был принять покупателя посмертного издания Лафонтена, да вспомните же вы! Такая большая книга в красном сафьяновом переплете, изданная…
— Да, знаю-знаю, Гийомом де Люинем, в 1696 году, поступила из библиотеки Шарля Нодье. Она на полке.
— Покупатель не явился?
— Надо полагать, нет, хозяин.
— Да был ли тут мсье Мори?
— Погодите-ка… был, на том самом месте, где вы сейчас сидели, за столом. После завтрака он вернулся вместе с мсье Дювернуа из магазина Шампьон, и они до самого закрытия работали над составлением небольшого научного труда под названием «Систематизация библиотеки», это я помню точно, ведь именно в тот день я удачно сбыл неполное издание «Энциклопедии» с улицы Реграттье. Для чего вы за мной записываете?
— У меня что-то с памятью, видать, от жары, — ответил Виктор, поспешно пряча записную книжку в карман.
Итак, Кэндзи не выходил из магазина вечером того дня, когда умер Джон Кавендиш.
К дверям магазина подошли два клиента, и Жозеф вышел к ним. Виктор, погруженный в свои мысли, медленно подошел к столу и остановился, повернувшись спиной к витрине.
Чуть слышный разговор становился все громче. Эксцентричная парочка, слева голубое бубу, справа — красная униформа, а вокруг — любопытные кумушки из соседних домов.
— Гляньте-ка, настоящий солдат, вооружен до зубов! Да откуда они взялись? Карнавал, что ли?
— Их называют спаги. Вы что, никогда не видели?! — удивлялась мадам Баллю, консьержка дома 18.
Выйдя вперед из толпы, она стояла с таким видом, будто ей-то как раз было все известно, а когда наконец все стихли, на всякий случай поздоровалась с обоими.
— Откуда ей-то знать? Она даже из квартиры никогда не выходит, — проворчала Эфросинья Пиньо.
— Да он из Северной Африки, — заявила мадам Баллю.
— Вот уж нет, в Северной Африке живут арабы, а арабы не черные! — воскликнула торговка фруктами.
— Вы ничего не знаете, мадам Пиньо, занимайтесь лучше своими грушами!
— Это я-то ничего не знаю?! Я книги читаю, чай, не безграмотная, образ…
— А ну-ка повторите, как вы сказали? Образина? Так послушайте, что я скажу! Это се-не-галь-ский спаги, понимаете? Он из Сенегала, уж я-то знаю, мой кузен Альфонс туда уехал, в Сенегал, а Сенегал — это и есть Африка!
— Может и да, а только такой черный не мог прибыть ни с какого севера! — возразила Эфросинья, пожелавшая оставить последнее слово за собой.
Женщины обступили экзотически одетых мужчин, и те явно не знали, как от них отделаться. Жозеф поспешил незнакомцам на выручку.
— Расходитесь, нечего тут смотреть! Метлой, метлой выгоню всех, ну-ка прочь!
Он разогнал зевак, впустил незнакомцев и свою мамашу в магазин, где покупатели, отступив к прилавку, уже поглядывали по сторонам с заметным беспокойством.
— Нам бы господина книгопродавца… мсье Виктора Легри, — отважился сказать старший из пришедших.
Виктор обернулся и, изумленный, оглядел посетителей. Первый был облачен в широкие штаны и пунцовую куртку, на ногах были сапоги, на голове феска, за поясом сабля, при этом он был на голову выше того, который только что подал голос.
— Самба! — прошептал Виктор.
— Мне надо важные вещи вам сказать! Я попросил моего друга Бирама пойти со мной, он хорошо знает город, он сражался тут у вас в семидесятом году, а квартирует в казарме Военного училища.
Бирам энергично кивнул.
— Поднимемся ко мне, там удобнее разговаривать! — пригласил Виктор.
Самба знаком попросил Бирама оставаться на месте, и спаги тут же захватила в плен Эфросинья, непременно желавшая знать, в каких боях уже участвовала его блестящая сабля.
Виктор провел Самбу в столовую, предложил сесть. Старик бросал вокруг тревожные взгляды и зажимал ладонью рот, словно боялся сказать что-то слишком громко.
— Это насчет вашего друга, певца из Оперы.
— Данило Дуковича?
— Вчера под вечер я дошел с ним до пещеры, стал ждать, пока он переоденется, но он все не выходил оттуда. Тогда я зашел внутрь и обнаружил его… мертвым.
— То есть как мертвым? Вы уверены?
Самба понизил голос.
— Я думаю, его убили. И убийца меня видел. Я не спал всю ночь. Спрятался на тихой железнодорожной станции и дождался рассвета. Потом дошел до колониальной выставки и нашел Бирама. В этой варварской стране только вы мне можете помочь.
Виктор недоверчиво смотрел на старика. Лицо Самбы выражало неподдельный ужас.
— Мсье Дуковичу, должно быть, просто сделалось дурно…
— Нет! Уж я-то повидал мертвецов на своем веку… Их глаза видят что-то такое, чего нам не понять! — вскрикнул Самба, вскакивая.
— Успокойтесь. Я посмотрю в газетах. Если вы говорите правду, это будет в передовицах.
— Вы мне не верите, — сокрушенно сказал Самба.
— Да верю я, верю, просто хочу убедиться.
Пара любителей дешевых переплетов остановила свой выбор на полном собрании сочинений магистра Феликса Дюпанлу, которое Жозеф с готовностью упаковал.
— А ведь еще немного, и все это отнесли бы в подсобку, — шепнул он на ухо Виктору. — Газеты? На прилавке. Сегодня утром ничего стоящего я оттуда не почерпнул, кроме разве что рождения в Аллье теленка о двух головах.
— А чего вы ждете? — сухо поинтересовался Виктор. — Нового убийства?
Он раскрыл свежие газеты, пролистал. В тот день в Париже никто не умер. Он поднялся к себе. Самба сидел не шевелясь.
— Ничего нет, — сказал Виктор.
— Должно быть, тело еще не обнаружили.
Не ответив, Виктор направился в рабочий кабинет, он хотел отдать Самбе фотоснимки Дворца колоний. На цилиндрическом столике лежал «Справочник ядов и наркотических веществ», открытый на слове «кураре». Он не мог вспомнить, закрывал ли его. Взяв конверт, вытащил снимки, пересчитал, потом еще раз, и оказалось, что трех не хватает: это были фотографии Таша, сделанные на колониальной выставке. Виктор похолодел. Она украла их накануне, когда он спустился, чтобы сравнить иглы! На что она надеялась? Хотела уничтожить доказательства ее присутствия на месте преступления? Как глупо, ведь у него остались негативы!
Он медленно вернулся в столовую, отдал снимки Самбе, который взял их, не проронив ни слова. Уже спускаясь, старик промолвил:
— Спасибо, мсье Виктор. Прощайте!
— Прощайте?
— Я недолго останусь в этой стране. Не хочу стать следующей жертвой.
— Вы ошибаетесь. Если мсье Дукович и умер, это наверняка несчастный случай. Уверен, вашей жизни ничто не угрожает. Жозеф!
Жозеф, в восторге от того, как Вирам разрубил саблей на четыре части лежавшее на тарелке яблоко, успокаивал мамашу, пришедшую в ужас от мысли, что тот может так же мелко нашинковать содержимое ее