первом вопросе, так на втором. Он, похоже, упертый очень – от следующего вопроса отказываться не будет, ну и вылетит как миленький.
– А если не вылетит? По-моему, я тебе объясняла. Тебе что, работать у нас надоело?
– Жанна, что это за тон?! – возмутился Троекуров. – Ты ведешь себя просто некорректно! Тем более при всех! Давай обсудим это потом, после записи – мне же сейчас на площадку.
– Хорошо, мы обсудим это потом, – произнесла Жанна ледяным голосом. – Но ты обязан сделать все, чтобы он вылетел, и как можно быстрее. Понимаешь – все!
– Не стоит со мной так разговаривать, – очень раздраженно ответил Троекуров. – Я и без тебя отлично знаю, что я обязан делать!
– Так! Получается, она на него все-таки орала, – констатировал Немигайло.
– Нет, это еще не орала, – не согласилась Леночка. – Но разговор был очень неприятный. Мне так неудобно было, что я это все слышу! Вот когда Ребриков ответил на первый вопрос и пошел на второй, тут она правда начала орать по-настоящему.
– На кого орала-то?
– На всех. Чуть ли не матом! Я уж в угол забилась, и то мне досталось. А я же совсем ни при чем! Мне же еще никакой серьезной работы не поручают – ни игроков отбирать, ни команду формировать. Только ей, похоже, уже все равно было – кто под руку подвернулся, на того и наорала.
– И все это время до конца записи она была в аппаратной?
– Нет, после пятого тура убежала сразу. Еще даже Троекуров с площадки не пришел. Принесла листок с новыми вопросами и сразу начала на него орать...
Жанна, держа в руке какие-то листки, влетела в аппаратную, как пушечная бомба с дымящимся фитилем. Она наткнулась на Троекурова, и в этот самый момент фитиль, кажется, догорел.
– Ты что, совсем обалдел?! – заорала она. – Ты вообще в состоянии понять, что?! ты!!! творишь!!!
– Что это за хамство?! – возмутился Троекуров. – Ты почему со мной в таком тоне разговариваешь?!
– Нет, он еще не понимает почему?! Потому! Все!!! Если ты не вышибешь его в шестом туре, то придется тебе проститься с очень и очень многим! Ты меня понял?!
– Я отказываюсь разговаривать в таком тоне! – Троекуров резко повернулся к Гусеву: – Виктор Александрович, скажете мне «в ухо», – он постучал пальцем по наушнику, – когда надо будет идти на площадку, хорошо? – С этими словами Троекуров вышел из аппаратной, громко хлопнув дверью.
– И дальше она тоже продолжала орать? – поинтересовался Немигайло.
– Не то слово! Игоря, компьютерщика, из-за стола чуть ли не силком вытащила и сама села вопросы набивать, которые принесла. На нее смотреть было страшно – растрепанная вся, красная...
– А когда она сказала, что Троекурова убьет?
– Это уже потом, после игры. Она последний вопрос с ответами на клавиатуре набила и сидела как неживая. Потом Виктор Александрович что-то сказал, вот тут она и взорвалась. Прокричала, что Бориса убьет, и убежала.
– И куда убежала, вы не знаете?
– Не знаю... – растерянно ответила Леночка. – Мне же надо было победителя вести на третий этаж – он должен был всякие бумаги заполнить – ну, эти, чтобы деньги перечислить. А потом весь этот тарарам начался. Так что я ее больше не видела.
Глава 12
Колапушин и Немигайло, как и договорились, встретились на третьем этаже в холле.
– Там, внизу, все полностью закончили, Егор? – поинтересовался Колапушин, удобно полуприсев на перила балюстрады, ограждающей лестницу, и, оглядев по привычке огромный квадратный холл с выходящей в него со всех сторон массой красивых дверей.
– С концами, Арсений Петрович. Тело увезли, эксперты уехали. Так они, кроме этих гильз, толком ничего и не нашли. Я там сам распорядился, чтобы декорации начинали разбирать, ничего? А то бригадир монтировщиков пристал с ножом к горлу – им другие декорации к утру срочно надо смонтировать, да и Ечкину пистолет нужно искать. Все, что может понадобиться, там на фотоаппарат засняли.
