Орнольф оживленно беседовал о чем-то с девушкой в мини-юбке, присевшей на край стола. Девушка была из персонала музея, и вряд ли в ее обязанности, кроме подношения кофе, входили демонстрация ног и глупое хихиканье. Во всяком случае, завидев начальство, она перестала смеяться, спорхнула со стола и исчезла за дверью раньше, чем Сергей Иванович успел произнести хоть слово.
Орнольф, все еще улыбаясь, проводил ее взглядом, затем кивнул Маришке и лишь потом встал из кресла. Нет, не встал — воздвигся, этакая башня головой под потолок, с плечами шире, чем размах рук того же Дюхи.
Только выглядит он все равно моложе Дюхи, и моложе Макса.
Это если не смотреть в глаза.
И у Маришки потеплело на сердце, когда она вновь услышала почти забытый за полгода, низкий голос.
— Добрый день, господин Корнев.
Потом Сергей Иванович представлял Орнольфу Дюху и Макса, в смысле, старшего лейтенанта Панкрашина, и младшего лейтенанта Адасова. Потом попросил по интеркому кофе на всех, подумал и затребовал еще и коньяк… а потом Орнольф, видимо, устав от церемоний, без какого бы то ни было вступления поинтересовался:
— Господин Корнев, нам нужна была только Марина Чавдарова. Коль скоро она здесь, значит, институт принял наши условия. Зачем же вы привели с собой всю опергруппу?
— Затем, что курсант — не оперативный работник и, строго говоря, даже не сотрудник ИПЭ, поэтому мы не имеем права отправлять Чавдарову на операцию без контроля с нашей стороны.
— Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что мы позаботимся о безопасности вашего курсанта?
— Ни в коем случае, но поймите правильно…
И понеслась.
Маришка начала скучать где-то на десятой минуте. Макс — чуть раньше. Дюха — с небольшим запозданием. Они потягивали коньяк и тем скрашивали тоску, но поговорить о чем-нибудь между собой не решались, а скучные торги нагоняли зевоту. Сергея Ивановича было жалко. Он сейчас занимался не тем, чем ему хотелось, однако, будучи человеком ответственным, обязан был давить до последнего.
Вряд ли он всерьез рассчитывал на то, что Касур согласиться взять в придачу к Маришке еще двоих оперативников. Вряд ли он действительно полагал, что рыжий маг не понимает, какую ответственность берут на себя они с Пауком. Вряд ли он так уж беспокоился о Маришкиной безопасности… стоп-стоп, это уж перебор! Беспокоился, конечно.
— …Мы всего лишь хотим, подобно вам, господин Касур, выдвинуть ряд условий и со своей стороны. Условий, согласитесь, приемлемых и ничуть не обременительных для вас. Как равноправные договаривающиеся стороны…
— Ак' рои сад деир се? [28]
Услышав этот голос —
Шелест и металлическое сверкание змеиной кожи, проблески серебра, матовое сияние светлого камня в серьге и такое же матовое свечение дивных, нечеловеческих глаз. Как раскрывается цветок, как восходит луна, как блестит роса на темной зелени листьев, так же он явился их изумленным взглядам — прекрасный, как солнце, и как солнце равнодушный к собственной красоте.
Они встали. Все четверо. Потому что невозможно было усидеть на месте.
— Бог ты мой! — вырвалось у Сергея Ивановича.
— Ни …себе! — булькнул кто-то — то ли Дюха, то ли Макс, то ли оба сразу.
А он, значит, все время был здесь. Сидел вон там, на диванчике у стены, невидимый, неслышный. Это называется «отводить глаза», это не сложно, если только не пытаешься проделать такое со спецами уровня Сергея Ивановича. Но это невозможно здесь — в здании Ящика, напичканном всевозможными электронными и магическими системами защиты и слежения, это… невозможно.
И он сам тоже невозможен.
