интересовался делами Комитета Сибирской железной дороги еще и потому, что это было первое крупное государственное дело, которым ему довелось заниматься. До этого цесаревич, следуя романовской традиции, проходил воинский ценз в Преображенском полку, где дослужился до батальонного командира.
Назначение цесаревича оказалось удачным сразу в двух отношениях. Во-первых, как признавал С. Ю. Витте, по своим умственным способностям Николай II был гораздо выше своего августейшего отца. Он очень быстро все схватывал и все очень быстро понимал. Во-вторых, наследник цесаревич, сделавшийся в самое непродолжительное время императором, оставил за собой председательство в Комитете Сибирской железной дороги. Поскольку монархия в России была неограниченная, то решения Сибирского комитета получали значение законов. В тех случаях, когда законопроекты попадали в Государственный совет, они уже фактически были предрешены. Вице-председателем Комитета Сибирской железной дороги стал опытнейший Н. X. Бунге.
Приступая к стройке невиданных ранее масштабов, С. Ю. Витте старался использовать накопленный ранее опыт. Вместо сооружения дороги малыми участками в меру наличных средств, как это делалось прежде не только концессионерами, но и казной, он предложил руководствоваться планом, строить крупными участками и возможно быстрее. Быстроте сооружения железной дороги придавалось важнейшее значение. В 1902 году она должна была вступить в строй целиком.
Все работы были распределены на три этапа, или очереди. К первой очереди относились участок от Челябинска до Иркутска протяженностью 3082 версты, подсоединение к нему Уральской горнозаводской дороги и окончание постройки линии Владивосток — Графская. Ко второй — участок от Графской до Хабаровки (347 верст) и от станции Мысовской, находившейся по ту сторону Байкала, до Сретенска (1009 верст). К третьей — кругобайкальская линия в 292 версты и участок от Сретенки до Хабаровки длиной около двух тысяч верст181.
Быстрота строительства и огромный размах работ должны были, что С. Ю. Витте знал по опыту, уменьшить стоимость дороги, будущее значение которой, экономическое, политическое и культурное, оправдывало все жертвы на это колоссальное предприятие, «…имеющее все права занять одно из видных мест в ряду самых крупных и самых обильных важными последствиями начинаний истекающего столетия не только в нашем Отечестве, но и во всем мире»182.
Введение в народно-хозяйственный оборот еще нетронутых богатств Сибири позволило бы решить сразу несколько неотложных экономических и социальных проблем государства. Сибирской железной дороге предстояло возбудить к деятельности дремлющие производительные силы огромного края, вызвать расширение существующих и возникновение новых видов промышленности и торговли, привлечь к богатствам Сибири рабочие руки и капиталы, в том числе и иностранные. Все это в совокупности должно было умножить народное богатство России и дать государственному бюджету новые обильные источники доходов183.
С помощью железнодорожной магистрали министр финансов надеялся извести патриархальные формы товарообмена в глубинных районах Сибири, разорительные для коренного населения. Например, в Енисейской губернии меновая торговля с «инородцами» производилась на условиях, которые иначе как грабительскими не назовешь: за шкурку песца скупщики давали охотнику фунт махорки или бутылку разведенного спирта, за пуд хлеба брали 1,5 песца, за кирпич чаю — 2 песца и т. п. На Ирбитской ярмарке в оптовой продаже шкурка енисейского песца шла от 3 руб. 50 коп. до 5 руб. 50 коп.184
С проведением дороги жизнь простого люда могла стать более обеспеченной. Колебания цен на продукты первой необходимости в Сибири бывали очень значительны. Например, в Иркутске ржаная мука продавалась по 1 руб. 50 коп. за пуд, в то время как в Томске она стоила 45 коп. за пуд. В Томской губернии цена муки колебалась от 15 копеек до 1 руб. 10 коп. в зависимости от объемов спроса на хлеб со стороны местных рынков. Нередко в земледельческих округах Сибири хлеб не имел сбыта по отсутствию спроса, а в промышленных дневное содержание чернорабочих иногда доходило до 5 руб. из-за дороговизны хлеба. «Железная дорога, — полагал С. Ю. Витте, — без сомнения, устранит эти невыгодные для края аномалии хлебной торговли»185.
