появилась давешняя молодая женщина в теплой накидке. Коридорный нес за ней чемоданы. Незнакомка подошла к стойке, оплатила счет. Мальчик погрузил ее вещи в подъехавший к тротуару фиакр и крикнул кучеру:
— «Отель де л’Ариве»!
Дама села в экипаж.
Хромой перегнулся через стойку и выложил перед портье несколько монет. Тот что-то сказал, хромой кивнул, огляделся и направился к вращающейся двери.
Жозеф выждал пять минут, выхватил из кармашка часы и ринулся к стойке.
— Это уже слишком! Все женщины одинаковы, все не в ладу со временем! Соблаговолите сообщить мадемуазель Клерсанж, что клерк мэтра Пиньо желает немедленно ее видеть.
— Не могу, — невозмутимо сообщил портье.
— Это почему?
— А потому, что она съехала, муж, видите ли, тоже пожелал ее видеть. Стоило брать номер на один день!
— Муж? И куда же она отправилась?
— К нашим конкурентам.
На счастье Жозефа, на улице Страсбур имелся общественный туалет. Он облегчился и вернулся на свой пост к гостинице. Присутствие в холле хромого ничуть его не удивило. Неужели это и есть супруг Софи? Нет, не может быть — с чего бы ему тогда прятаться? Кроме того, его записка вынудила Софи срочно съехать из отеля, хотя, судя по ее растерянному виду, она явно не знала того, кто ей писал. Неужели хромой предупредил ее о том, что за ней по пятам ходит молодой блондин? В таком случае, сейчас все разъяснится: Жозеф увидел, что хромой идет прямо на него, и приготовился отразить нападение, но тот, даже не взглянул на Жозефа, направился к бульвару Страсбур.
Жозеф согрелся, но голод мучил его все сильнее. Он брел за хромым мимо ярко освещенных окон ресторанов и кипел от злости. Кто этот человек? Несчастный влюбленный? Сыщик? Бандит? Убийца Лулу?
Они свернули на улицу Винегрие. На бульвар Мажента опустились сумерки. Жозеф увидел кондитерскую и с волнением прочел название:
Он замедлил шаг. Хромой вошел в обшарпанный дом напротив бистро. Слежка становилась все более утомительной, но Жозефу повезло: хромой пробыл внутри недолго, сменил редингот на коррик[55] и направился в сторону бульвара Мажента. Боже, неужто он собрался вернуться в отель? Только не это…
— Говорю же вам, хромой рванул к «Отель де л’Ариве» на такой скорости, словно от этого зависела его жизнь, подкупил портье и уселся на стул, как прилип. Готов побиться об заклад, он там и заночует! Я выдохся, у меня больше нет сил! — через некоторое время по телефону сообщил Виктору Жозеф.
— Сочувствую, но мы не должны его упустить. Завтра отправляйтесь туда как можно раньше, с Кэндзи я все улажу. Он дома?
— Еще не вернулся. А что я скажу вашей сестре?
— Что-нибудь придумайте.
— Полагаете, ее легко обмануть?
— Ну, она хотя бы делает вид, что обманывается. Так да или нет?
— Да.
Жозеф осторожно положил трубку и едва не подпрыгнул, когда у него за спиной раздался голос Айрис:
— Ну что, старинные фолианты стоили поездки в Бург-ла-Рен?
Виктор задумчиво смотрел на телефон и гладил вспрыгнувшую ему на колени Кошку. Ему не давало покоя слово «хромой». Он прогнал Кошку, и она принялась оскорбленно вылизывать пушистую грудку. Виктор достал из кармана блокнот. Ага, вот оно: Альфред Гамаш упоминал про высокого хромого мужчину мрачной наружности. Тот ли это человек, которого видел Жозеф?
— Мы у цели, — объявил он Кошке, и та, решив, что ее сейчас накормят, помчалась на кухню.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Жозеф размышлял, стараясь как можно медленнее жевать круассан. Кто придумал пословицу: «Кто спит — ест»? Он отлично выспался, а потом позавтракал вместе с Айрис, но не сказать, чтобы досыта наелся. Может, причина в холодной погоде? Хорошенькая же идея пришла в голову Виктору — послать его на улицу Страсбур топтать тротуар под пронизывающим северным ветром! Интересно, купился ли Кэндзи на историю о выставке книг по искусству в Друо? Что до Айрис, то она пожаловалась на мигрень и снова легла.
Устав наблюдать за дверями «Отель де л’Ариве», куда входили только поставщики, Жозеф перебирал в уме народные поговорки. Большинство из них казались ему идиотскими. Взять хоть эту: «Кого люблю, того и бью». Вряд ли его тесть и шурин оценили бы порку розгами — пусть даже из лучших побуждений, в воспитательных целях.
Он передернул плечами от холода, завидуя своей нежнейшей «половине», которая сейчас нежится под одеялами. Но ведь она в положении, а подобный опыт ему ни к чему. Жозеф представил себя беременным и посмеялся нелепости этого видения. Минутой позже он задумался о посетителях заведения, наслаждающихся вкуснейшей едой в жарко натопленном зале. Интересно, хромой тоже там? Накануне вечером он долго торчал в холле и, судя по всему, собирался задержаться до утра.
Пока Жозеф предавался этим размышлениям, к тротуару подкатил тележку с нарисованным на ней трехцветным флагом немолодой мужчина. Он выглядел довольно экстравагантно: помятый цилиндр, изношенный черный редингот, широкий синий пояс и красные сабо. Тяжелые веки и выдающиеся вперед челюсти делали его похожим на бульдога. Он постоял перед входом, разминая натертые лямками тележки плечи и лопатки, и вошел внутрь. Жозеф проскользнул следом и услышал раскатистый голос незнакомца:
— Тьфу, пропасть! Скажите, что пришел Брикар, Сильвен Брикар, дядюшка Брикар! Я попусту потратил время, притащил ее сундук в «Де Бельфор», а там сказали — вези в «Де л’Ариве». Ладно, так тому и быть, но теперь всё, точка, конечная остановка, слезай — приехали! Я же не чемодан Гуффе[56] притаранил, а бабьи тряпки! Разбирайтесь сами!
Он вышел на улицу и принялся снимать ремни с сундука с медными окантовками, стоявшего на тележке, на которой было написано оранжевыми буквами:
— Вам помочь? — предложил Жозеф.
— Не откажусь, — буркнул Брикар. — Хозяин этой ночлежки глуп, как пробка! Я уже голос сорвал, но никак не могу объяснить этому дураку, что Софи Клерсанж ждет меня. Он твердит, что она никого не принимает. Деревенщина неотесанная!
Под высокомерно-неодобрительным взглядом швейцара в адмиральской униформе они изловчились занести сундук внутрь и поставили перед стойкой портье.
— Вот вам вещи дамочки, делайте с ними, что хотите, а я умываю руки, — заявил Сильвен
