вышедшим вперед телохранителям. Выждал. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы смертные, подавленные его ростом, подавленные собственным инстинктивным ужасом, отступили сами, едва лишь шефанго сделал еще полшага вперед.
Кто бы ни натаскивал этих гвардейцев, они оставались людьми. Пусть и верными, как собаки. Даже собаки умеют бояться.
— Я очень хотел увидеть тебя, — произнес Эльрик на эльфийском, — я так давно не видел настоящей красоты. Но ты зачем-то надела вот это… — он кончиком пальца прикоснулся к изумрудной сережке, и Легенда не отстранилась, не возмутилась, а замерла, не дыша, глядя ему в лицо. — Чары были хороши, пока любовь была настоящей, — Эльрик опустил руку. — А сейчас я не вижу тебя, Легенда из Замка Прибоя, я вижу только мишуру, золото и изумруды. Здесь больше нет ни любви, ни смерти.
— Зато здесь есть власть! — парировала королева.
— Да. Ты всегда хотела власти, — Эльрик подал ей руку: — проводишь меня к себе, или, все-таки, уйдешь со мной прямо сейчас?
— Я
Дворцовый комплекс был обширным, и казался малопригодным для обороны, со своими декоративными оградками, узорчатыми решетками, обилием кустов и деревьев, заботливо укрытых на зиму соломенными циновками. Эльрик беззастенчиво таращился по сторонам, вслух комментируя кажущуюся беззащитность зданий, отмечая разнообразные ухищрения, призванные сильно озадачить штурмующих, и так же сильно осложнить им жизнь. Изобретения Йорика, не иначе. Дворец перестраивался сравнительно недавно, как раз в бытность Ярни Хазака первым приближенным воеводы Лойзы.
— Все-то ты знаешь, — фыркнула Легенда, когда они вошли, наконец, под своды королевской резиденции, — все-то ты видишь. Специально злишь меня?
— Конечно.
— Ты… — она почти втолкнула Эльрика в небольшую, квадратную залу, с камином, в котором гудело пламя, и расставленной в эстетическом беспорядке мебелью, — ради всех богов, что ты себе придумал, мальчик?! Приходишь ко мне, через тридцать лет, со своим волшебным голосом, со своими чарами, со всей своей силой, будь она проклята вовеки, и думаешь, что я, как раньше, побегу за тобой на край света?
— Ты же сказала, что никуда со мной не пойдешь, — напомнил Эльрик, переставляя поближе к камину два кресла. Обернулся, глядя на королеву, — у тебя снег в волосах растаял. Капли переливаются. Красиво… Но снежинки тоже хорошо смотрелись. Ты это серьезно, насчет
— А ты сомневаешься?
— Признаться, сомневаюсь. У меня есть на то основания. — Он снял перевязь с мечом, повесил на спинку кресла. Достал из-за пазухи плоскую шкатулку, открыл и поставил на каминную полку. — Да иди же сюда, — Легенда все еще стояла в центре залы, и Эльрик шагнул к ней, закрыв плечами свет пламени. Огромная, страшная тень метнулась по стенам и потолку, так что ее величество невольно вздрогнула. — Пойдем к огню, — мягко произнес Эльрик, беря ее под локоть, — ты не похожа на себя, Легенда. Это только сегодня так, или всегда? Все годы, пока ты здесь одна?
— Ты не собьешь меня с толку, — Легенда дернула головой, но позволила отвести себя к камину. Села в кресло, и отвернулась, глядя в огонь.
— А я и не пытаюсь, — шефанго креслом пренебрег, хотя сам же передвигал их ближе, и опустился на пол у ее ног, — но я сомневаюсь в том, что ты говоришь правду. Я помню… — Легенда смотрела на пламя, а Эльрик, снизу вверх — на Легенду, — я предложил тебе остаться и подождать меня в безопасности. А ты пошла за мной. На верную смерть.
Недовольно раздув ноздри, ее величество, все-таки, взглянула в лицо шефанго. В жуткие алые прорези черной маски, расшитой золотым узором.
Так значит, он запомнил?
В тот день, и все годы потом, Легенда была уверена, что Эльрик, этот не знающий страха и сомнений мальчишка, не придал ее поступку никакого значения. Что он просто не понял, чего ей стоило пойти с ним, а не вернуться в безопасный и мирный лес, так похожий на светлые земли ее родины.
