Витте

Император Николай II передал доклад П. П. Мигулина в Совет министров для обсуждения. Там его единогласно отвергли. 31 октября Совет представил императору, жившему тогда в Петергофе, собственный доклад по аграрным проблемам. В нем говорилось, что размах волнений в деревне вышел уже за пределы допустимого, поэтому требуются экстренные и решительные меры. Нужны войска, а их нет. Единственная мера, которая могла бы хоть как-то обуздать стихию народного бунта, — это «царский голос», обращенный прямо в массы, то есть очередной царский манифест.

Император к предложению министров отнесся скептически. В его бумагах сохранился автограф, написанный простым карандашом и датированный 31 октября. В нем говорилось: «Я очень сожалею, что в Манифесте 17 октября не было упомянуто о крестьянах и мерах удовлетворения их нужд. Издание же второго манифеста сейчас, через две недели после первого, должно произвести впечатление спешно составленного, как бы запоздавшего акта, опубликованного вдогонку другого.

Вопрос, конечно, первенствующей важности и, по-моему, несравненно существеннее, чем те гражданские свободы, которые на днях дарованы России. Правильное и постепенное устройство крестьян на земле (подчеркнуто в подлиннике. — С. И.) обеспечит России действительное спокойствие внутри на много десятков лет. По переезде в Царское Село я намерен на этой же неделе собрать Совет министров и обсудить совместно вопрос о своевременности издания второго манифеста»⁸¹.

На всеподданнейший доклад Совета министров была наложена официальная царская резолюция: «Если в Манифесте будет даровано сложение всех выкупных платежей, то он произведет желанное успокоение. Одними обещаниями ничего достигнуто не будет»⁸².

Заседание Совета министров в царскосельской резиденции императора началось в 3 часа пополудни и продолжалось до 6 часов 10 минут вечера 3 ноября. Присутствовали все министры и великий князь Михаил Александрович. О том, что там говорилось, известно из лаконичных заметок барона Э. Ю. Нольде и воспоминаний министра народного просвещения.

Графу И. И. Толстому запомнилась горячая речь, которую премьер произнес на том заседании. В ней было сказано, что он, С. Ю. Витте, всегда признавал крестьянский вопрос краеугольным камнем внутренней политики России. Может быть, и революции бы не случилось, если бы своевременно приступили к его решению. Между тем в течение сорока лет, прошедших после отмены крепостного права, почти ничего в этой области сделано не было. «Витте говорил, что сам он не специалист в этом вопросе (лукавил. — С. И.), а потому боится что бы то ни было предлагать, но уверен, что знатоки крестьянских нужд не откажутся помочь в разрешении задачи; сам он может предложить пока одно: избавить наконец крестьян от выкупных платежей там, где эта операция еще не закончена»⁸³.

Выкупные платежи есть временная мера, сказал царь. «Землю хочется иметь». Главное управление землеустройства и земледелие должно «практически поставить». Ему совместно с Крестьянским поземельным банком надлежало «разрешить краеугольный вопрос российский», — записал барон Э. Ю. Нольде слова императора⁸⁴.

Николай II выразил желание подписать манифест немедленно, но при этом сказал, что находит меры, предложенные правительством, совершенно недостаточными и требует решительных шагов по улучшению положения крестьян, не стесняясь возможными жертвами и не останавливаясь перед самыми смелыми решениями. С. Ю. Витте пообещал, что приложит все силы, чтобы исполнить волю монарха⁸⁵. В чем она состояла, эта воля, разъяснено не было.

Манифест крестьян не удовлетворил — уж очень скудными оказались царские дары. Говорили, что им было позволено покупать то, что уже сами взяли. Но выкупные платежи слагались, и, что было гораздо существеннее, деятельность Крестьянского поземельного банка значительно расширялась. Теперь он мог покупать земли для перепродажи земледельцам за собственный счет, не ограничиваясь размерами своего запасного капитала, и расплачиваться за покупки специальными ипотечными бумагами.

