описывает круги над своей жертвой.
22
Ей исполнился двадцать один год. У каждого были для нее подарки. Амелия подарила ей брошь с камеей, а тетя Луиза — кашемировую шаль. Дядя Эдгар звучно поцеловал ее в щеку и вручил ей маленький сверток с десятью соверенами.
— Купите себе какую-нибудь побрякушку, — добродушно сказал он.
Подарком бабушки Арабеллы было тяжелое кольцо из серебра с топазом. Только Джордж хранил таинственность, заявляя, что от ее ответа на вчерашний вопрос зависит, получит ли она его подарок.
Фанни поняла, что это должно было быть обручальное кольцо, и ее сердце упало. Она ужасно боялась сцены, которая рано или поздно предстояла ей сегодня. Она физически боялась реакции Джорджа.
Она попыталась забыть этот страх, заглушить его радостью от подарков детей. Нолли, спустившаяся вниз впервые после болезни, важно вручила ей плоский сверток, а затем отошла назад и сидела на коленях леди Арабеллы, пока Фанни открывала сверток.
Это был образец вышивки «Помни солнечные часы жизни» и «этот образец изготовлен Оливией Давенпорт, шести лет, в год от рождества Господа нашего тысяча восемьсот…».
— Она не совсем закончена, — объяснила Нолли. — Мне оставалось доделать только этот кусочек, когда я заболела. Но бабушка Арабелла сказала, что мне следует подарить ее вам в день рождения и доделать позже.
На глаза Фанни набежали слезы. Она подошла, чтобы взять Нолли на руки.
— Это самый замечательный подарок.
— Вы не взяли мой! — закричал Маркус. — Вот мой.
Это оказалась коробка с сахарным печеньем, все засмеялись и согласились попробовать но одной штучке, а Фанни тактично сказала, что, конечно, подарок Маркуса самый сладкий.
— Ну, Фанни, вы не чувствуете себя ужасно старой? — сказала Амелия. — Я к двадцати одному году собираюсь выйти замуж и иметь детей. Только подумайте, если бы вы вышли за мистера Барлоу, вы бы отмечали свой день рождения в Китае.
— Она не в Китае, она здесь, где ее родина, — твердо сказала леди Арабелла.
Снаружи было по-прежнему туманно и темно, деревья стояли почти без листьев после сильного ветра. По контрасту теплая комната с горящим огнем и уютный круг людей давали иллюзию счастья и безопасности. Было ли это действительно иллюзией? Была ли она несправедливо подозрительна и слабовольна, когда воображала себе чьи-то тайные замыслы? В это утро казалось почти возможным стереть все ее сомнения и наслаждаться удовольствием быть самой важной персоной дня в кругу семьи.
Дядя Эдгар сказал:
— Поскольку мы все здесь, и поскольку это торжественный случай, я считаю, что мы могли бы прочесть главу из Библии. Затем, Фанни, дорогая, мы позовем пару слуг, чтобы они могли засвидетельствовать тот краткий документ, который я набросал вчера вечером, и вы на самом деле станете хозяйкой самой себе. Это тревожит вас?
Она думала, что десяти соверенов, а это больше денег, чем она когда-либо имела за один раз, было бы достаточно, чтобы доехать до Лондона, если бы это было необходимо. Или до Эксетера, Бристоля или Ливерпуля, или до любой части Англии. Она не должна была больше чувствовать себя здесь совершенной пленницей. Это сознание дало ей сильное чувство свободы и сердечной легкости. Она могла бы даже взять с собой детей…
— Нет, дядя Эдгар. Я не встревожена.
— Она богатая женщина, — сказал неожиданно Джордж. Когда все посмотрели на него, он сказал: Как женщина тратит десять соверенов? Имейте в виду, я знал бы, как их использовать.
— Никого не интересуют ваши рассуждения, — сказал его отец с некоторой резкостью. — Теперь тихо. Я собираюсь прочесть двадцать третий псалом.