– Распорядился и распорядился, – равнодушно отозвался Колапушин. – Что мы чинами считаться будем? Мишаков тоже уехал?
– Как же, дождешься от него! Мне эти прокурорские уже во где сидят! – Немигайло сложил пальцы левой руки в кулак и отставленным большим пальцем провел по горлу.
– Убийство. Без следователя прокуратуры не обойдешься, – философски заметил Колапушин. – Мишаков еще ничего – бывают намного хуже. Где он сейчас, не знаешь?
– Черт его знает! Где-то по комнатам шастает. Вроде бы с операторами собирался беседовать. Да ну его! Не стоит искать, а то начнет опять нудить.
– Я и не собирался. Вас вообще сталкивать нельзя – не работа получается, а какая-то сплошная война миров. Ты еще что-нибудь новое не узнал?
– Нового ничего. Три человека в одну дуду дудят – компьютерщики и девочка эта: Аннинская с утра уже почему-то нервничала, потом успокоилась, а на четвертой записи начала психовать, в конце принялась грозить Троекурову, заявила, что его убьет, и куда-то слиняла. И никто не знает, где она все это время была. А потом, когда Троекурова нашли, оказалась в своей комнате. Вроде бы все ясно, а все равно не сходится у меня.
– И мне то же самое рассказали, но я согласен – не сходится. На убийство в состоянии аффекта не похоже абсолютно. Один пистолет с глушителем чего стоит! Его же заранее достать надо было и сегодня сюда принести – какой уж тут аффект? И место, где Троекурова убили... Я вот знаешь, что подумал?
– Что, Арсений Петрович?
– Может быть... кто-нибудь заранее знал, что у нее будет такая реакция?
– Какая?! – Немигайло выпучил в изумлении глаза. – Что она будет кричать при всех, что убьет Троекурова?
– Не обязательно кричать, что убьет. Главное – начнет вести себя не так, как всегда, и этим привлечет к себе общее внимание.
– А что? Очень даже может быть. Все тут говорят, что баба она умная и выдержанная. Если бы задумала убить, то внимания к себе привлекать не стала бы. И вообще... Все было тихо и спокойно, пока этот Ребриков выигрывать не начал. Тогда все и началось.
– Нет, Егор. Тихо, может быть, и было, но не спокойно. И началось, думаю, все гораздо раньше. Похоже, кто-то точно знал, что Ребриков сегодня выиграет. Понимаешь, точно!
– С чего такой вывод?
– А с того, что Троекуров пришел в пустую студию и зачем-то пошел за декорацию. Кому-кому, а уж шоумену, да еще после окончания съемки, делать там совершенно нечего.
– Точно! И эти, монтировщики, тоже говорят, что туда никто не ходит. А его понесло туда! Где он ну совершенно ничего не забыл!
– Вот именно. Зато там очень удобно с кем-нибудь встретиться так, чтобы никто не увидел. Даже случайно. Для чего – пока не знаю. Возможно, поговорить, а возможно, что-то взять или, наоборот, отдать. Но все это возможно только при одном условии.
– Каком?
– Если выигрыш Ребрикова подстроен. Как – не знаю, все тут было сегодня как обычно и вели себя все тоже как обычно. Кроме двоих – Троекурова и Аннинской. Но необычно они вели себя по-разному. Согласен?
– Согласен, Арсений Петрович. Аннинская при всех буянить начала, а Троекуров по-тихому в темный угол заныкался.
– И вот тогда Аннинская во всю эту картину прекрасно вписывается – вела себя не так, как всегда, нервничала, грозила, и к тому же она каждый уголок здесь прекрасно знает. Чем тебе не кандидат в подозреваемые номер один, а?
Немигайло многозначительно поскреб в затылке.
– Хм-м... Думаете, подносят ее нам на блюдечке с голубой каемочкой, Арсений Петрович? А что? Оч- чень даже может быть! В этом базаре, что здесь сегодня после съемки творился, никто теперь толком не
