присмотра сразу четверых охранников. А у Эйни кровь молодая бурлит, ему охота — это так, забава, ему жить хочется по-настоящему, он влюблен, он злее, чем был, и еще более горяч на руку.
Паук танцует, и нет от него спасения ни нечисти, ни нежити. Звенят, натягиваясь, тонкие нити паутины, смерть танцует вместе с Эйни, и они, право же, отличная пара! Не требуй от него больше, Син! Дай время пожить, повоевать, посерьезнеть. Разве недостаточно того, что с Пауком, с его паутиной, братство за год добилось больше, чем за десятилетие?
— Не женись, — сказал Син, — не спеши с этим.
— А я и не спешу, — напомнил Альгирдас, — уже полгода не спешу. Сколько же можно? Ночь Росы через месяц.
— Ты спешишь, — спокойно возразил Син, — считаешь месяцы, когда следует набраться терпения на годы. Свяжи сейчас свою жизнь со смертной женщиной, и ты погубишь ее и себя.
— Почему?!
Син вздохнул и протянул ученику терракотовый чайничек:
— Налей себе чаю, Паук, и успокой свою горячую кровь вдумчивой беседой с наставником, пусть и бывшим.
— Ну, ладно, — Альгирдас потупился, — прости, если я был недостаточно почтителен. Ты — старший наставник, ты — глава Совета, ты — мудрец, и я тебя люблю и уважаю. Не только за это. Что за опасность грозит Эльне?
— Не Эльне, вам обоим. Относительно тебя, Паук, очень сложно делать предсказания. Твой покровитель благоволит к гадателям, но не тогда, когда дело касается его любимца. Все, что нам известно — это то, что он против твоей женитьбы.
— Он вообще против всех, кого я люблю…
— Мне казалось, вы примирились с ним.
— Мне тоже. Сколько лет я должен ждать, прежде чем «связать свою жизнь со смертной»? — слова наставника Паук повторил так язвительно, что во рту у Сина появился медный привкус.
— Пятнадцать лет, возможно чуть больше.
— Сколько?!
— Ты снова даешь волю чувствам, Паук.
— Извини меня, Син, — Альгирдас коротко поклонился учителю, — я снова даю волю чувствам. Я не могу так, как ты, сидеть на берегу жизни и бросать в нее камешки. Мы остановили болезни. Мы надолго отогнали нежить от людей. Мы сражались с Сенасом и победили его, хотя ты и не верил, что это возможно. Мы хорошо потрудились за эти полгода, наставник, и сейчас я не вижу необходимости в моем присутствии в Ниэв Эйд. Если только ты не собираешься поселить меня в бестиарии, чтобы воспитанники могли ежедневно лицезреть знаменитого Паука Гвинн Брэйрэ.
— Нет, — покачал головой наставник Син, — не собираюсь.
— Тогда я ухожу в тварный мир. Я женюсь на Эльне. И как-нибудь договорюсь со своим божественным покровителем. В конце концов я нужен ему больше, чем он мне. Когда я снова понадоблюсь тебе, только прикажи.
— Паук, — окликнул Син уже выходящего из покоев охотника, — разве ты не пригласишь меня на свадьбу?
— Нет. Слишком много чести было бы для моей невесты.
Эльне с раннего утра ушла в лес развешивать по ветвям венки для лесных дев. Она не боялась бродить в пуще одна, без подружек — отец с детства научил, как обходиться с разнообразной лесной живностью: с кем разговаривать, от кого защищаться заговором или оберегом. Печальные же русоволосые девы, опасные для многих неосторожных, у Эльне всегда вызывали жалость и сочувствие, и она, как могла, старалась порадовать их в те недолгие дни, когда тоскующих красавиц выпускали погулять в мир людей.
