одного столько головной боли. Делай что хочешь. Вампиры, значит, вампиры. Это все. – Он поднялся из кресла. – Мика, хочешь проводить сэра Артура?
– Чего это проводить? – Марийка тоже встала. Какая же она была маленькая по сравнению с ними двумя! – Я с ним поеду.
Вот теперь и ее брату пришло время удивляться.
– Куда ты поедешь?
– В Лугу.
– Но зачем? Крошечный поселок, еще и на Трассе, все всех знают, тебе там даже есть будет нечего.
– Затем, что хочу быть с Артуром. – Марийка уставилась на Змея в упор, тряхнула черными кудрями. – А ты не хочешь, чтобы я ехала в Лугу. И не потому, что мне нечего будет есть, ты прекрасно знаешь, что есть консервы. Ты не хочешь, чтоб я туда ехала, потому что там опасно. – Она прищурилась. – И Артуру ты об этом не сказал, потому что хочешь, чтоб он встрял в проблемы.
– Или потому, что ему все равно, – вмешался Артур. – Нейтралитет – это оно и есть, а мы враги. И тебе лучше со мной не ехать.
– И не узнать про Белого Бога то, что знаешь ты? – Марийка развернулась к нему со змеиной стремительностью. Оба они нелюди, и она, и ее братец. Но это без разницы. – Я хочу верить, как ты! Я хочу так же! – Она снова смотрела на брата. – Хочу знать, что всегда поступаю правильно! Ты так не можешь, и отец не может, только прадед, но так, как прадед, я точно не хочу.
– Ты сейчас знаешь, что поступаешь правильно? – мягко спросил Змей.
– Да!
– Значит, уже научилась.
Марийка только фыркнула.
– Думаешь, я с тобой спорить буду? Я поеду, и все. Отец отпустил бы. Хоть там и опасно, хоть что.
У Змея стало такое лицо, как будто и впрямь голова разболелась. Еще бы. Наверное, сложно сохранять нейтралитет, когда в дело вступают родственные чувства. Сможет? Не сможет? Артуру было интересно. Змей, похоже, любил сестру. Он вообще хоть и гад нечистый, но жил-то среди людей, набрался от них всякого. А может, и сам всегда любить умел, с него станется.
– Артур, тебе действительно нужно вернуться в Лугу, – сказал Змей.
«Не смог», – констатировал Артур. Задумался, нарушил бы он нейтралитет со Змеем ради Альберта. Понял, что нарушил бы. Задумался еще больше. Как-то это было… странно.
– Ты уничтожил демона, это невозможно, так что тобой заинтересовались. Сулэмы еще не поняли, насколько все серьезно, они тебя знают, но никогда раньше, ни в тварном мире, ни в Единой Земле, у вас не было настоящих конфликтов. Одному из них ты даже помог.
– Я ему не помогал!
Того демона люди называли Лунный Туман, и так получилось, что он оказал Артуру услугу, а Артур, сам того не желая, оказал услугу ему. Но это было просто совпадение интересов.
С демоном?
Ох нет, Артур предпочитал вообще об этом не думать. А Змей, конечно, не мог не напомнить. Потому что нечисть и злоехидна!
– Ты ему помог, – сказал Змей терпеливо, – сулэмы видят это именно так. И они с тобой пока не ссорились. Но остальные демоны взволнованы, не понимают, что произошло, и очень хотят разобраться. Тебя им не найти, поэтому они придут в Лугу.
– Придут? – переспросил Артур. – Еще не пришли.
– Они там, но ты же научил людей молиться. – Змей пренебрежительно скривил губы. – Пока что это работает.
Секундная пауза. Очень мрачный взгляд на Марийку, которая, судя по полной невозмутимости, к очень мрачным взглядам давно привыкла. А потом Змей добавил таким тоном, как будто с самого начала именно это и планировал:
– Ты сможешь выехать на Трассу прямо из Поместья.
– Мы сможем выехать, – напомнила Марийка. Ей, кажется, стоило труда не ухмыляться.
– Ты вообще лучше молчи! – буркнул Змей. – Я еще поговорю с отцом о твоем воспитании.
