— Слово в слово то, что он сказал и мне, — кивнул Давлетьяров.
— Погодите, Лев Евгеньевич сказал, что приезжала какая-то дама, и ей он то же самое рассказал… — вспомнила я. — Может, это Лариса Романовна ее послала?
— Имя он назвал?
— Говорит, госпожа Розен, 'очаровательная дама', — скопировала я главврача.
— Никто ее не посылал, — отрезал Давлетьяров. — Это Лариса собственной персоной.
— Она же Смирнова, — удивилась я.
— Смирнова она по мужу, — пояснил Давлетьяров.
— Ну тогда я вообще ничего не понимаю, — созналась я. — Сперва называется другой фамилией, потом сочиняет историю для меня, историю для вас… а зачем!? А вы, кстати, тоже что-то насочиняли, я слышала!
— Я почти не соврал, — заявил Давлетьяров. — То, что ты способна довести меня до белого каления, известно, по-моему, всему университету. Вопрос в том, как эту информацию подать.
— Угу, вы и подали… — пробурчала я. — Слышала… такое впечатление, как будто я вас к стулу привязываю и заставляю слушать пересказ любимого бразильского сериала…
— Слушать новости университета в твоем изложении немногим лучше, — хмыкнул Давлетьяров.
Парировать я, конечно, не сумела, поэтому просто спросила:
— А зачем вы перед ней изображали такого вот… хм…
— Я уже говорил, Чернова, я не люблю, когда меня держат за дурака.
— Зато из других дураков делать вы обожаете, — понятливо кивнула я. Все равно не скажет, эту его интонацию я отлично изучила. — Игорь Георгиевич, ну почему все-таки Лариса Романовна взяла с меня обещание сюда не ездить? Мешаю я ей, что ли?!
— Все может быть, — изрек Давлетьяров, и я примолкла. Минуты через три меня осенило.
— А может… может, она боится, что вы мне расскажете что-то такое, что я… — Я запуталась в фразе и замолчала, глядя на Давлетьярова. — Но вы же вообще никогда ни о чем таком…
— Лариса этого не знает, — улыбнулся он краем рта.
— И что ж вы такое знаете-то? — мрачно спросила я.
— Я много чего такого знаю, Чернова, — передразнил Давлетьяров. — Если бы я еще мог угадать, что именно не должно достигнуть твоих ушей и почему…
Я подумала еще немного. Сегодня у меня был богатый по части озарений день.
— Игорь Георгиевич, а не может так оказаться, что те бандюганы по тому же поводу за мной катались? — спросила я. — Ну, хотели напугать так, чтобы я носа из дома не высовывала, и сюда не показывалась. Они ведь больше не появлялись после той истории с машиной. — Я невольно вздрогнула.
— Я уже ничему не удивлюсь, — дернул плечом Давлетьяров. — Версия вполне логичная. Видимо, им платили за разговоры со студенткой-недоучкой, а о том, что эта недоучка — боевой маг, благоразумно не упомянули.
Я смутилась.
— Да из меня боевой маг… — махнула я рукой.
— Чернова, не идиотничай, — велел Давлетьяров. — Вспомни полигон.
— Не хочу, — буркнула я и добавила, подумав: — А может, они меня нанять хотели? Только зачем все эти игрища? Пришли бы, сказали, мол, так и так, хочешь работать на нас, платим столько-то, делать надо то-то и то-то. Может, я бы согласилась. А так… шпионские страсти какие-то!
Давлетьяров иронически фыркнул.
— Ну и что вы смеетесь? — обиделась я. — Допустим, людей убивать — это я ни за какие деньги, но если бы пригрозили родителей… Да что вы, не понимаете, что ли?
— Даже слишком хорошо понимаю. — Давлетьяров неожиданно поднялся со скамьи, сунул руки в карманы, ссутулив широкие плечи. — Ладно, Чернова, что толку гадать. Если к тебе придут с предложением, тогда будет ясно.
— А Лариса Романовна тогда причем? — мрачно спросила я. — Она на этих, что ли, работает?
— Может быть. — Давлетьяров по-прежнему стоял ко мне спиной. — А может быть, и нет. Я тебе не дельфийский оракул, Чернова.