Надо сказать, что ни прошлой весной, ни в этом году никто в Приводье не пострадал от злых шуток лесных дев: никто не утонул, не пропал без вести, даже не испугался их громкого злого смеха. Притихли неспокойные души, словно наказал им кто-то вести себя хорошо и людям зла не делать. Так что Эльне поначалу даже не удивилась, заметив среди деревьев человека — если бояться некого, почему бы не забрести так далеко в лес кому-то, кроме нее самой?
Разглядев же, что перед ней чужак в незнакомых одеждах, да к тому же рыжий, как лис на солнышке, Эльне удивилась, по-прежнему, не испытывая страха.
— Здравствуй, девица, — ласково произнес рыжий.
— И ты здравствуй, молодец, — вежливо ответила Эльне. И подумала, что таких больших людей видеть еще не доводилось, хотя ведь и в Приводье хватает парней и мужиков, не обиженных ни ростом, ни статью.
— Интересно мне стало посмотреть, — зайда улыбнулся ей, и улыбка у него была хорошая, честная, — что же это за умница и красавица нашему Пауку так приглянулась. Я подумал, может она и вовсе не обычная девица, а чаровница какая-нибудь, дочь речного царя, может быть, или лаума. Трудно поверить, что Паук безо всяких чар свое сердце женщине отдаст.
Ну, конечно! Эльне тоже улыбнулась, снизу-вверх глядя в открытое лицо незнакомца, конечно, это один из друзей Альгирдаса. Такой же чародей, как и те четверо, что были в Приводье зимой.
— А вы, чародеи, только в чаровниц влюбляетесь? — не поверила Эльне. — Ой не знаю, не знаю. Чаровниц, поди, на всех не хватает?
— На язык ты бойкая, — заметил он одобрительно, — и правильно: с Пауком иначе нельзя — быстро зазнается.
Это он правильно сказал. Таких гордецов, как ее Альгирдас, поискать еще надо.
— Вот, прими от меня подарок на свадьбу. Пусть принесет тебе счастье. Это золото, слышала о таком металле?
Неведомо откуда заблестело в руках зайды переливчатое солнышко. Запястья и ожерелье, витые височные кольца и даже маленькие колокольчики на праздничную обувку. Чтобы каждый шаг в танце сопровождался мелодичными перезвонами.
— Примеришь? — весело спросил чародей.
— Примерю, — смело кивнула Эльне.
Ей уже приходилось видеть такие украшения, такие яркие, цветные камни — тонкую работу, не иначе, тоже чародейскую. Но среди подарков, которые присылал Альгирдас, не было ни единой золотой вещицы. Только серебро. В Приводье, где до приезда пятерых чародеев не знали других металлов, кроме железа, и серебряные украшения вызывали ахи и вздохи всех соседей. Золото, однако, оказалось куда красивее. Даже сравнивать нельзя!
— Ах, хороша! — восхищенно вздохнул рыжий Зайда. — Но Пауку ведь одной только красоты недостаточно. Уж я его знаю. Так что же в тебе такого, чего нет в других?
Сильные пальцы сомкнулись на руке Эльне поверх золотого в самоцветах запястья.
— Нам придется познакомиться поближе, красавица. Ты пойдешь со мной!
Она испугалась. Как-то сразу и вся, от макушки до пяток, как будто страх ударил с неба. Но вместо того, чтобы рвануться в сторону, попытаться вырывать руку из железного захвата, Эльне наоборот шагнула вплотную к рыжему и изо всех сил саданула коленом в причинное место. Он успел подставить бедро, защитился от первого удара, но в руках Эльне уже был острый коровий рог, который она и всадила прямо под ребра зайде.
Он что же, думал, что в Приводье, на границе, девица не может постоять за себя?!
Рыжий охнул, скорее удивленно, но руку Эльне так и не выпустил. А на кровь уже шли из-за деревьев лесные девы, и теперь опасность грозила им обоим — и чужаку, и дочке гадателя. Прежде, чем рыжий заломил ей вторую руку, Эльне ударила снова, в то же место. Только в этот раз чародей даже не удивился, пребольно выкрутил запястья, крикнул что-то непонятное, и лесные девы с плачем пали на