Ничего не осталось: ни домов, ни скарба, ни хоть каких-то дорогих сердцу вещиц, памяти о погибших близких. Отступая в ратушу, люди взяли с собой только самое необходимое: оружие, боеприпасы, сухпаек. Еще домашних животных. Собаки и кошки, разбежавшиеся, когда на Лугу напала стая Харира, вернулись в пустые дома, ну а потом вернулись хозяева, те, кто выжил. На улице зверье не оставили, на съедение демонам не бросили, и теперь лужане выглядели как евреи во время Исхода: вооруженные, голодные и в окружении разнообразной живности. Ружья и автоматы, пистолеты и ножи, собаки на поводках, кошки в переносках и так, сами по себе, а вокруг черная, безжизненная земля.
– Я могу сделать, как было, – сказал Демон. – Время вспять не поверну, но могу заново построить так, что будет не отличить.
Себеста покачал головой:
– Нет, не надо. Так лучше.
Поразмыслив, Артур решил, что Себеста прав. Луги больше не было, не было и прежней жизни. Жизнь началась новая, но вот какая?
– Что мы должны делать? – спросил Себеста, и, будто молча повторяя его вопрос, на Артура посмотрели все остальные. – Мы должны рассказывать всем о Боге? О том, что случилось в Луге? Бог спасает наши души, выбрасывая нас в воду, сразу на глубину. Поплывем – хорошо. Нет – вытащит, даст отдышаться и бросит снова. И Он, – Себеста обвел взглядом черные руины, – снял с нас все камни, которые могли утянуть на дно. Артур, я понимаю это, мы все понимаем это, но как об этом рассказать, чтоб поняли другие? «Бог не оставит вам ничего, идите к Богу!» Плохая мысль.
– Да нет, нормальная. – Ласка пустила по кругу пачку сигарет. – Для тех, у кого уже ни хрена нет, самое то. На Земле христианство началось с тех, кому терять было нечего.
– На Земле христианство началось с Христа, – сказал Артур.
– А кто в него верил? – парировала Ласка. – Так, чтоб по-настоящему, чтоб по воде ходить или… – Она щелкнула зажигалкой, затянулась. – Или чтоб демоны от одного вида корчились. Он не дает доказательств, Ему же вера нужна, а мы верить не можем, нам доказательства подавай. Только такие, как ты, и выручают, а вас таких хрен да ни хрена. Здесь вообще ни одного не было. Христианство началось с отчаявшихся.
– Не знаю, где эта Земля, но мы не отчаялись, – сказал Себеста.
– Вы поверили. В этом и смысл. А значит, и другие поверят. Я к тому, что подход ты обозначил верно: к… Нему придут те, у кого ничего не осталось. От этого и будем плясать.
– Меня не спросите? – поинтересовался Артур.
Ласка не упоминала Христа, так же как Марийка, и она не могла смотреть на Миротворец. Никто из них не мог. Плохо.
– А у тебя есть опыт миссионерской работы? – промурлыкала Ласка сквозь белесую завесу дыма. – Ты прости, но топор и винтовка, это не то же самое, что доброе слово. Ты командуешь, не вопрос. – Она подняла руки, изображая, будто капитулирует. – Но, если у тебя пока нет других идей, я предлагаю ехать в Ренатир. Рена с Земли, с ней можно попробовать договориться. А кому терять нечего, так это вампирам, вот с вампиров и начали бы. Смотри-ка, Демон с Марийкой разговаривает и даже не морщится. Она разве не вампир?
Выяснилось, что саолы – это основа экономики Ифэренн. Слово «саол» означало «жизнь». Та энергия, которая и отличает живое от мертвого. Саолы были трех видов: человеческие, экзотические, демонические. Стоили они по-разному, и человеческие считались самыми дешевыми. Это понятно: в Ифэренн жили по-настоящему только души, а тела были лишь видимостью, поэтому и саолы в них использовались слабенькие.
Узнавать о жизненно важных для мира реалиях через две недели пребывания в этом мире – это «только» через две недели или «уже» через две недели?
Демон сумел забрать саолы демонов. Вампиры такого не могли, им доступны были только жизни людей и экзотов. Полторы тысячи Демон оставил себе, сделал своими, и это превратило его из стихийщика, способного воздействовать только на природу, в сулэма, демона высокого ранга, достойного войти в свиту кого-нибудь из князей.
Безумие какое-то.
