.
— Я убил женщину.
Шрам был как всегда спокоен, вылущивал из упаковки облатки «Нойра», одну, другую, третью… Яману каждый раз казалось, что он смотрит на подготовку к самоубийству. Десять доз снотворного. Он чуть вслух не сказал: «ее убил не ты». Но прикусил язык. Некоторые тайны должны оставаться тайнами. Например, предстоящее освобождение.
— Думаешь, это делает тебя преступником?
— Я думал, Господь простил мне этот грех. Оказалось, что нет.
—
— Ну, еще бы, — ответил Шрам с непонятной интонацией, — ложись-ка ты спать, Яман. Нам эти десять дней придется работать, как никогда в жизни.
И они работали. Задач было две: поддерживать на Мезаре привычный порядок и демонтировать один из генераторов кислорода, чтобы установить его в грузовом трюме «Сонсарка». Второе было плевым делом. Шрам сказал, что генератор требует ремонта, и у техников не возникло ни одного вопроса. А вот первое… Казалось бы, что проще, помалкивай и веди себя как обычно. Они и помалкивали. Но вот вести себя как обычно требовало таких усилий, что усилия сами по себе делали поведение странным. Шрама иногда убить хотелось. Он как раньше походил на храмового идола, так и сейчас. Никакой разницы. Как будто не ему больше всех нужно было выбраться с Мезара. Как будто не он горстями жрал «Нойр», и все равно кричал во сне, и чуть не каждую ночь умирал под завалами.
Ладно. Может быть, дело в том, что его-то все равно не оставят. А может, дело в том, что, в отличие от всех остальных, он
«Сонсарк» приближался. Мезар изо всех сил сохранял видимость того, что ничего не происходит. Сеансы связи происходили как обычно, и Вартай помалкивал о том, что в каждом пакете было письмо на латыни. Вартай, вообще, молчал обо всем, знал немногим больше остальных, но чувствовал себя причастным к чему-то, чего сам не понимал, а поэтому молчал с особой значительностью. Шрам появлялся в аппаратной в разгар рабочей смены, когда вокруг почти не было любопытных глаз. Выслушивал письмо. Диктовал и отправлял ответ.
На «Сонсарке» готовились взять на борт тысячу с лишним каторжан. Как справляться с ними там? Вот вопрос, посерьезней всех нынешних вместе взятых. Никакой работы. Никакого занятия. Сорок дней безделья для тысячи человек, привыкших вкалывать по двенадцать часов в сутки.
Разделить их. Чем меньше общения, тем лучше. В общих трюмах это невозможно, но из тех трюмов — это все помнили — нет выхода. А если какой-то и есть, то о нем неизвестно. Что еще? Наркотики. Столько, сколько им нужно. Пока у наркоманов есть дурь, им ничего больше не интересно. Что еще?
Шрам.
Каким-то образом ему удается… что? Держать людей под контролем? Нет, не то. Он делает что-то другое. Что-то, от чего люди вспоминают, что нужно вести себя по-человечески. Это работало в тюремном трюме «Сонсарка», работает здесь, в Могиле, но будет ли это работать, когда рабы вообразят себя свободными? Им не нужна станет надежда умереть людьми.
А Шрам, когда Яман, в конце концов, поделился с ним сомнениями, вообще их не понял.
— Это звездолет. И он с самого начала был рассчитан на полеты без конвоя.
Дальше, мол, думай сам, что это значит. Яман, впрочем, сразу сообразил, все-таки, кое-что смыслил и в звездолетах, и в пиратстве. «Сонсарк» был хорошо защищен от абордажа. Вряд ли он был рассчитан на условия, в которых потенциально опасные личности окажутся распределены на всем его пространстве, но… из трюмов действительно нет выхода, а в жилой зоне нужно размещать калек. Их много. Их даже больше той полусотни, которую «Сонсарк» готов разместить вместе с экипажем.
— Я к тебе, по-моему, слишком привык, — сказал Яман, когда все обдумал. — Вижу проблемы, но не вижу решений, пока ты не ткнешь в них пальцем.
— Ты преувеличиваешь. А тыкать пальцем невежливо.
Спорить Яман не стал, тем более, что тыкать пальцем и впрямь невежливо, и они заговорили о других делах, об организации погрузки, о том, как и кого объединять в запланированных четырех группах, кто из хундов какую из них будет сопровождать. И, как о деле совершенно обыденном, как будто это имело непосредственное отношение к организации групп, Шрам сказал:
— Я тоже к тебе привык.
Во второй раз за все время существования каторги, люки подземных тоннелей открылись, пока «Сонсарк» был на Мезаре. В первый раз это закончилось уничтожением всех до единого вышедших на поверхность каторжников. Сегодня все до единого каторжники должны были подняться на борт «Сонсарка»
