верно заметила.
И откуда же она столько знает, а? Упырем его до сих пор вообще никто назвать не решался, даже Князь, несмотря на прямые намеки…
— Я упырь, — он поймал ее взгляд, — ты и об этом знаешь? Ладно, расскажи мне, кто именно хочет меня убить. И что там с тобой? Ты — маг, это я вижу. Говоришь, я оказался тут по твоей милости? Рассказывай все.
Начала она неплохо. Несколько сбивчиво, но, в общем, понятно. Несла чушь, но в нынешних обстоятельствах имело смысл прислушиваться ко всему, включая то, что казалось полным бредом. Кто же знает, что может оказаться правдой?
Тем более что в процессе бреда тварь неоднократно назвала его Волком.
Чушь выходила недостоверная, но складная. Правда, чушью она от этого быть не переставала. Зверь уже смирился с тем, что он Черный, и с тем, что он демон, и даже с фактом своей неоднократной смерти начал потихоньку свыкаться. Но будущий Черный Властелин — это, извините, что? Это из какого кино? Если про «Звездные войны», тогда ладно, там плохие парни не дураки полетать на разнообразных болидах, но если, например, фэнтези, то спасибо — перебьемся. В фэнтези из летательных аппаратов только драконы, а с драконами еще поди договорись, драконы, они нервные и до того обидчивые, что только держись.
Голос Эрика оказался очень к месту, хотя откуда взялся — непонятно. Чудеса самовнушения.
Истерику Зверь дисциплинированно прекратил.
Что же ему грозит, по словам твари? Некто, по имени Змей, хочет убить его, чтобы, воскресив, сделать Кощеем Бессмертным и таким образом спасти мир? Отличные новости! Змей — полный псих, это ясно. Но убивать-то и психи умеют. А у этого на службе к тому же какие-то невероятные маги, и тот священник снаружи, про которого страшно даже думать. И факт, что этот псих, возможно, — только возможно, — расстроится, выяснив, что убить получилось, а воскресить не получается, совсем не утешает. Псих пойдет искать другого кандидата в Кощеи, а Зверь — куда? Опять в ад?
Нет, спасибо!
С тварью тем временем происходило что-то совсем непонятное. Она запаниковала, хотя он и не думал ее пугать, она начала говорить все более сбивчиво, а потом и вовсе сбилась на непрерывный, истошный вопль, как будто ее уже начали пытать, как будто с нее уже живьем сдирали кожу…
Это раздражало!
Она
Не с ней!
Нет.
Да!
Убил. Воскресил. Оставил жить здесь.
Как можно дальше.
От себя.
От смерти.
От воспоминаний…
— Твою мать! — Ему одновременно хотелось и бежать от нее, и задушить ее, и забрать ее с собой, чтобы изучить, чтобы понять… — Не ори ты так, я ж еще ничего не делаю.
Она замолчала. Приказ есть приказ. А до Зверя только сейчас дошло, что все это время и он и… эта девочка говорили на русском. И что? Разве это имеет значение?
Сейчас уже ничего не имело значения. Он не успел убежать, да ему и некуда было бежать. Сзади надвинулось… Небо.
Нет. Человек.
Нет…
Чем бы оно ни было, оно подавляло, и потрясало, и было прекрасно, как самая невозможная мечта!
Зверь не оборачивался. Он ждал, пока рассеется наваждение. Собирался с силами.
Он — демон. Он — Черный. Он… у него есть небо, и ему не нужно ничего больше. У него есть небо, и больше он ни о чем не мечтает. Ни о чем!
— Она спасла тебе жизнь, — голос был гипнотическим, дома сказали бы «чарующий», — и ты любил ее, Волк. А ведь тебя не назовешь влюбчивым, верно? Оставь девочку, зачем тебе невинное дитя, ты не насытишься ею. У меня есть для тебя пища. Человек, которого ты призвал сюда. Возьми его, если голоден.
Гипноз? Чары? Нет уж, нашла коса на камень, чародей на чародея, эти фокусы мы знаем.
— Ты сильнее, — признал Зверь.
Да. Он — оно? — нет, все-таки «он» сильнее. И не нужно смотреть на него, чтобы увидеть и не поверить. Его не может быть! Такая красота невозможна, такая красота убивает. Взглянуть на это и остаться в своем уме сможет разве что шефанго… Князь! Ради всех богов, Князь, мне позарез нужна твоя Пустота! Прямо сейчас!!!
— Я сильнее, — ответил чужак, — но ты нужен мне.
— Чтобы принести себя в жертву, спасти мир, убить Антихриста и бла-бла-бла… — Зверь вспоминал Пустоту, пытался сжиться с ней и вместе с Пустотой вспоминал яд в низком, рычащем голосе, насмешливый изгиб черных губ, равнодушие под этой маской.
Равнодушие.
Равнодушие.
Пустота.
— Я многим нужен, но с такой херней ко мне еще не подкатывались. — Вот теперь насмешка была настоящей. И равнодушие было настоящим, хоть и с чужого плеча. — Отвали, красивый мальчик.
Чужаку нужна девочка. Маринка.
Козырь в игре.
Значит, так тому и быть. Этот, кем бы он ни был, боится за нее. Не понимает, не знает, что Зверь никогда, никогда больше, даже ради спасения своей жизни, — никогда больше…
Он сдернул Маринку с матраца, развернулся.
Показалось на миг, что ослеп. Настолько яростно, непостижимо для восприятия, ярко и пронзительно-чисто ударило по глазам.
Тарсграе, теперь ясно, кто это! Ангел. Ну да. Мог бы сразу догадаться: кто же еще рискнул бы в одиночку выйти против демона?
— Это хуже, чем магия, — Зверь упер в подбородок Маринки ствол автомата, — но выстрелить я успею.
Интересно, ангелы умеют читать мысли?
А эмоции?
Если этот поймет, что Зверь блефует…
Не умеют. По крайней мере, не все. И Зверь чуть не рассмеялся от облегчения, когда в голосе ангела появился едва уловимый, но уже необратимый надлом. Ангел оказался с червоточиной.
Как и демон, впрочем. У обоих место надлома — вот эта девочка. У обоих разрывается сердце при виде слез на ее лице.
Два идиота!
— Ты ничего не помнишь, — сказал ангел, — как это случилось, Волчонок?
— Не болтай! — приказал Зверь. — Иди вперед, открой дверь и скажи магам и священнику, чтобы убрались подальше.
— Обещай, что отпустишь девушку.
— На черта она мне сдалась? Девственница… не еда.
— Обещай.
Гадство! Ангел, может, и не умеет он читать мысли, но к операции его подготовили неплохо.