И все же в этой сутолоке, в этой кажущейся неразберихе есть своя прелесть. А когда кошель полон золота и на язык сами приходят фразы на эннэмском, эзисском, сипангском и прочих, в зависимости от ситуации, языках, ты на базаре желанный гость.
Наложение миров, накатившее вчера, сегодня ушло без следа. Я чувствовал, что вернулся на свою землю. Как будто и не было двухлетней разлуки с этой солнечной, жаркой, пропахшей пряностями и благовониями страной. И привычно слетают с губ ритуальные пожелания благополучия. Привычно бросают пальцы подаяние в чашки многочисленных нищих. Не вызывает отвращения вонь, грязь и бродячие собаки, сплошь покрытые лишаями и коростой.
Восток!
Хорошо тут, честное слово.
Конные ряды встретили волной шума, перекрывшего базарный гомон. Здесь к человеческим голосам примешивалось истеричное ржание лошадей. Звон молотков в переносных кузнях. Треск ломаемого тяжелыми копытами дерева.
И запах.
Ни с чем не сравнимый запах конского пота.
Может быть, я ненормальный? То есть я совершенно точно ненормальный, но я имею в виду не образ жизни. Так вот, может быть, я ненормальный, но этот запах мне нравится. Так же, впрочем, как и запах раскаленной стали в оружейной мастерской. Как запах прогретого солнцем камня на старых трактах.
Это запахи дороги. Земной дороги. Не имеющей ничего общего с дорогами шефанго. Я ж говорю – ненормальный. А впереди уже показались легкие, открытые денники, где стояли скакуны, до которых далеко было самым лучшим лошадям Запада.
Рыжие, серые, соловые, вороные и игреневые. Чистокровки и выдаваемые за оных. Кто-то стоит, опустив голову в кормушку. Кто-то, нервничая, всхрапывает и прижимает уши, тараща выкаченные фиолетовые глаза. Кто-то игриво скребет зубами стену денника, напоминая симпатичной кобылке о своем присутствии.
Купцы, издалека узрев чужеземца, начинают нахваливать свой товар с удесятеренной силой, рассчитывая на неопытность покупателя.
И то верно. Любая лошадь, привезенная отсюда, стоит там, на Западе, в два-три раза больше. И сравнить ее там будет не с кем. Иные стати. Иной норов. Да, собственно, они и предназначены для иных целей.
Здесь боевыми лошадьми считают только кобыл. В скотине в первую очередь ценится скорость и выносливость. Яростная злость, свойственная жеребцам, одобряется только на Западе. Там – да. Там стычки лоб в лоб. И кони дерутся наравне с хозяевами. А здесь: налетели, постреляли, развернулись – ушли.
Благодать.
Тишина и спокойствие.
Гульрамские лошади, надо сказать, стали моей навязчивой идеей давно.
Ну то есть относительно давно.
Действительно давно, еще в бытность мою в Степи, когда от лошадей зависело все, и в первую очередь жизнь, я всерьез озадачился мыслью вывести в тамошних условиях породу, которая отвечала бы всем требованиям. Моим, понятное дело. Дальше мыслей, правда, тогда не пошло. Не до того было. Да и коней мы с Тэмиром брали – любо-дорого поглядеть. Так что насущной потребности как-то не возникло.
Потом, в долгой череде столетий, мне еще не раз и не два попадались отличные лошади. Но век их недолог. А потомство, увы, Далеко не всегда получалось таким, каким хотелось бы.
Коневодством всерьез и надолго я занялся, когда жил на севере Виссана. Сейчас там граница между Аквитоном и Румией. Увлекательное по-своему занятие, скажу я вам, особенно если делать больше нечего. Но потом («потом» всегда наступает, если ты бессмертный) в очередной раз была перекроена карта мира. Другие люди пришли и создали другое государство. А в процессе перекраивания и созидания разрушили то, что было до них.
Они были дикими, эти пришельцы. Пришельцы в большинстве случаев бывают дикими, не в пример тем, кого они завоевывают. Я-то ушел, едва понял, что цивилизация не выстоит под напором варварских орд. А выведенные лошади рано или поздно вымерли. Некому было грамотно продолжать развитие породы. Скрещивали с кем попало, наивно веря в то, что лучшие черты родителей продолжатся в потомстве.
Ну да акулы с ними со всеми! Речь-то не об этом. А речь о том, что в Эзисе кто-то достаточно умный поработал с тамошними породами, скрестил их с лошадьми Эннэма и Сипанго, получив в итоге нечто потрясающее. Гульрамских крылатых. Кони Владык, так еще называли этих скакунов. Я не могу говорить за всех, но те твари, что были у меня перед Грезой, без особого напряжения делали по сто – сто десять миль за переход. Горячи все были, правда, непомерно. Но это в какой-то степени можно считать достоинством.
Нечто подобное я собирался поискать и теперь. Вся беда в том, что кони Владык сразу стали действительно конями Владык. Редкими и дорогими. Купить их по случаю было практически невозможно. А увести из конюшен какого-нибудь эзисского вельможи… Первую свою крылатую кобылку я именно так и добыл, но чего мне это стоило!
Нет, естественно, мне не повезет сегодня.
Да и завтра, я думаю, тоже.
Но на дворе июль. Молодняк подрос, и его активно везут на продажу. Так что, с недельку пожив в Гульраме, я (чем Икбер-сарр не шутит!), может, и найду что-нибудь подходящее. А – нет, так, глядишь, узнаю, кто из местных покупал кобылу крылатой породы. Узнаю и уведу.
«Ой, Эльрик, смотри. Поймают – надерут задницу!» Хм. Внутренний голос вылез. С чего бы это? Но, во всяком случае, теперь ясно, что лошадь нужно уводить. Если, конечно, купить не получится. Но когда, спрашивается, у меня что законными методами получалось?!
А впереди нарастали шум и грохот, слишком уж громкие даже для этих не самых спокойных на базаре рядов. Какого Флайфета?
Несколько лысин под тюрбанами. Подбородки, плавно переходящие в животы.
– Посторонитесь-ка, почтеннейшие!
Расталкиваю толпу, ввинчиваюсь в нее, игнорируя злое шипение.
Кто это грохочет там подкованными копытами и кричит, как разъяренная кошка?
Что за блики на черном атласе?
И почему так широк круг любопытных, словно сделать шаг вперед и сузить его смертельно опасно?
Ведь он стоит, растянутый на коротких ремнях. Приседает,