Его не может быть. Но вот же он, настоящий, подходит к Орнольфу и останавливается рядом. И теперь видно, что он всего на полголовы ниже рыжего великана. И что он выше всех остальных. И что, несмотря на рост, несмотря на ослепляющую красоту, ему нет и двадцати, и этот безумно красивый мальчишка очень недоволен.
Недоволен тем, что не может сразу получить то, чего хочет.
Он не привык к такому. Он не привык к возражениям. Спорить с ним — преступление, и наказание последует немедленно. Прямо сейчас.
— Хельг, — мягко выдохнул Орнольф, — не надо. Господин Корнев выполняет свою работу и старается делать ее как можно лучше. Только и всего.
— Асх дуирт се…
— По-русски, Хельг, ладно? Пожалуйста.
Ох, как он осторожен — большой, рыжий парень. Как будто рядом с ним мина, способная взорваться от малейшего шороха.
— О каком равноправии он говорит? — темно-синие, серьезные глаза мазнули по лицу Сергея Ивановича. — Он сумасшедший? Что за работу он выполняет, равняя себя с тобой? И почему ты не поставишь его на место?
— Ну… — Орнольф чуть улыбнулся, — потому что я — не ты.
— Мне не нужны эти дети, — Паук вновь взглянул на Сергея Ивановича. — Я говорю это тебе, смертный, а ты скажи тем, кто послал тебя разговаривать с Касуром.
— Эти «дети»… — хрипло начал полковник Корнев.
— Я не разрешал тебе говорить, — казалось, нежный голос способен заморозить до смерти. — Мне нужна девочка. Взамен я убью ваше чудовище. Это все.
— Послушайте, — Сергей Иванович откашлялся, — господин Паук, я элементарно не имею права…
На лице Паука мелькнуло удивление пополам с брезгливостью.
— Тогда почему ты здесь? Молчи! — он поморщился. — Этот вопрос не требует ответа. Слушай меня, смертный, не имеющий прав. Я могу забрать девочку и просто уйти. Могу забрать ее и убить тебя. Могу забрать ее и сделать то, в чем вы так нуждаетесь. Ты можешь только выбирать из этих трех вариантов. Мне нет дела до того, скольких еще детей сожрет чудовище. Мне вообще нет дела до ваших детей. Мне есть дело только до ваших взрослых, смертный, — Паук понизил голос, — прими это во внимание, когда будешь выбирать. Итак? Что ты решил?
Поймав отчаянный взгляд Сергея Ивановича, Орнольф развел руками:
— Давние счеты с Московским княжеством. Предпоследний большой переворот в вашей стране Хельг пропустил и по-прежнему считает ее чем-то вроде Российской Империи… хм… в общем, он почитает за благо убивать «московитов» и «азиатов». Я его в меру скромных сил разубеждаю, но… м-да… господин Корнев, лучше бы вам выбрать. И поскорее.
— Но если Чавдарова нужна вам не для того, чтобы уничтожить Очкарика, тогда зачем?
— Хельг! — Орнольф успел поймать руки Паука. — Это случайность, он не хотел оскорбить тебя, он еще не привык к своему месту, он вовсе не требует от тебя отчета, просто беспокоится о девочке. Его ответственность выше, чем инстинкт самосохранения — это хорошо, это достойное качество…
— Я убил лучших, — пробормотал Паук, — потому что полагал, будто от них больше вреда, чем пользы. Но то, что осталось… оно бесполезно, рыжий.
— И поэтому им надо помогать, пока не вырастет новая достойная смена, — Орнольф разжал пальцы, выпуская запястья Паука. — Господин Корнев, думаю, мы обо всем договорились?
— Иди сюда, — Паук смотрел на Маришку, — не бойся.
— Легко сказать!
Она брякнула, не подумав, и сразу перепугалась, а ну как сейчас он сочтет это за попытку поспорить?!
— Я не ем детей, — Хельг улыбнулся.
