— А ты хочешь, чтобы мы были все время вместе?
— Ну, все время, пожалуй, надоест… Если мы будем работать, то получится, что не все время.
— Значит, нам нужно работать, чтобы не быть все время вместе, ведь так?
— Ну, тогда не будем работать…
— Тогда жить вместе будет не на что.
— Ну, тогда не будем жить вместе…
— Тогда и комнату не надо будет снимать.
— А не будет своей комнаты, тогда моя мама будет у меня дома готовить.
— А моя бабушка — у меня дома.
— Но тогда и жениться незачем.
— А я что говорил!
— Вообще-то, конечно, какое имеет значение, женаты мы или нет. Главное, что мы любим друг друга. Ведь ты меня любишь?
— Люблю.
— Сильно?
— Сильно.
— Тогда давай поженимся…
1975
Отстаньте
Она и ходит как-то не так. Походка у нее какая-то звенящая. Но ведь мне с ней не в разведку ходить. А по комнате пусть себе звенит.
И говорит она по-чудному. Не как все. Не все слова знает. А другие знает, но что они значат, не догадывается. Иной раз с утра скажет несколько фраз. Другой бы услышал и ушел от нее навсегда. А я нет. Я выслушаю и потом весь день что-то делаю. По магазинам хожу, полы подметаю и даже винтик в ящике найду и к часам приверну. Значит, был какой-то смысл в ее словах.
И прическа у нее, я бы сказал, странная: не то парус, не то миноносец. Некоторые даже спрашивали, в какой парикмахерской она этот кораблик выстроила. В том смысле, чтобы на эту судоверфь случайно не попасть. А я-то знаю: это она сама, рукодельница, сотворила, так что остальному населению никакой угрозы нет. Она только меня под праздники стрижет под бокс. Некоторые эту прическу забыли давно, а она помнит.
Ну, конечно, не все у нее с внешностью хорошо получилось. Глазки небольшие, но подозрительные, как у вахтера. Носик такой, что голову от ветра разворачивает. И все лицо в конопушках. Говорят, в Париже это модно. Но мы ведь не в Париже живем, а в Чертанове. Поэтому не все ее там красивой считают. Только те, что из Парижа приехали.
Но ведь она еще и поет. Певунья этакая. Очень много песен знает и исполняет их все на один мотив. А соседи жалуются, потому что слова вроде знакомые, а мелодия с ритма сбивает.
Мне, конечно, друзья намекали, что не все в моей жизни удачно складывается, не все получается, как у нормальных людей. Говорили, что если бы я взял себя в руки, ушел от нее, переоделся, постригся и перестал разные слова употреблять или вообще месяца два ни с кем не разговаривал, то лет через пять мне удалось бы жениться на другой.
И я ушел. Долго жил один. Дня два. А потом собрал все свои вещи в целлофановый пакет и назад вернулся.
А она увидела меня и чуть не заплакала. Мне и потом говорили: брось ты ее, не пара она тебе. А мне она нравится. И отстаньте вы все от нас!
1975
Не забуду мать родную
Лето. Жара. Недалеко от меня расположилась полная семья. Папа полный, мама полная и двое мальчишек тоже полные. Время обеда, и на коврике с узором, в тарелках из фольги, все, что только можно пожелать на пляжном обеде: курица, истекающая жиром, зеленый лук, редиска, огурцы, помидоры, яблоки, сливы, виноград. В центре бутылка цинандали. Мальчишки хрустят огурцами, мама режет хлеб. Папа, крупный, розовощекий, с 'Сейкой' на руке, под музыку из транзистора с неимоверной скоростью поглощает курицу, запивая ее сухим вином. На лице у папы полное блаженство, а на груди черным по белому наколка: 'Нет в этой жизни счастья'.
Люди с наколками. Где только мы их не встречаем. Каких причудливых картин не увидишь на самых различных частях тела! Орел, распростерший крылья, портреты знаменитых людей, кочегары, бросающие уголь в топку, клятвы, уверения. Что заставляет этих людей терпеть боль и с риском для здоровья выкалывать на коже эти незамысловатые произведения искусства? В чем тут дело? Тяга к прекрасному? Желание выделиться? Или что-то другое, загадочное и необъяснимое?
Однажды в Сандуновских банях я увидел человека средних лет, крепкого, мускулистого. На плече у него было выколото: 'Не забду мать родную'. Сверху галочка, а в галочке пропущенная буква 'у'.
Я не выдержал и спросил:
— Вот я вижу у вас на плече наколку. Что вас заставило ее сделать?
— Чего? — спросил он.
— Я говорю, у вас наколка на плече. Зачем вам это?
— Ну ты даешь!
— Нет, серьезно. Ведь для чего-то вы сделали эту наколку?
— Ну я тебя не спрашиваю, почему у тебя грудь волосатая?
— Волосы — это произведение природы, так сказать, не зависящее от меня, а наколка — это рукотворное произведение. Что это, ваша прихоть или необходимость?
— Слушай, тебе промеж глаз когда-нибудь врезали?
— Ну что вы, сразу промеж глаз. Лучше ведь поговорить, выяснить. А потом, вы ведь меня не знаете. Вы мне промеж глаз, а я вдруг боксер?
— Я вот тебе врежу сейчас шайкой, а ты потом разбирайся, боксер ты или нет.
— Ну что ж, извините, я хотел по-хорошему, пиво тут у меня, и вообще поговорить.
— Ну, сразу и обиделся, стой, давай свое пиво. Давай, не обижайся. Ну спрашивай, чего уж там.
— Значит, так. Вот у вас написано: 'Не забду мать родную'. Букву-то, вероятно, для смеху пропустили?
— Да нет, парень один, ну, в общем, нерусский он, ну и наколол 'не забду'. Я-то просил 'не забуду', а он 'не забду'. Понял?
— Понял.
— Ну а потом кореш говорит: 'Давай галочку поставим, стереть-то не сотрешь', ну и сделали галочку-то.
— А зачем вам все это нужно было? Это что, вызов окружающим?
— Ну, ты даешь! Вызов! Клятва это. Ну, клянусь я вроде, что не забуду.
— А если бы не написали, то забыли бы?
— Да нет, я бы не забыл, но ты бы этого не знал. Верно я говорю?
— Верно.
— А потом, красиво.
— Знаете, для красоты можно было бы что-нибудь поинтересней придумать.