Еще до того как началось строительство магистрали, в Министерстве финансов размышляли о тех мерах, какие могли бы сделать ее будущую эксплуатацию доходной. Много лет спустя С. Ю. Витте вспоминал: «Я возбудил и старался двинуть вопрос об организации переселения из Европейской России в Сибирь по мере сооружения Сибирской дороги… В моих понятиях устройство Великого Сибирского пути неразрывно связывалось с вопросом о переселении. Этим путем, с одной стороны, разрежалось население в Европейской России и там (в Европейской России) являлось больше свободы для земельного быта крестьян, а с другой стороны — этим оживлялась великая наша сибирская окраина; затем благодаря переселению можно было надеяться на то, что Сибирский путь в ближайшем будущем сам себя будет окупать»186.
Так оно и было на самом деле. В докладе по проекту государственной росписи доходов и расходов на 1893 год С. Ю. Витте предложил параллельно строительству провести серию «вспомогательных мероприятий». В их ряду первое место отводилось колонизации земледельческих округов Западной Сибири выходцами из Европейской России187.
Эта затея министра встретила мощное противодействие влиятельных кругов дворянства. Оно, как полагал С. Ю. Витте, «…основывалось на крепостнических чувствах и идеях»188. Поместному дворянству избыточное сельское население, доходившее в ряде мест Европейской России до 75 % всего трудоспособного населения, доставляло немало выгод. Прежде всего оно позволяло поддерживать высокий уровень арендных цен на землю — чтобы не умереть с голоду, крестьянам приходилось арендовать землю на условиях, выгодных в первую очередь землевладельцам, то есть за отработки. Из-за высокой арендной платы помещичья земля стоила значительно больше, нежели крестьянская, хотя крестьянин свой участок обрабатывал лучше и ухаживал за ним тщательнее, нежели помещик, применявший труд крестьян- арендаторов.
Мысль о том, что переселение в Сибирь лишит их почти дарового крестьянского труда и понизит уровень земельных цен, приводила поместных дворян в смятение. Летом 1893 года они предприняли попытку укрепить и законсервировать старые порядки крестьянского общежития, прежде всего общинное землевладение. Законом 8 июня 1893 года частные переделы общинных земель запрещались, а общие переделы дозволялись только через 12 лет. Приговоры сельских сходов об общих переделах вступали в силу, только если они были приняты 2/3 голосов домохозяев.
Закон 14 декабря 1893 года имел еще более консервативный характер. Некоторые нормы статьи 165 Положения о выкупе 1861 года были им отменены. Этой статьей крестьянину предоставлялось право требовать выдела причитающегося ему участка полевой земли к одному месту и свободно распоряжаться им (с правом продажи) в случае досрочного внесения всей суммы выкупных платежей. Закон 14 декабря постановил, что для досрочного выкупа необходимо также согласие 2/3 сельского общества с последующим утверждением такого согласия земским начальником. Закон запрещал залог надельных земель в частных кредитных учреждениях и продажу их посторонним лицам, не принадлежавшим к сословию «свободных сельских обывателей». Иначе говоря, крестьянскую надельную землю можно было продавать только крестьянам. Огромный земельный фонд изымался из свободного рыночного товарооборота и этим в определенной степени обесценивался. Теперь крестьянину, желающему переселиться в Сибирь на свободные земли, приходилось уступать свой надел с большой скидкой в цене или вообще за бесценок.
Тогда, как и в последующие времена, самые реакционные законодательные поползновения преподносились как забота о народном благе. Закон 14 декабря 1893 года был направлен на защиту крестьян от мироедов-кулаков и купцов, которые снабжали бедняков деньгами для внесения досрочных выкупных платежей за наделы единственно для того, чтобы увеличить таким путем площадь собственных земельных владений. Однако получилось в полном соответствии с известным афоризмом «хотели как лучше, а получилось как всегда»: мероприятие, направленное на ограничение аппетитов кулачества, способствовало как раз обратному — еще большей концентрации надельных крестьянских земель в руках местных лихоимцев.
В Государственном совете С. Ю. Витте явился одним из самых ревностных защитников антикрестьянских законопроектов. Здесь мы имеем тот редкий случай, когда интересы «диких помещиков» и прогрессивного министра финансов на какое-то время совпали. Но совпадение это чисто внешнее. Суть