Их осталось тогда двое. Только двое из целого отряда нелюдей, обреченных на смерть, и добровольно отправившихся в безнадежный и страшный путь, в конце которого ожидал Финрой, бог Войны. Они остались вдвоем, и Легенда сказала: надо возвращаться. А Эльрик ее даже не услышал. И дальше они пошли вместе. И сейчас он пришел, чтобы напомнить об этом, о том, что тогда Легенда отправилась вслед за ним даже не на край света — дальше, гораздо дальше. В смерть.
— Ты вел себя как дурак, — резко сказала она, — и мог погибнуть из-за своей дурости. Кто-то должен был присмотреть за тобой.
— А сейчас я веду себя как умный? — все так же мягко поинтересовался Эльрик.
— Нет. Сейчас ты стал еще глупее.
— Так почему ты смотришь на меня, как на врага?
Его волшебный змей, Дхис — лучший-ныряльщик-в-листву, бесшумно скользнул вверх по плечу, зацепился за туго заплетенную косу, и свернулся вокруг головы хозяина переливающейся деревянной диадемой. Венцом языческого бога.
— Легенда, — Эльрик мимолетно погладил змея, когда тот скользнул хвостом по его лицу, — мы дрались вместе, ты — мой друг, и ты самая прекрасная женщина, из всех, кого я видел. Для меня все осталось по-прежнему, что же изменилось для тебя?
— Все по-прежнему? — повторила королева, — ты поэтому носишь теперь маску, даже когда мы вдвоем?
И тогда Эльрик улыбнулся. Той родной до слез, знакомой и страшной улыбкой, от которой сейчас у Легенды сжалось сердце. Он не изменился… это правда? Он действительно тот самый Эльрик, бесстрашный и жестокий мальчик, который стал для нее когда-то надежной опорой, несокрушимой защитой от смерти и страха? Он повзрослел…
Но маска упала на пол, открывая жуткое, резкое, словно неживое лицо. Алые глаза, черные губы, резкие углы скул. Если бы Легенда знала, что Йорик, ненавидимый, не прощенный враг боится этого лица, боится Эльрика, она сейчас торжествовала бы, как будто наконец-то победила проклятого смеска. Однако она не знала. И понятия не имела, что шефанго нужно бояться. Просто провела ладонью по серой как камень, но живой, горячей коже. По выступам и впадинам, из которых, казалось, только и состояла эта демоническая личина. Пальцами прикоснулась к губам, за которыми спрятались звериные острые зубы.
Это он. Эльрик де Фокс. Тот, кто согревал ее по ночам, сжимая в объятиях, целомудренней которых не выдумать и монахам. Тот, кто защищал ее и сражался с демонами и духами. Тот, кто видел, как она плачет, и, поцелуями собирая слезы, шептал древнее детское заклинание от ночных страхов, чтобы успокоить ее, чтобы прогнать злых, голодных тварей.
Ее добрый и заботливый мальчик, лишь однажды признавшийся, что ему тоже страшно. И тогда же, словно позабывший об этом. Легенда знала, знала наверняка, что никто кроме нее, ни одно живое или мертвое создание в мире, не подозревало о том, что Эльрик де Фокс тоже может бояться.
— А еще ты ругал меня, — вспомнила она вслух, — говорил, что я дура. И чуть не проиграл в карты тому демону с двумя кабаньими харями.
— Рылами, — поправил Эльрик, успевший когда-то — когда? — поймать ее ладонь, и сейчас поцеловавший чувствительную жилку на внутренней стороне запястья. — У кабанов рыла, у демонов тоже. И играл он не в карты, а в маджонг. И не со мной, а с Мунсин.
— А меня назвал самкой, а ты не спорил!
— Ты ведь там же была, вот сама бы с ним и спорила!
— Рыцарь, называется! — Легенда выбралась из кресла прямо в теплые, дружеские — о да, всего лишь дружеские — объятия. Прижалась плечом к груди Эльрика, уткнулась головой ему под подбородок.
Как тогда, давно, возле ночных костров, когда они двое кутались в один плащ просто, чтобы
