Борьба с коррупцией
Созывает нас недавно президент нашего закрытого акционерного общества открытого типа Егорыч на собрание. Созывает нас в бывший наш дом культуры. Теперь этот дом какой-то бизнесмен арендует, а ежели мы там собираемся, он нам это помещение сдает, то есть требует оплаты. Он ее, конечно, может требовать, но президент наш Егорыч — бывший наш председатель — на это отвечает своей любимой поговоркой: 'Хрен тебе в грызло!' И все. Может еще добавить: 'Скажи спасибо, что вообще еще этот дом культуры не спалили. Вот это и есть наша плата, что не спалили'.
В общем, собрали нас всех. В президиуме президент наш, потом председатель сельсовета Будашкин, бывший наш парторг. И мент с маузером. Бывшие коммунисты, а ныне демократы. Мент, кстати, трезвый, как стеклышко, с маузером еще с революции. Обычно-то он пьян в доску. Поэтому если какой инцидент у нас в деревне случается, его, мента, будят, опохмеляют, под руки к инциденту подводят и отпускают, а уж тут он и начинает маузером размахивать и орать: 'Всех пересажаю!' Егорыч объявил собрание открытым и что на повестке дня следующие вопросы.
— Таперича, значит, все как один будем предъявлять декларацию о доходах. Вот я первый самолично вслед за любимым нашим президентом предъявляю всему народу свою декларацию. Месячная зарплата, помноженная на двенадцать. И никаких книжек в Германии не издавал, и никаких гонореев не получал. Вот он мой годовой доход, и я теперь честно могу смотреть народу в глаза. — И он устремил в зал свой мутный взор, а народ стал дружно отводить свои глаза от его упорного, честного и нахального взгляда. — А таперича, — продолжал председатель, — пущай наш фермер Иващенко подаст свою декларацию, и мы тогда поглядим, как у нас будет развиваться фермерское хозяйство на селе.
А надо сказать, когда у нас объявили фермерство, народ, конечно, в это дело хлынул, но не весь. Всего трое их хлынуло — Степанов, Горохов и Иващенко. Пришли они к председателю и потребовали землю и свою долю колхозного имущества.
Председатель сказал:
— Точно, положено вам три участка за лесом до болота. А что касается колхозного имущества, то оно вам, конечно, тоже положено в размере одного хрена на одно грызло. А ежели права качать начнете, то народ меня тут же поддержит и может привести аргументы. Не верите?
Фермеры сразу поверили, но народ аргументы все равно привел. Одному фермеру сразу дом спалили, другой не стал дожидаться аргументов, взял ссуду и ударился в бега. А Иващенко, самый упорный, купил ружье помповое, собаку завел, помесь волкодава с горлохватом, и стал бычков разводить, оставаясь бельмом на глазу у всей деревни. Не любили его шибко. И не потому, что он плохой, а потому, что не любили, и все. Однако побаивались. Однажды полезли к нему двое наших. Просто так, 'на вшивость проверить'. Так он их обоих поймал и под дулом ружья заставил одного сечь другого. И что вы думаете, один портки снял, а другой его выпорол, потом поменялись. А затем втроем выпивать сели. Правда сидел фермер один, остальные стоя пили. И заявлять потом ни на кого не стали, а на кого заявишь, сами же себя выпороли. Вся деревня потом со смеху помирала.
— А второй вопрос, — продолжал Егорыч, — это то, что наш дорогой президент объявил беспощадную войну коррупции в высших эшелонах власти, чем мы и будем с вами сегодня заниматься. Вот что, оказывается, уважаемые граждане-господа, мешало нам здеся жить по-человечески. И мы на этот призыв откликнемся, а затем вместе с генеральным прокурором Скуратовым пойдем к нашим базарно- рыночным отношениям светлого будущего капитализма с человеческим лицом. А кто поведет себя, как на выборах в Думу, тому я устрою козью морду без человеческого лица!
