матовый свет серьги в правом ухе…
В правом?
Ах, плевать ей в каком ухе у него серьга! Смотреть бы и смотреть в темно-карие с зеленью глаза. Такие внимательные.
Или равнодушные?
— Это Хельг, — сказал Орнольф. — Хельг, это Марина Чавдарова.
Все-таки внимательные. Даже очень. Как будто он слышал ее имя и запомнил.
— Привет! — Маришка первая протянула руку.
— Привет! — он слегка улыбнулся. — Вообще-то, меня зовут Альгирдас. Извини, руки не подам.
И показал ей то, что держал в правой руке. Человеческую кисть. Грязную. Очень грязную. Маленькую, с обломанными, когда-то длинными ногтями.
— Не уверен, что это гигиенично, — как сквозь вату донеслось до Маришки.
Она узнала колечко на среднем пальце. Ленкино золотое колечко с розочкой из золотой проволоки. Ленка его не снимала, даже когда ходила в душ. И когда ездила в лес. Вообще никогда не снимала.
Орнольф не дал ей упасть. А окончательно Маришка пришла в себя уже в салоне машины, полулежа на удобном кресле. Снаружи слышалось недовольное рокотание рыжего шведа:
— Ты бы хоть иногда думал, что делаешь!
— Я забыл, — оправдывался Хельг. — Ну, правда, забыл. Рука и рука, подумаешь, что особенного- то?! Ну, грязная. Я не обязан все время помнить, как они реагируют на свои оторванные конечности.
— Они! — с невыразимым сарказмом повторил Орнольф.
Заглянул в машину, встретил взгляд Маришки и попросил:
— Извини его, ладно? Он не со зла, исключительно по рассеянности. Выпить хочешь?
— Хочу, — вяло ответила Маришка.
— Куда тебя отвезти? — Орнольф протянул ей фляжку.
— И где тебя искать, если что? — подал голос Хельг.
Визитница осталась в рюкзаке. Рюкзак — в Поташкинском сельсовете. И никакие силы не заставили бы Маришку вернуться туда. Она осторожно глотнула из фляжки. Там оказался коньяк — хороший, ароматный, мягкий коньяк. И когда Орнольф посоветовал:
— Ты пей, пей, хотя бы грамм сто пятьдесят прими.
Маришка с удовольствием последовала рекомендации. Хотя, надо сказать, что сто пятьдесят на голодный желудок, да поверх стресса оказались убийственно сонной дозой. Как и когда «мерседес» тронулся с места, Маришка даже не заметила. Спала. Сквозь сон слыша, но не понимая, тихий красивый голос:
— Руку оторвали, а кисть зацепилась за что-то. Там все кровью залило до самого шоссе. Вот они по крови границу и перешли.
— Как и собирались, — сдержанно басил Орнольф.
— Ну… — нагоняющая сладкий сон пауза, и снова голос, ласкающий слух, — этих-то я уничтожил. А остальные утащили девчонку на
Они были дома, на Меже — отдыхали от трудов праведных. Альгирдас пытался медитировать. Орнольф скучно обыгрывал компьютер в преферанс и целеустремленно отвлекал от медитации.
— Меня до сих пор зло берет, Хельг. Столько времени ухлопать на подготовку, соткать охрененную «вершу», выманить их к месту силы. И упустить! Из-за каких-то соплюх и дурацкого гуманизма! Ты можешь внятно объяснить, на кой черт ты пустил эльфам под хвост такую прорву работы?
— Могу, — прикрыв глаза, пробормотал Альгирдас, — если с этого дня мы считаем год подготовки — солидным сроком, то конечно могу. А если нет, то и объяснять ничего не надо.
— Ах ты, засранец!
— Как скажешь, любовь моя, — промурлыкал Альгирдас. — Как скажешь…
Орнольф оставил компьютер в покое и уселся на пол позади Паука, обняв того за плечи:
— Но ты хотя бы понимаешь, что бывают ситуации, когда смертными нужно жертвовать? Ты спас пятерых, но под угрозой теперь жизнь многих других, в том числе и таких же девчонок.
— Не-а, — Альгирдас немедленно воспользовался датчанином, как спинкой кресла, и завозился, устраиваясь поудобнее, — не понимаю, рыжий. Я импульсивен, горяч, несдержан и не умею считать. Тебе, кстати, говорит о чем-нибудь ее имя?
— Марина Чавдарова?
— Да. Сразу вспомнил. Значит, говорит.
— Так звали девушку твоего тезки, которую он убил. И что?
— Во-первых, он не мой тезка, — рассудительно уточнил Паук, — Ольгерд и Олег — это разные имена. Во-вторых, я бросил к ней ниточку, чтобы ей проще было убедить других девочек убежать оттуда. И знаешь, что увидел, когда заглянул подальше?
— Что ты увидел? — Орнольфу очень трудно было сохранять суровый тон, (хотя бы тон!) когда подбородок и шею щекочут черные, шелковые волосы. Когда в такт сердцу, совсем рядом бьется сердце Эйни. Маленькая, злая, теплая птица… — Только не говори, что эта Марина связана со своей погибшей тезкой.
— Не-ет, — протянул Альгирдас, — ни хрена ты не понимаешь, рыжий. Смотри.
И Орнольф увидел.
Отстраненно-задумчивые черные глаза под длинными густыми ресницами. Сначала — глаза. Первое, что видит взгляд на узком, скуластом лице. Бездонные, холодные колодцы, в глубине которых тлеют, светятся алым почти невидимые факела.
Потом он воспринял картинку целиком. Худой и хрупкий сероволосый парнишка в незнакомой военной форме сидел, скрестив ноги, на двухъярусной койке, и смотрел в экран ноутбука.
Тонкие руки, длинные пальцы, узкие плечи. Если забыть о холодном, бесчувственном взгляде, ни за что не подумаешь, что это — он.
— Это он? — шепотом уточнил Орнольф, опасаясь нарушить непрочную паутинную связь. — Сын Змея?
— Изощренный садист и убийца, вечно голодное чудовище, потенциальный владыка ужаса, и все, что ты еще придумаешь плохого, — охотно откликнулся Паук.
Тут парень поднял глаза от ноутбука и взглянул прямо в лицо Орнольфа. А миг спустя Альгирдас дернул головой и схватился за виски, шипя от боли.
— Видел, да? — он тихо выругался. — Он чует паутину, даже не зная, что это такое. Это его я должен был найти, рыжий. Считай, нашел. На четыре года раньше, чем мы ожидали. Теперь главное не упустить из виду. В какой-то момент он уйдет из той реальности, никто не знает куда, и мы… я должен быть с ним рядом в это время. Думаю, с помощью девочки все пройдет гораздо легче.
— То есть, они все-таки связаны, — уточнил Орнольф, — магия имен иногда работает, так?
— Не так. Это она и есть. Та самая Марина Чавдарова. Мертвая девушка, связанная со своим убийцей даже не паутиной, рыжий. Пуповиной. Он придумал ее. Создал из ничего. Со-тво-рил. Ты представляешь,
— Н-да, — Орнольф подумал, что бы сказать такого, ободряющего. — У девчонки есть талант. Думаю, ее и без нашей помощи пригласят на работу в ИПЭ.
— Пусть попробуют не пригласить, — хмыкнул Паук. И подсветил уходящую в тварный мир связку полупрозрачных нитей. — Я их второй день обрабатываю.
