– Тогда почему же вы не хотите назвать мне имя преступника?
– Потому что я и сам только сейчас его узнал. Только после вашего рассказа. Понимаете, в этом преступлении преследовалось одновременно очень много самых разных целей. Необходимо было создать ажиотаж, вытащить всех на третий этаж, сделать так, чтобы никто не мог толком вспомнить, кто и где находился все это время, и так далее. Требуется очень хорошее знание психологии, чтобы суметь превратить людей в возбужденную, нерассуждающую толпу. Я знаю только одного человека, который в состоянии так точно рассчитать все это. Но доказательств у меня никаких нет, поэтому я лучше промолчу. Лучше скажите мне, если можно, конечно, вы прослушиваете сотовый телефон, который передали Ребрикову?
– Да, нам удалось добиться разрешения.
– Тогда вы и сами скоро узнаете, кто это. Вряд ли я ошибаюсь, Арсений Петрович. Я тоже достаточно хорошо знаю людей.
– Надеюсь. Даже если нам и не удастся перехватить этот телефонный разговор, мы все равно будем вести пристальное наблюдение за Ребриковым и рано или поздно установим, кто тот человек, который так настойчиво ищет с ним контакта. В любом случае, Борис Евгеньевич, то, что Ребриков выиграл с помощью мошенничества, уже сомнению не подлежит. Так что можете больше не беспокоиться о своих деньгах – платить ему вам не придется. Вы же ко мне пришли для того, чтобы выяснить это?
– Нет, – к удивлению Колапушина, ответил Смолин. – Это я окончательно понял уже тогда, когда увидел пленку со встречей этой пары на Арбате и услышал доклады людей, которые за ними следили. Раз вы проводили аналогичную операцию, да еще так хитро обставленную, значит, считаете Ребрикова преступником. Просто я не знал подробностей, а теперь благодаря вам знаю. А поговорить с вами я пришел совершенно по другому поводу, Арсений Петрович.
– По какому? – Недоумение Колапушина возрастало. – По поводу моего будущего выступления на вашем канале? Так я еще и согласия на это вам не давал, и, честно говоря, даже и для себя не решил – дам я его или нет.
– Ну что вы, Арсений Петрович! Такие вопросы решаются на уровне старших редакторов соответствующих программ, в редких случаях на уровне шеф-редактора, не выше. Нет-нет, разговор совсем не об этом. Можно задать вам один вопрос?
– Спрашивайте. Только учтите, вовсе не на все вопросы я имею право вам отвечать.
Смолин улыбнулся:
– На этот имеете, не беспокойтесь. У вас ведь, кажется, можно выйти в отставку после двадцати лет службы?
– Да, а какое это имеет отношение...
– Самое прямое! У вас уже есть выслуга лет?
– В ноябре будет. Но я не собираюсь выходить на пенсию: я имею право служить и дальше и не собираюсь что-либо менять в своей жизни.
– А если я предложу вам перейти ко мне? Пенсию вы будете получать так и так, а вот оклад... Вот тут я вам гарантирую намного выше, чем вы получите здесь. Намного, Арсений Петрович, я не шучу!
– Уж не режиссером ли? – с иронией поинтересовался Колапушин.
– Нет, Арсений Петрович, не режиссером. Хотя, если бы вы окончили, скажем, Высшие режиссерские курсы, и режиссером с удовольствием вас взял бы. Есть у вас одно качество, которое позволяет мне сделать вывод – режиссер бы из вас вышел очень неплохой.
– Это какое же качество?
– Настоящий режиссер видит все произведение одномоментно. Не важно, что он ставит – фильм, спектакль или телепередачу. Главное – у него есть определенная идея и четкое представление обо всей работе сразу! Только начиная съемки, он уже ясно представляет себе, как и чем все закончится. И то, что находится внутри этой работы, тоже подчинено этой главной идее. А формы, в которых он это выразит... Это его дело. Но если у него имеется эта главная идея и он подчиняет ей свое творчество, то у него обязательно выйдет что-то значительное, вне зависимости от формы. Этим качеством обладают далеко не все люди. И никакое образование здесь не поможет! Человек способен чему-то научиться, сделать достаточно добротные вещи, но выдающимся, а тем более гениальным режиссером ему не стать никогда! Видимо, это какое-то врожденное качество. Впрочем, это касается не только режиссеров, но и художников, композиторов, скульпторов... Во всем этом есть что-то общее, но трудно объяснимое. Так вот, Арсений Петрович, у вас такое качество есть!