У него был хороший голос для чтения вслух, глубокий и звучный. Фанни слышала его каждый день своей жизни, когда слуги собирались вместе с семьей для утренней молитвы. Она также часто слышала, как он звучал с церковной кафедры, когда дядю Эдгара просили прочесть отрывок из Библии. Но он никогда не звучал более проникновенно, чем теперь, в ее двадцать первый день рождения, когда она была во власти столь многих эмоций. Возмущение, удовольствие, беспокойство но поводу Джорджа, тревога за детей, самое горько-сладкое чувство к Адаму Маршу и сильнее всего необъяснимое напряженное ожидание событий, которые вот-вот должны были произойти.
«Хотя я иду по долине смертной тени, я не буду бояться никакого зла…».
— Все, — сказал дядя Эдгар, захлопывая большую Библию и протягивая руку к шнуру звонка.
Когда в ответ на звонок появилась Лиззи, он сказал:
— Вы умеете писать?
Лиззи ошеломленно поглядела, присела в реверансе и гордо сказала, что умеет.
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы были здесь, и еще кто-нибудь, кто может хорошо писать.
— Кук не может, сэр, но может Рози из молочной.
— Тогда пригласите Рози.
— Да, сэр.
Когда Лиззи присела и бросилась прочь, дядя Эдгар достал узкий лист бумаги, исписанный его собственным резким неторопливым почерком.
— Если вы хотите прочитать это внимательно, Фанни, пожалуйста. Но я уверяю вас, в этом нет необходимости. Я сделал точно так, как вы просили. Я ваш душеприказчик, Оливия — ваш бене… впрочем, неважно. Этот ребенок захочет узнать значение этого слова, а у меня уже есть опыт попытки ответа на ее вопросы. Она сразу вообразит, что вы собираетесь уезжать.
Он добродушно покашлял и вручил Фанни лист бумаги.
Фанни быстро просмотрела рукопись. Она увидела написанное большими буквами собственное имя «Франческа Давенпорт», и дальше «моей кузине Оливии Давенпорт все мои личные вещи, включая кулон с сапфиром и бриллиантами» (теперь там должны быть еще брошь с камеей и кольцо с топазом, также предназначенные Нолли). Еще дальше она прочитала «моему вышеназванному душеприказчику Эдгару. Давенпорту все прочее и остальное мое имущество» и подумала, с немного мрачным юмором, что если она умрет достаточно быстро, дядя Эдrap обеспечил себе получение назад своих десяти золотых соверенов!
Пришли две горничные, причем Рози нервно держалась позади всех у двери.
Дядя Эдгар погрузил свое гусиное перо в серебряную чернильницу и вручил его Фанни. Она взяла его и подписала документ своим именем там, где он показал. Она была в странном состоянии нереальности, слова «хотя я иду по долине смертной тени…», перемешивались в ее голове с формальными фразами завещания.
— Где вы выучили эти юридические выражения, дядя Эдгар?
— Ах, это просто. В свое время я подписал достаточно документов. Теперь вам следует просто постоять здесь, Фанни, пока Лиззи и Рози добавят свои имена в качестве свидетелей.
Тяжело дыша, обе женщины подчинились. Рози отчаянно вздохнула, когда под пером образовалась маленькая клякса, но дядя Эдгар быстро стер ее и доброжелательно сказал:
— Не торопитесь, девочка. Не нервничайте. Вы подписываете не свой смертный приговор.
Фанни обнаружила Нолли у своих юбок, она отчаянно шептала:
— Что вы пишете, кузина Фанни? Это значит, что вы от нас уедете, теперь, когда вам двадцать один год?
Фанни сказала:
— Ш-ш-ш, Нолли! Это просто такая вещь, которую делают взрослые. Ты тоже когда-нибудь сделаешь это. Спроси дядю Эдгара.
— Да, дитя мое, — сказал дядя Эдгар отсутствующим тоном. — Да, если у вас есть кое-какие драгоценности и немного денег.
— Вы зря теряете свое время, Фанни, — неожиданно с вызовом сказал Джордж. — Собственность замужней женщины переходит к ее мужу.
Дядя Эдгар вежливо поднял свои тяжелые белые брови.
