противогололедных реагентов тоже, и машины по дороге почти не двигались. По пути я насчитала минимум шесть аварий: водители явно не смогли справиться с автомобилями на обледеневшей дороге. А тут еще водитель автобуса по привычке вздумал объехать образовавшуюся по причине очередной аварии пробку по обочине… Автобус кренился так, что пару раз чуть не перевернулся, сильных впечатлений мне хватило!
Видимо, исключительно поэтому я вдруг перестала бояться Давлетьярова. Ну что он мне сделает? Сперва обхамит, естественно, а потом, глядишь, скажет что-нибудь дельное. Главное, не возражать. Когда ему возражают, он окончательно выходит из себя, и тогда с ним становится совершенно невозможно иметь дело. По глубокому убеждению моих однокурсников, такое поведение говорило о серьезных неладах с психикой. Я бы таких резких заявлений делать не стала, тем более, что обычно Давлетьяров казался вполне адекватным, хоть и злым на язык человеком. Хотя я не специалист… Может, спросить у врача при случае? Ага, так мне и скажут…
За такими мыслями я незаметно дошла до ворот санатория, привычно поздоровалась с охранником, по расчищенной дорожке добралась до входа в главный корпус. По счастью, знакомых медсестричек поблизости не оказалось, на вахте сидела какая-то пожилая женщина, безразлично спросившая, к кому я иду, так же безразлично выслушавшая ответ и снова уткнувшаяся в книжку.
По пути через холл я бросила взгляд на телефон-автомат. Ради интереса даже подошла к нему, вставила телефонную карточку (я всегда ее с собой таскаю, потому что мой дряхлый мобильник имеет обыкновение разряжаться в самый неподходящий момент, а вдруг понадобится позвонить?) и попробовала набрать «восьмерку». Как же… Этот древний аппарат был рассчитан только на местные звонки, у него даже тонального набора не было предусмотрено, чтобы позвонить по карточке IP-телефонии…
Дойдя до знакомой двери, я поежилась, постучала и, дождавшись недовольного 'войдите!', открыла дверь.
— Явление второе, — прокомментировал мое появление Давлетьяров. На сей раз для разнообразия он расположился в кресле, закинув ноги на журнальный столик. Хорошо еще, что в палатах настрого запрещалось курить, иначе бы тут топор можно было вешать. — Те же и Чернова.
— И вам здравствуйте, — сказала я. Настрой Игоря Георгиевича ничего хорошего не сулил. Впрочем, у меня у самой настроение было не сказать, чтобы лучезарным, наверно, только поэтому я и рискнула сказать то, что сказала: — Я, собственно, на минуточку. Свои бумажки забрать.
Это было чистой правдой: в прошлый раз я честно выполнила указание выместись вон, но листочки с темами дипломных проектов не забрала. Они у меня имелись и в электронном виде, но формальный повод для визита все равно давали.
— Не зли меня, Чернова. — Давлетьяров закрыл книгу, встал и поставил ее на полку. — Разувайся и проходи.
Это было что-то новенькое, поэтому я постаралась не выказать чрезмерного удивления, быстро скинула куртку, сапоги и устроилась на краешке кресла.
Повисло молчание. Я не знала, с чего начать разговор, и стоит ли вообще это делать, и чувствовала себя крайне неуютно. Игорь же Георгиевич смотрел в окно, будто узрел там нечто невероятно интересное, и попыток заговорить тоже не предпринимал.
— Ну, начинай, Чернова, — велел он, наконец.
— Что… начинать? — опешила я.
— Выкладывай новости недели. — Давлетьяров опустился в кресло напротив, привычно элегантным жестом поддернув штанины брюк. Я машинально отметила, что никогда не видела его в спортивном костюме — настоящей униформе для обитателей санатория, — только в брюках с рубашкой или джемпером, и очень редко — в джинсах.
— Так праздники же были, — обескураженно ответила я. — Ничего не происходило.
— Значит, мне повезло, — хмыкнул Давлетьяров.
— Игорь Георгиевич, — собралась я, наконец, с духом. — Я хотела сказать… в общем… в те выходные я не приехала не потому что там что-то… как вы сказали, характер демонстрировала… Я просто, в общем… побоялась.