Глава 7
Все в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья;
Лишь дело героя да речь мудреца
Проходят столетья, не зная конца.
Луга второй день была в осаде. Вроде бы не так и долго, но второй день осады означал второй день непрекращающегося кошмара, и минуты растягивались в часы, дни же казались вечностью. Луга исчезла из мира, исчезла с Трассы, или, может быть, исчез мир.
Вокруг поселка клубился туман, в котором скользили пугающие тени. Клэй Грован с сыновьями пошел туда, пошел на разведку. Он говорил, что туман просто скрывает от них окрестности, а на самом деле ничего не изменилось, и по проселку можно выйти на Трассу, с заправки дозвониться до вампиров, попросить помощи. Туман окружил Лугу ночью, Грованы ушли утром, а уже к полудню вернулись, но в поселок не вошли, бродили за оградой, то скрывались в тумане, то выходили из него. Сначала звали к себе всех, кого видели: тогда еще Себеста думал, что лучше держать на улице патрули, вот патрульных Грованы и звали. Потом стали просить о помощи. Умоляли вывести их из тумана. Говорили, что не видят, куда идти.
Их ограда не пускала. Для того поселки на Трассе и огораживают, хотя бы чисто символически, как вот, например, Лугу. В символизме весь смысл и есть. Когда Грованы стали просить, Себеста отозвал патрульных в ратушу. Когда Ира Грован узнала, что ее муж и дети не могут вернуться в поселок, потому что никто не захотел помочь им, она вышла в туман. Удержать ее не смогли. Стрелять не стали. Мысль такая появлялась: на длинной улице, ведущей к воротам, Ира была отличной мишенью, и ранить ее, прострелить ногу труда бы не составило. Но Себеста подумал, что это откроет туману путь в Лугу. Нельзя проливать кровь. Ира выбрала сама, это ее право. Она могла бы остаться в ратуше и молиться вместе со всеми, но предпочла попытаться спасти семью.
Предпочла погубить себя. Таковы были новые правила: спасать надо по-настоящему, а не совершая самоубийственные поступки. Пусть даже настоящее спасение выглядит равнодушием и страхом. Неважно, как твое поведение смотрится со стороны, важно, что ты делаешь. Себеста пока еще очень мало знал о новых правилах, знал только, что Луга оказалась под прицелом демонов с той минуты, как Артур вызволил их из вампирского плена. А это означало, что жизнь изменилась и никогда больше не станет понятной.
Ира не вернулась. Она вошла в туман, а спустя минуту туман наполз на околицу, скрыл из виду живую изгородь, скрыл увитые цветами ворота, над которыми красовалась надпись: «Луга. Нас 300». Их было сорок, а не триста. После ухода Грованов осталось тридцать шесть. И, как ни ужасно было понимание того, что нет худа без добра, но гибель Иры принесла пользу. Всем стало ясно: туман сдерживает не ограда, туман сдерживают они сами, их молитва, их страх и их готовность защищаться.
– А я не знаю, как теперь молиться, – сказал Себесте Роман, – не знаю. Благодарить Бога? За то, что он защищает нас от демонов? Но это же я позвал демона, и это все из-за меня! Как я могу благодарить за защиту, если я жив, и Анна жива, а Клэй, и Ира, и их парни, все погибли, хоть и ни при чем?
– Это уже случилось, – ответил Себеста, – это то, что нельзя исправить. Но мы все еще…
– Это можно исправить! Я знаю как. Я причина, я виноват, мне и платить. Земус где-то там, нужно завершить сделку, и демоны уйдут. А Грованы вернутся.
Если б не эти последние слова, Себеста, может, и задумался бы над идеей. В ней была логика. Когда на тебя нападают демоны, думать логически становится опасно: рассуждения, логика, здравый смысл – все это оружие демонов, но ведь и до этой мысли еще додуматься надо. Однако Роман сказал про Грованов, и Себеста тут же вцепился в него:
– С чего ты взял? С чего ты взял, что они вернутся? Кто тебе сказал об этом?
