— А кто выкалывать будет?
— Ну этот, нерусский.
— Обиделся.
— Чего это он?
— Ну, я б тебе шайкой промеж глаз врезал, ты бы не обиделся?
— Наверное.
— Точно бы обиделся. Я знаю. Ну, кореш потом мне пытался на спине выколоть, во посмотри: 'Пламенный привет из Севастополя'. Видно?
— Плохо.
— То-то и оно, не получилось. Орла хотел еще заделать, да я уже не стал: не умеешь — не берись.
— А заражения крови вы не боялись?
— Салага ты. Он же тушью, а тушь, она на чистом спирту.
— А для чего вам этот привет из Севастополя?
— Это не мне, это им.
— Кому им?
— Ну, кто смотреть будет. Может, женщина какая на пляже клюнет. Тоже приятно! Она из Кулунды, а ей привет из Севастополя.
— Теперь все понятно. Я пойду.
— Нет, ты постой. Дай-ка я тебя теперь спрошу.
— Я вас слушаю.
— Ты мне вот на какой вопрос ответь. Если ты такой умный, то почему у тебя ни одной наколки нет?
— Чего?
— Чего-чего! Наколки, говорю, почему нет?
— Нет.
— Да это я вижу, что нет, а почему нет-то?
— Я даже не знаю.
— Ты неженатый?
— Нет.
— То-то и оно. Кто ж на тебя такого позарится? Теперь вот что скажи. Ты мать свою когда в последний раз видел?
— С месяц назад.
— Не уважаешь мать-то, не помнишь, а она тебя поила-кормила. Небось последний кусок от себя отрывала, а ты мать-то родную ни в грош не ставишь. А была бы наколка, глянул, вспомнил, хоть платок ей к празднику и послал.
— Да она здесь же, в Москве, живет.
— Тем более ничего съездить не стоит. Пошли дальше. Вот ты ко мне подошел, ни здрасьте, ни привет, ни как зовут не спросил, ни как себя не сказал. А была бы у тебя наколка, хоть на пальцах, — красиво и вежливо. Понял?
— Понял.
— Или, допустим, картина у тебя на груди выколота: 'Иван Грозный сынишку убивает' — незабываемый шедевр. Но ты же настоящую картину с собой носить не будешь, верно?
— Верно.
— А наколка — она всегда с тобой. Пришел в баню, разделся, сам посмотрел, людям показал. Всем удовольствие. Так-то, друг, а ты говоришь, зачем наколка. Выходит, нужна она. Да ладно, ты не расстраивайся. Давай так. В следующее воскресенье… Слышь меня?
— Слышу.
— В это же время сюда приходи. С корешем познакомлю, он тебе живо это дело поправит. Знаешь, он как с того раза наловчился, что хошь зашпандорит: хошь 'привет', хошь орла со змеей. Змея-то тебе ой как к лицу будет.
— А что же вы ее, эту змею, себе не пришпандорите?
— Я бы с удовольствием. Жена не дает — ревнует. Понял?
— Понял
И мы расстались, довольные друг другом. Я вышел из бани. Ярко светило солнце. Дрались на асфальте воробьи. Дворник подметал улицу. На руке дворника синели слова: 'Жизнь — обман'. Я шел и думал, что может, он и прав, этот парень с галочкой. Надо к матери съездить. Платок ей к празднику подарить.
1977
Профессионалы
Я одного инженера знаю: он где бы ни находился, чем бы ни занимался, а все равно о своей работе думает. Он на отдыхе в лесу вынимает такую маленькую книжечку и чего-то там обязательно рисует и придумывает. Потому что он настоящий профессионал.
Или другой человек — бухгалтер. Он трехзначные цифры в уме перемножает и всегда помнит дни получки и аванса. Среди ночи разбуди его, и он тут же скажет — восьмого и двадцать третьего. Конечно, в этом смысле мы все профессионалы, но вот трехзначные цифры только этот бухгалтер и умеет перемножать.
Значит, речь о профессионалах пойдет. И еще о том, что, если не можешь обманывать, и не пытайся. Не можешь мухлевать — и не берись.
А то так вот получилось, что один мужик — фамилии его называть не буду, потому что ему еще жить и жить, — поехал в Одессу в командировку. А у него там родственник был, Володька. В возрасте тридцати четырех лет. Он, этот Володька, дядю своего любил, и в связи с этим дядя решил в гостинице не останавливаться, а пожить эти дни у племянника, потом вернуться в Москву и получить квартирные по семьдесят копеек в день. Значит, за неделю он бы выгадал четыре рубля девяносто копеек. Я намеренно называю эту сумму, чтобы понятно было, из-за какой ерунды человек решил обмануть государство.
И вот он, дядя, приехал к Володьке, не зная, что его родственник Володька, вообще-то говоря, личность темная и даже сидел один раз в тюрьме. Чтобы скрыть это дело, Володькина жена написала дяде, что ее муж уехал работать на Север. Причем она и не соврала ничего: он действительно ездил на Север и работал там три года. А потом вернулся, с темным прошлым завязал и оставался для дяди просто Володькой.
И вот Володька встретил дядю и стал принимать его у себя как ближайшего родственника. Тем более что дядя был человек обеспеченный, а обеспеченных родственников вообще приятнее принимать, тем более из Москвы.
И может быть, ничего бы такого не случилось, не скажи дядя, что его жена в Москве отсутствует и находится сейчас на излечении в городе Трускавце.
И вот когда дядя раскрыл, можно сказать, свои карты, у Володьки даже дух захватило. Но он эти мысли гнал от себя прочь. И гнал их успешно до того момента, когда дядя не сказал, что он устал с дороги и хочет прилечь.
И не только сказал, но и сделал: улегся почивать в девять часов вечера.
И тут Володька стал бороться с собой всерьез. Он минут шесть боролся, а на седьмой положил себя на лопатки, потом встал, подошел к дядиному пиджаку, вынул из него ключи от квартиры, где деньги лежат, и побежал на улицу. На улице он поймал такси и на этом самом такси приехал в аэропорт. И так получилось, что именно в эту пору пассажиров в аэропорту было немного и билеты на самолет продавались свободно.