— Правильно сделала, Чернова. — Давлетьяров смотрел на меня без улыбки. — На тот момент я был еще несколько… хм…
— Неадекватен, — подсказала я машинально. — Ой…
— Если ты когда-нибудь научишься держать язык за зубами, Чернова, цены тебе не будет, — устало произнес Давлетьяров. — Ладно, неважно. Кое в чем ты была права.
Я выдавила неуверенную улыбку. С какой стати на Игоря Георгиевича напала говорливость, я не понимала, да еще такие заявления… Видимо, что-то в природе не то творится. Геомагнитный фон и все такое…
— Вот что, Чернова… — Игорь Георгиевич неожиданно поднялся, прошел к двери и запер ее на ключ. — Разговор у нас с тобой будет недолгий и неприятный. Не перебивай! — прикрикнул он, заметив, что я пытаюсь что-то сказать. Он снова сел напротив меня, и я невольно поежилась под его взглядом. — Так вот, Чернова, ты была совершенно права: тебя, с твоим разрушительным потенциалом, в покое не оставят никогда, даже если ты решишь сменить специальность и выучиться, скажем, на кассира. Ты уже увязла в этих играх. Моя вина здесь тоже есть.
— Вы-то причем… — смогла я вставить слово.
— Причем здесь я? — прищурился Давлетьяров. — При том, что нужно было просто вышибить тебя из университета после твоей авантюры, а не переводить на другой факультет. Кое-кто был бы против, но тогда я сумел бы настоять на своем.
Ах вон оно что… И тогда ничего бы не было, ни полигона, ни… И я бы сейчас спокойно училась в экономическом, и не чувствовала себя так, словно завязла в каком-то болоте.
— Почему же вы меня не исключили? — спросила я.
— Мне казалось, что потенциал у тебя невелик, и больших проблем ты доставить не сможешь, — усмехнулся Давлетьяров. — Кто же мог знать, на что ты окажешься способна! Впрочем, неважно, это уже история.
— Да уж, история та еще… — пробурчала я. — Скажите, а…
— Я еще не закончил, — отрезал Игорь Георгиевич. — Надо полагать, Чернова, тебя аккуратно подвели к выбору соответствующей темы диплома, чего ты, конечно, не заметила.
— Как раз заметила, — не выдержала я и выложила свои соображения по поводу Пал Иваныча и его роли в выборе мною темы.
— Надо же, ты все-таки можешь соображать, когда захочешь, — иронически приподнял брови Давлетьяров. — Жаль, такие проблески сознания случаются у тебя нечасто.
Я привычно подавила желание пнуть что-нибудь, хотя бы ножку журнального столика. Толку в этом все равно никакого нет, Давлетьярова не переделать, а ногу я отобью, как пить дать.
— Итак, ты сделала то, чего от тебя хотели, — произнес Игорь Георгиевич. — Дальше у тебя есть два пути. Ты можешь написать средненький, ничем среди прочих не выделяющийся диплом, как сотни других студентов. Если не будешь никак проявлять себя, сольешься с серой массой, то постепенно сможешь отойти в сторону и заняться чем-то другим. Но будь готова к тому, что за тобой всю жизнь будут следить, Чернова. — Он вытряхнул из пачки сигарету, поискал глазами пепельницу, не нашел, разумеется, и, приоткрыв окно, продолжил говорить, привычно пуская дым в форточку. — Второй путь, думаю, ты представляешь достаточно хорошо, иначе не обратилась бы ко мне, верно? — Я молча кивнула, подбирая под кресло зябнущие ноги — по полу потянуло сквозняком. — Ты можешь попытаться сделать себе имя. У тебя, с твоим упрямством, может получиться. К тому же, женщин в боевой магии можно по пальцам перечесть, это сыграет тебе на руку. Но тогда, Чернова, обратной дороги не будет, и свернуть в сторону тебе тоже никто не даст. Я доступно выражаюсь?
— Более чем, — пробормотала я, глядя на свои коленки.
— Что может сделать с человеком боевая магия, ты, я думаю, представляешь, — с нажимом произнес Давлетьяров. Я снова кивнула. — Так какой вариант ты выберешь, Чернова?
— Второй, — сказала я, подняла голову и посмотрела в глаза Давлетьярову. Удивления в его взгляде