Я обиженно замолчала. Надо же… Целых две версии нарисовалось. Первая: Лариса Романовна наняла мелких бандитов, а может, и не бандитов даже, а просто страхолюдных парней, шпану уличную, и велела им напугать меня так, чтобы не осмеливалась высунуться из дома и к Давлетьярову не ездила. А когда у них ничего не вышло, решила поговорить со мной по душам, считая меня, видимо, полной дурой. Ну что поделать, если я частенько так выгляжу, особенно когда увлекаюсь раздумьями?
И вторая: Лариса Романовна с разговорами сама по себе, а парни на машине сами по себе, и прислал их кто-то, никакого отношения к преподавательнице не имеющий. Если честно, ни та, ни другая версии мне не нравились.
— Долго ты еще будешь пребывать в астрале, Чернова? — поинтересовался Давлетьяров. — Кажется, ты сегодня должна была привезти черновики плакатов и заготовку для речи на защите?
— А, да! — спохватилась я и полезла в сумку. — Вот…
Еще через пять минут все версии вылетели у меня из головы: Давлетьяров начал громить мои наброски. Это, значит, из зала не будет смотреться, это неинформативно, это аляписто, это вообще убожество. А когда он добрался до речи, я вообще решила пойти и утопиться, потому что прежде таких выражений никогда не слышала и даже не подозревала, что их можно применить лично ко мне. Словом, эту злосчастную речь я переписывала еще раз тридцать, а потом еще училась произносить ее с выражением. А с выразительным чтением у меня плохо, родители слишком рано научили меня читать самостоятельно, обрадовались, что ребенок занят, вслух ему читать не надо, и успокоились. А я в результате неправильно ставлю ударения в некоторых словах и читаю вслух совершенно без выражения, монотонно и скучно. За декламацию стихотворений мне бы, по-честному, следовало ставить двойки, спасала только репутация отличницы, у учительницы литературы рука не поднималась поставить оценку ниже 'четверки'.
А уж как произнести речь, чтобы она звучала выигрышно… Давлетьяров долго со мной бился. Потом оставил в покое мою декламацию и начал с пулеметной быстротой задавать мне вопросы на самые разные темы, изображая своей персоной, надо думать, комиссию. Могу не без гордости сказать, что почти на все его заковыристые вопросы я смогла ответить, хотя с некоторыми пришлось изрядно попотеть.
Мне было решительно непонятно, с чего Игорь Георгиевич так гонит коней, ведь до защиты диплома еще месяц, успела бы я еще и сама речь написать и переписать сто раз, к чему править ее именно сейчас? Но нет, если ему шлея под мантию попала, сопротивляться бесполезно.
— Держи, Чернова, — сказал он мне напоследок, протягивая мне окончательную версию моего диплома, неделю назад отданную ему на последнюю читку. Я перелистала страницы и ужаснулась — на полях живого места не было. Ну что он еще там нашел?! — Внесешь эти правки, и можешь мне больше не показывать. Речь изволь выучить наизусть, не вздумай читать по бумажке. Ясно тебе?
— Так точно, — буркнула я. У меня язык уже заплетался и в горле пересохло.
— Тогда до свидания. — И Давлетьяров демонстративно отвернулся к книжной полке, выбирая очередной томик иностранного классика.
— До свидания, — ответила я и отправилась восвояси.
Конечно, правки я внесла и чистовую версию потащила в следующий выходной с собой, а то ведь с Давлетьярова станется заявить, что я ленюсь и халтурю! И речь я, кстати, тоже вызубрила наизусть и даже пару раз отрепетировала, записывая себя на одолженный у соседки диктофон (та, не утруждая себя, записывала лекции на диктофон, а потом просто слушала нужные куски). Звучало, если честно, просто ужасно, оратор из меня никакой. Правда, Игорь Георгиевич утверждал, что труд сделал из обезьяны человека, а из меня при благоприятных условиях и надлежащей дрессуре может получиться сносный специалист, но вот красиво говорить я как не умела, так и не умею. На письменную речь не жалуюсь, а выступать — избавьте!
Уже предвкушая справедливый разнос, я пробежалась по аллее, никого не нашла, удивилась и отправилась в здание санатория. Знакомая дверь была заперта, на стук никто не отозвался. Пойманная в коридоре незнакомая медсестричка только пожала плечами — она недавно заступила на смену и ничего о
