Как ни странно, не очень-то эта мысль и обеспокоила. В чём в чём, а в своей неприкосновенности Лукас был уверен. То есть, он знал, что его могут убить, но так же твёрдо знал, что никогда ничем не заболеет. Больной рыцарь-пилот — это же нонсенс. Так не бывает!
В боксе изолятора, на столе, его ожидала фляжка с синте-коньяком из монастырских погребов. Двести граммов, полагающиеся за успешный боевой рейд.
Лукас скрутил серебряную пробку, вдохнул коньячный запах и устало сел на койку. Он понял, наконец-то, что вернулся домой. И он не смог вспомнить, когда в последний раз спал.
Глава 6
«Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое».
Информация, доставленная рыцарем-пилотом Лукасом фон Нарбэ заставила орден Десницы созвать внеочередной малый собор. И сейчас в зале для капитулов «Симона де Монфора» присутствовали настоятели всех монастырей Десницы и Всевидящих Очей, Великий Кардинал, а также церцетарии и священники ордена Шуйцы, уполномоченные вести расследование. Сразу два пункта в деле против маркграфа Юлия Радуна: первый — умышленное убийство семерых священников; второй — запрещённые генетические эксперименты. И если во второе верилось легко: о лабораториях Союза Маркграфов ходили самые разнообразные слухи, то первое… первое не укладывалось в голове.
За те недели, которые потребовались настоятелю «Святого Зигфрида» на то, чтобы добраться до «Монфора», расследование успели закончить. И на суд собора монахи Всевидящих Очей предоставили почти готовое заключение. Неофициальное, разумеется. Официоз начнётся, когда Великий Кардинал будет делать доклад Божественному Императору. А пока — все свои. Пока можно думать, рассуждать… и искать зацепки, чтобы ухватить-таки проклятого маркграфа за скользкий хвост.
— …Проект «Бессмертные», — докладывал отец Цвилгус ведущий генетик ордена Шуйцы, — с некоторых пор это название у всех на слуху. Стремление против всех законов Бога и Империи сделать человеческое тело неуязвимым движет не только маркграфами, и мы не сомневаемся в том, что сахе Беляева была подвергнута этим изуверским экспериментам. Результат, как все мы знаем, оказался чудовищным. Но нет никаких доказательств того, что на Акму действительно велись подобные исследования.
По залу прошёл негромкий вопросительный говор. Братья переговаривались между собой, не спеша задать вопросы докладчику. Тот сам всё объяснит, а если не объяснит, вот тогда и можно спрашивать.
— Дело в том, братья и сёстры, — продолжил генетик, — что сахе Беляева не может свидетельствовать. Она не имеет на это права…
Отец Александр осторожно покосился на сидящего рядом Лукаса. Увидел, как фиолетовые глаза полыхнули гневом, и накрыл ладонью сжавшуюся в кулак руку.
Лукас внял безмолвному призыву. Уставился в пол. И монах Шуйцы заметно напрягшийся под яростным взглядом, непроизвольно передёрнул плечами.
— Прошу, поймите меня, отец Лукас, — заговорил он, прижав руку к сердцу, — сахе Беляева мертва. Она может говорить, она всё ещё может двигаться, но её тело умерло шесть месяцев назад. По нашим законам мёртвый не может быть свидетелем или обвинителем, мёртвый не имеет вообще никаких прав.
Тишина повисла в зале.
Лукас молчал. И все остальные тоже не спешили заговорить. Если бы возможность пребывания души в мёртвом теле была доказана, Луиза Беляева могла бы выступить со своим обвинением. Но, увы, за тысячелетия человеческой истории, наличие или отсутствие души у нежити так и осталось тайной даже для церкви.
— С вашего позволения, — Великий Кардинал поднялся со своего места и неторопливо прошёл в центр зала, в круг ораторов, — насколько мне известно, сахе Беляева ничего не помнит ни о самом эксперименте, ни о подготовке к нему. И, если я всё понял правильно, специалисты из ордена Всевидящих Очей так и не смогли найти в её памяти ни единого факта, который мог бы свидетельствовать в пользу того, что эксперимент состоялся. Мы все понимаем, что преступление свершилось, мы можем предполагать, кто является преступником, но доказательств у нас действительно нет. Отец Лукас… я знаю, что за последние недели с этой просьбой к вам обращались сотни раз, но, всё же, попрошу ещё раз: подумайте, как следует, всё ли вы вспомнили? Быть может, есть какие-то факты, незначительные, косвенные, любые, которые позволят вам с уверенностью сказать: в лабораториях Акму велись работы над проектом, противоречащим всем существующим законам?
— Нет, ваше высокопреосвященство, — Лукас покачал головой. — Нет. Всё, что я знаю, это то, что Луиза была в одной из лабораторий. А где её изменили, где с ней сделали… то, что сделали, я, как и все мы, могу лишь догадываться.
— Мне очень жаль, — искренне сказал Великий Кардинал. — В таком случае, орден Всевидящих Очей может лишь добавить это дело к другим, подобным, пусть и не столь ужасающим, и ждать, когда Юлию Радуну изменит осторожность.
Так же неспешно он вернулся в своё кресло.
Собор продолжался.
Теперь место в центре занял представитель ордена Всевидящих Очей. Сухо и с видимой неохотой он сообщил, что расследование на Акму позволяет с полной уверенностью утверждать: цех, в котором погибли рыцари Десницы и монахи церцетарии обрушился в результате падения метеорита. Сбой в защитных системах. Не такая уж редкость, увы, хоть и далеко не всегда приводящая к таким трагичным последствиям. Маркграфа Радуна и наместника Болдина нельзя обвинить в убийстве. Стихийное бедствие считаться убийством не может.
Теперь уж все взоры обратились на Лукаса. И он встал, сбросив руку отца Александра, вышел в круг ораторов. Быстрый, резкий. Злой.
— Братья и сестры, — голос, привыкший отдавать команды, а не вести беседы в зале капитулов, заставил и без того взволнованное собрание встряхнуться, — я обвиняю Константина Болдина и Юлия Радуна в убийстве священников. У меня нет доказательств. Ни у кого из нас нет доказательств. Но я клянусь Господом, что цех был заминирован и взорван. Моё слово — против слова Болдина. Моё слово — против слова Радуна. Они виновны.
Именно этого выступления и ждали от Лукаса фон Нарбэ, и всё же зал загудел голосами. Великий Кардинал с неподобающей сану живостью вскочил с кресла, устремился к Лукасу, по дороге успев похлопать по плечу церцетария-докладчика, возвращавшегося на своё место.
— Это очень серьёзное заявление, — заговорил он бодро, едва переступил через границу круга, — но мне кажется, братья и сёстры, что ни у кого из вас нет сомнений в том, что клятва истинна. Кто из нас усомнится в слове рыцаря?
Великий Кардинал сделал паузу и оглядел зал, как будто и впрямь полагал, что найдёт сомневающихся. Массивный, высокий, в развевающейся алой сутане, он был выше Лукаса на две головы, и рыцарь Десницы почти потерялся на фоне его высокопреосвященства. Впрочем, Лукаса фон Нарбэ уважали не за рост. И слово его действительно весило больше, чем все клятвы всех маркграфов вместе взятые.
Законы Империи Шэн — удивительная штука. Если священник клянётся Господом, слова его не подвергаются сомнению. И это правильно. Потому что за всю свою историю церковь не принесла ни одной ложной клятвы.
С Богом не шутят.