– Простите, я как-то не совсем вас понял... Вы что, хотите, чтобы я окончил эти режиссерские курсы? Я не собираюсь этого делать – у меня совершенно иная профессия!
– На самом деле это не помеха. Я знаком со многими режиссерами, которые вначале занимались вроде вас совсем другим делом. А в результате стали режиссерами – и хорошими, должен заметить. Но такие качества, как у вас, очень полезны и в другой работе. Вот про нее-то я и хотел с вами поговорить.
– И что же это за работа, Борис Евгеньевич?
– Вы знаете – у меня есть служба безопасности. Ею руководит бывший генерал КГБ.
– Вы хотели сказать – ФСБ?
– Нет, нет, я не оговорился. Именно КГБ! Того самого!
– Сколько же ему лет? – удивился Колапушин.
– Много, Арсений Петрович, много... Он немолодой человек и давно уже просит меня подобрать ему подходящего первого заместителя. Ненадолго. Он передаст ему все дела и спокойно уйдет на давно заслуженный отдых. А этот первый зам займет его место.
– Уж не мне ли вы предлагаете стать его первым замом?
– Именно вам! Не беспокойтесь. Я тут немного понаблюдал за вами и уверен – на вторых ролях вы пробудете совсем недолго. Вы же профессионал – вам понять специфику будет совсем несложно. Вот об этом-то я и пришел сегодня с вами поговорить, Арсений Петрович.
– Зря потратили время, Борис Евгеньевич! – резко отозвался Колапушин. – Я не собираюсь менять место службы! И то, что я уже знаю о вашей службе безопасности, вызывает у меня очень сильную неприязнь, мягко говоря!
– А вот методы работы этой службы, коли вы ее возглавите, меня совершенно волновать не будут. Для меня важен только результат, а какими методами и средствами вы его достигнете – меня не касается.
– В том-то все и дело, что тех результатов, которые требуются вам, законным способом достичь невозможно! А незаконными я пользоваться не собираюсь! И вам все равно очень скоро придется уволить меня с работы как человека, не справившегося с порученным ему делом.
– А я все-таки не стану считать это вашим окончательным отказом, Арсений Петрович. До ноября время у нас с вами еще есть – может быть, вы и передумаете.
– Не надейтесь, не передумаю!
– Как знать, как знать? Вот. – Смолин достал визитную карточку и протянул ее Колапушину. – Возьмите, пожалуйста. Здесь все мои телефоны, можете звонить в любое время.
– Я не собираюсь вам звонить, Борис Евгеньевич!
– А я не предлагаю вам звонить мне именно по этому поводу. Мало ли что? Знакомство с генеральным директором федерального телеканала может быть полезно и во многих других случаях.
– Вы пытаетесь меня купить?
– Нет, не пытаюсь. Купить можно только того, кто согласен продаться, а вы не такой человек. Но ваша служба такова, что и моя скромная помощь иногда может вам понадобиться. И я, если смогу, обязательно вам помогу.
– Все равно мне как-то не слишком верится, что генеральный директор федерального телеканала вдруг воспылал такими дружескими чувствами к скромному подполковнику милиции.
– Ну хорошо. В мои человеческие качества вы не верите. А в деловые, Арсений Петрович? Как по вашему мнению, деловые качества у меня наличествуют?
– Несомненно, Борис Евгеньевич. Иначе вы никогда не заняли бы такой пост.
– Тогда будем исходить из моих деловых качеств. Вы спасли мой телеканал от убытков на сумму более двух миллионов долларов. Как вы считаете – должен я отблагодарить за это скромного подполковника милиции? Но денег же вы у меня не возьмете, как я понимаю?