А надо вам сказать, что перед выборами в Думу появились у нас в деревне подозрительные личности, которые призывали голосовать за Жириновского, а не то грозились всех отправить в Израиль и сделать там не то обрезание, не то харакири. Народ, конечно, перепугался и в день выборов напились все так, что вообще голосовали только за закуску. Егорычу тогда, конечно, попало, и он теперь старался вовсю.
— Какие, — спрашивает, — будут предложения по поводу борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти?
В зале повисла гробовая тишина.
— Ну, может, вопросы есть? — спросил Будашкин.
Прасковья-скотница спросила на всякий случай:
— Вот это, в эшелонах, это что же, опять в эвакуацию, что ли?
— Какая эвакуация, — психанул Егорыч. — Никакой эвакуации. Высшие эшелоны власти — это начальство. То есть надо бороться с коррупцией, невзирая на должности. Вот в газете пропечатано 'привлечены к уголовной ответственности замминистра, еще два замминистра уже сидят'. В общем, теперь даже начальство сажают за коррупцию в высших эшелонах власти.
— А у нас-то в деревне, я извиняюсь, кто в этих эшелонах катается? — спросил конюх Семенов.
— А то ты не знаешь, кто у нас начальство. Вот Егорыч, вот я председатель, таперича мент наш Кузьмич тоже начальство.
— И что же, — продолжал Семенов, — вас теперь, что ли, сажать за это?
— Ну, если ты меня уличишь в коррупции — сажай! Давай, уличай меня, гнида! — сказал Будашкин.
Опять нависла гнетущая тишина, в которой раздался голос доярки Насти:
— Вы меня, конечно, извините, но я хочу узнать, что такое коррупция. Я ведь в этих ваших эшелонах не шибко разбираюсь.
Сторож поддержал:
— Вот она что такое, эта коррупция, чтобы за нее сажать?
— Ну, коррупция, — сказал Егорыч, — это, понимаешь, взятки. Я дал, ты взял, — сказал он сторожу.
— Чего-то я не помню, чтобы ты мне дал, а я чего взял.
— Значит, у нас с тобой нет коррупции, — сказал Егорыч.
— А наоборот было, — продолжил сторож.
— А вот этого я не помню, — сказал Егорыч.
— Ну, это к примеру, — вступил Будашкин, обращаясь к Насте. — Вот мне, допустим, что-то от тебя нужно. Чего у тебя есть. А у меня нет. Я говорю: дай! А ты говоришь: подпрыгни! Тогда я тебе чего-то даю. Ты берешь. После чего и ты мне уже даешь, поняла?
— Поняла, — сказала Настя, — только все равно я тебе не дам, стар ты для меня.
Все засмеялись.
— Нужна ты мне больно, — сказал Будашкин, — это я тебе объясняю, что такое коррупция. Поняли теперь, мужики?
Мужики почесали головы, а один сказал:
— Вот это то, что ты у Настьки просил, раньше это по-другому называлось.
Все опять засмеялись.
— Ладно зубы скалить, — сказал Егорыч, — коррупция — это взятка. Ты мне, я тебе. Не подмажешь — не поедешь. И вот пришла бумага, чтобы мы боролись с теми должностными лицами, кто эту коррупцию насаждает. Иначе урожая нам не видать, а вам от меня кормов.
— Ну, хорошо, — сказал конюх Митрич, — а вот допустим, прихожу я к Будашкину…
— Только без конкретики, говори — к должностному лицу.
— Ну, хорошо, к должностному, неудобно даже эту будку так называть. И говорю: мне бы справку насчет стажу, пенсию оформить. А он говорит: 'Ты чего, козел, с пустыми руками пришел'. Я тогда на стол бутылку самогона, шмат сала. Он мне справку выписывает. Это как, значит, коррупция или взятка?
— Это магарыч, — сказал Будашкин.
— А магарыч — это не взятка?
Будашкин почесал в затылке и сказал:
— Магарыч — это магарыч.
— Ладно, — встала самая скандальная в нашей деревне тетка Маруся, — а когда я в прошлом году