– Все, что я пока умею, это создавать видимость хорошей погоды и сбивать с толку синоптиков, чтоб в самый неподходящий момент, когда все без зонтиков и даже без шляп, начался дождь со снегом. Еще неплохо получается непогода на выходные, особенно если это праздники с массовыми гуляниями, – рассказывал Демон, пока ехали в Карешту, столицу Ренатира. – Но теперь все должно стать по-другому, а как, я не знаю. Боюсь, пожелай я устроить дождик, и случится потоп, а про снег я даже думать пока не хочу. Но проблема не в том, чтоб контролировать силу, а в том, что изменилось место в мире.
На ближайшей заправке, той самой, за которой были скалы с граффити, нашлось достаточно путешественников, пожелавших помочь лужанам эвакуироваться. Трасса – очень небезопасное место, взаимовыручка тут – способ выжить, и готовность помочь обусловлена надеждой на то, что когда-нибудь помогут и тебе. Это не полная бескорыстность, но и не в чистом виде сделка. Артур надеялся, что Демону пойдет на пользу разобраться в таких отношениях.
За руль «Найзагая» он пустил младших Грованов, поручил им вести байк по очереди. Они и так уже ни в чем не подозревали ни его, ни Марийку, а от такого доверия мгновенно переметнулись в лагерь его самых убежденных сторонников: к Себесте и Барчанам. По крайней мере на время пути. А там уж как пойдет.
– «Он стал гораздо сильнее, – вмешался Альберт, который до сих пор оставался на связи, – поэтому и не мог сам огонь в нужное место направить. Направлял я. А у меня проводник – ты. Получается, что он с тобой взаимодействовал. В мистике я ничего не понимаю, но он же демон, значит, такого быть не могло».
– Да такого вообще быть не может. – Демон держался очень спокойно, то ли его ничего не удивляло, то ли освоение новых ресурсов подавляло эмоции. – Артура здесь быть не может, с этого и надо начинать. Я хотел душу, – сказал он неожиданно, – хотел стать сильнее, и один из моих рабов-охотников, Земус, почти сумел купить душу Романа Барчана. Сделка сорвалась в последний момент, в последние секунды, и даже будь Земус властен над временем, этого он изменить не смог бы. Земус взбесился, захотел отомстить, через мою голову связался с Урмиртой, потому что мне признаваться боялся. А Урмирта согласилась войти в стаю Харира и повести их за вами в погоню. Невозможно, – он пожал плечами, – ни один демон даже не заговорит с вампиром, тем более не войдет в него, но Урмирта захватила всю стаю, еще и Марийку. Уверен, что ей было очень противно, поэтому она не смотрела, в кого входит, спешила покончить с этим как можно скорее. И Артур ее уничтожил.
– «Что тоже невозможно», – прокомментировал Альберт.
– Вот именно. Земус перепугался и все рассказал мне. Урмирта что-то знала, ей было важно избавиться от Артура, а если демоны ее ранга настолько интересуются кем-то из людей, это интересно.
– Сколько демонов-стихийщиков охотятся на души? – Артур знал, что перебивать невежливо, но считал, что вежливым быть необязательно.
– Не знаю. Стать сильнее хотят все, но есть другой способ: можно стать слугой демона более высокого ранга и расти вместе с ним. Сделать так, чтоб тебя заметили и взяли в услужение, нелегко, но раздобыть душу… – Демон развел руками.
– Невозможно, – подытожил Артур. Это слово явно было главным в их разговоре.
– «А у тебя своя-то душа есть?»
– Конечно.
– У них есть души, – Артур кивнул, – у них с телами сложности. Здесь еще ничего, а в тварном мире полный швах. Но с душами вообще-то тоже проблемы. Ты знаешь, что не сможешь спастись? – Он уставился на Демона в упор. – Должен знать. Вы же все это выбрали добровольно и с полной ответственностью.
– Артур, я здешний. Просто стихийщик. Появился вместе с Ифэренн. Я ничего не выбирал, меня тогда не было. Если бы я был на Небесах, я занял бы другую сторону. Это невозможно, но, по-моему, смысл слова «невозможно» изменился за последние две недели, и мы только что это выяснили.
– Он прав, – подала голос молчавшая до этого Марийка, – что-то происходит, что от нас не зависит, не зря же мы с тобой встретились. Моя семья – связующее звено между людьми, вампирами и демонами, брат с отцом оказались в долгу перед тобой за то, что ты убил Урмирту, я могу перестать притворяться обычной, и тогда вампиры начнут меня слушаться, и ко всему тут еще и демон-сулэм. Брат мне говорил, что Белый
