Охотник за смертью

Есть опасность убрести в размышления слишком уж далеко.

В общем, серьгу Хельг снял.

— Хм, — сказал Нордан и покачал головой, — бывает же.

А спустя пару месяцев прислал в Воратинклис портрет Орнольфа и письмо, в котором просил приехать, чтобы взглянуть еще на одну его работу.

Он действительно был «не таким» на этом портрете. Его Эйни, птица-синица, способная заклевать до смерти любого орла.

Нордан объяснил, им обоим объяснил, в свойственной ему безапелляционной манере, которая тогда еще заставляла Хельга тихо шипеть от злости:

— Ты проклят, Паук. Ты живой, и душа у тебя есть, но ты упырь. Это накладывает отпечаток. Касур, ты можешь сказать, в чем разница между портретом и оригиналом?

Называется — встретились Наставник с Пророком. Что тот, что другой предпочитают, чтобы человек своим умом доходил. Хотя бы до того, что кажется очевидным.

— Порочность, — тяжело выговорил Орнольф.

Ох, непросто оказалось это произнести! Вслух. При Хельге. Врагу не пожелаешь так встрять.

— Именно, — без тени смущения подтвердил Нордан. — Порочность. Печать демона. Паук красив, как лучшее творение Божье, печален как ангел, но у него взгляд инкуба. Или суккуба. Зависит от того, кто и как смотрит.

Если бы он позволил себе хоть тень улыбки после этого, с точки зрения Орнольфа, совершенно лишнего уточнения, лежать бы ему в уголке с выбитыми зубами. Но Нордан оставался серьезен. И задумчив.

— Именно поэтому, — продолжил он спокойно, — Паук вызывает у всех, кто видит его, не восхищение и трепетный восторг, как должно бы быть по замыслу Творца, а — вожделение и похоть.

— Меня творил не твой бог, — напомнил Хельг.

Он сказал только то, что хотел сказать. И имел в виду только это. Но Орнольф ясно прочел в медовой глубине его глаз вопрос, насмешку, приглашение, адресованное Нордану: «У всех, кто видит? А как насчет тебя? Ты тоже хочешь меня, живописец?»

Это было… страшно. И это было впервые. За тысячу лет — в первый раз Орнольф сумел разглядеть во взгляде Хельга то, что не было Хельгом. Адову печать на его душе. Достаточно оказалось однажды увидеть, каким он мог быть, если бы не стал упырем, чтобы заполучить собственное проклятие: способность различать Хельга и его демона, различать, не умея отделить одного от другого.

— Есть только один Творец, — пожал плечами Нордан. — А тебе могло бы помочь крещение.

— Благодарствую, — насмешливо протянул Паук, — этот обряд меня прикончит.

— Не тебя, а твое тело. Впрочем, как пожелаешь, — Нордан поморщился, из синих глаз его вновь глянуло безумие: — Все равно у меня рука не поднимется убить такую красоту.

— Могу поспорить, — заметил Хельг, уже по дороге домой, — что у него-то рука на кого угодно поднимется. Нордан не сумасшедший, сумасшедший кто-то другой.

— Кто-то в нем ? — уточнил Орнольф, просто чтобы проверить собственные подозрения.

Хельг молча кивнул.

Им обоим очень не хотелось встретиться когда-нибудь с этим неведомым ценителем прекрасного.

* * *

Определенно, красивые парни пошли косяком. Может, для магов это нормально?

«Для чародеев», — поправила себя Маришка.

И зря поправила, потому что один из двоих гостей назвал себя именно магом. Надо будет спросить потом у Орнольфа в чем все-таки разница.

Как он сказал? Привыкай?.. Привыкнешь тут, пожалуй. А если привыкнешь, как отвыкать потом?

С Альгирдасом, конечно, никто сравниться не мог. Но вот с красавцем Орнольфом гости вполне способны были потягаться. Артур и Альберт Норданы. Типа, братья… Ну да! Двоих таких братьев Маришка не далее как час назад имела удовольствие лицезреть в поцелуе, даже отдаленно не похожем на братский.

Блин! А ведь действительно имела удовольствие. Извращенка!

Вновь прибывших она немедленно заподозрила. В чем? Да в том же самом. Называть вещи своими именами Маришка не решалась даже в мыслях. Какие, на фиг, братья, когда один маленький и черный, а второй — выше Орнольфа (да-да, и так, оказывается, бывает), и масти необыкновенной. Волосы, как солнце на белом снегу. Светлое-светлое золото.

— Братья они, братья, — ухмылка Хельга была откровенно издевательской, — не возводи на людей напраслину.

— В мыслях не было, — отрезала Маришка.

Но на душе полегчало.

Вообще, ей после созерцания портрета было как-то не по себе. Как будто заглянула в чужую тайну, влезла руками в чужую душу. И сейчас она время от времени косилась на Альгирдаса, сравнивая его с портретом. То есть, честно сказать, она почти все время только на него и смотрела, но это скорее по привычке — выработалась у курсанта Чавдаровой такая привычка: смотреть на парня, от которого все равно глаз не отвести — а сейчас, в гостиной, посматривала еще и целенаправленно. И в конце концов разглядела то, что искала: неизбывную тоску в глазах, тяжелую темную печаль. Как у врубелевского демона.

Скорбь о потерянном рае?

И где же твои Небеса, Альгирдас? Ты оставил там кого-то? Тебя там ждут? Или уже даже не помнят?

А Артур Нордан, к слову сказать, совсем не походил на художника. Уж тем более — на художника, которого можно назвать гениальным. Походил он на военного и повадками отчасти напоминал Маришке ее старшего брата. Только взгляд у него был неприятный. Глаза синие, пронзительно синие — аж зубы ломит, до того синие. А взгляд… бр-р-р! Куда он смотрит? Что он там видит?

Нет уж, лучше не знать.

На художника походил Альберт. Не то чтобы при первой встрече Маришка заподозрила бы в нем живописца, просто, предложи ей выбрать между Альбертом и Артуром, она выбрала бы первого. Альберт не походил на военного и вообще выглядел как интеллигент, не чурающийся богемы, кроме того, он был хрупким и невысоким, если не сказать маленьким, и носил длинные волосы. Не такие длинные, как у Паука — просто черные вьющиеся локоны до плеч, как раз такие пристали бы художнику. Равно как и красно- черная гамма одежды, слишком яркая для любого, кроме этого смуглого брюнета.

Они вообще оказались похожи. Все на всех. Пара на пару, если можно так выразиться.

Память Маришки, однако, немедленно потащила из себя такие ассоциации, что о парах, любых, о самом этом слове пришлось позабыть.

Только сходство от этого никуда не делось. И поневоле первые несколько минут, пока гостей знакомили с ней, пока шел обмен приветствиями, пока Альберт, раскрыв тонюсенький ноутбук (движение было отработано до автоматизма: достал-открыл-включил, он сделал это раньше, чем уселся в кресло), что-то горячо рассказывал Орнольфу, а Артур с Альгирдасом синхронно закуривали, Маришка сравнивала. Одинаковые, блин! Блондин и брюнет. Один большой, второй — маленький. Конечно, Паука даже Орнольф не назвал бы маленьким, Альберт же был ниже его на полторы головы, однако это смотря с кем сравнивать. И сразу видно, кто тут старший и главный, а кто младший и рулит главным как хочет. Вот только Альгирдас,