Допустимость такого решительного шага, как принудительное изъятие земли у собственников для последующей перепродажи тем, кто ее обрабатывает, уже получила к тому времени санкцию в цивилизованной Европе. В начале XX века английский консервативный кабинет Бальфура решил раз и навсегда превратить безземельного ирландского арендатора, радикала и бунтаря, в законопослушного подданного британской короны. В 1903 году в парламент был внесен и этим парламентом одобрен билль Уиндгема, предоставлявший кредит в сумме 112 млн фунтов (1 млрд 64 млн руб.) для насильственного выкупа земель у лендлордов и продажи ее фермерам на сильно облегченных условиях. Земля продавалась не за наличный расчет, а в кредит со сроком погашения 68 лет. При этом ежегодные платежи фермеров по этому кредиту примерно на 25 % были ниже прежней платы за арендуемую у лендлордов землю⁸⁶.

На принудительное отчуждение земель у помещиков для дополнительного наделения ею крестьян указывал и С. Ю. Витте в «Записке» от 9 октября 1905 года: «В распоряжении правительства имеются такие неиспользованные средства, как казенные земли разных наименований и Крестьянский банк. Затем, выкуп ренты, получаемой частными собственниками в виде арендной платы за землю, не может почитаться мерою совершенно недопустимой. Такая форма экспроприации частной земельной собственности находит некоторое оправдание в признании увеличения площади землевладения на началах личного земледельческого труда потребностью государственною и немногим отличается от выкупа земли, например, для проведения железной дороги»⁸⁷.

H. H. Кутлер получил задачу подготовить конкретные предложения по расширению крестьянского землевладения. Главноуправляющий землеустройством и земледелием привлек А. А. Кауфмана и А. А. Ритгиха, и они включили в проект отчуждение части помещичьих земель, главным образом пустопорожних и тех, которые арендовались крестьянами. Разумеется, не бесплатно, а за вознаграждение.

Кутлеровский проект вызвал горячие споры в Совете министров. Председатель правительства был на стороне H. H. Кутлера и его сотрудников. Отметая возражения ученых юристов, говоривших, что недопустимо колебать право собственности как основной принцип юриспруденции, он говорил: «Какие-то римляне когда-то сказали, что право собственности неприкосновенно, а мы это целых две тысячи лет повторяем как попугаи; все, по-моему, прикосновенно, когда это нужно для пользы общей; а что касается интересов помещиков-дворян, то я считаю, что они пожнут только то, что сами посеяли: кто делает революцию? Я утверждаю, что делают революцию не крестьяне, не пахари, а дворяне и что во главе их стоят все князья да графы, ну и черт с ними — пусть гибнут. Об их интересах, об интересах всех этих революционеров-дворян, графов и князей, я нахожу, правительству нечего заботиться и нечего поддерживать их разными римскими принципами, а нужно спокойно рассудить, полезна эта мера для России или вредна, и только единственно с этой точки зрения я согласен допустить рассуждения, а не с точки зрения римских принципов и интересов отдельных личностей…»⁸⁸

С. Ю. Витте и тут не изменил своей давней привычке любой обсуждавшийся вопрос ставить в пространственно-временные рамки, а не рассматривать отвлеченно, как привыкли его многочисленные оппоненты.

Поместное дворянство и его клевреты в правительстве (в первую очередь должен быть назван А. В. Кривошеин, товарищ главноуправляющего землеустройством) горой стояли за принципы римского права, и прежде всего за частную собственность дворян на землю. А. В. Кривошеин еще в ноябре 1905 года составил записку, где доказывал, что крестьянские беспорядки вызываются исключительно злонамеренной агитацией и революционной пропагандой, а не реальной земельной нуждой. А раз так, то иного пути их остановить, кроме как самых беспощадных репрессий, не имеется. Императору он советовал издать высочайший манифест, где с высоты престола неприкосновенность права частной собственности была бы торжественно подтверждена⁸⁹. А. В. Кривошеину могло быть известно, что порядки российского частного землевладения не приближались к пресловутым «принципам римского права», а с каждым годом отдалялись от них.

Частная собственность, согласно этим принципам, означает не что иное, как право собственника пользоваться участками земли, владеть и распоряжаться ими. Знаменитое определение частной собственности в кодексе византийского императора Юстиниана гласит: «Jus utendi et ubutendi quatenus juris ratio patitur». Хорошо известно, что дворянское землевладение в России существовало только за счет щедрой государственной поддержки, предоставлявшейся по разным каналам, и