… В далеком будущем человечество создало Суперумельцев – роботов, которые умеют делать все. Задача Суперумельцев – оказывать всестороннюю помощь людям. Но проходит несколько веков, и люди начинают понимать, что допустили ошибку, создав тех, кто вместо них выполняет всякий труд, потому что этот путь ведет в эволюционный тупик человечество. Однако Суперумельцы по-прежнему стремятся выполнять свою миссию, ради которой их создали: они-то не виноваты в том, что их помощь уже никому не требуется. Они блуждают в поисках хоть какой-нибудь работы по планете, но так и не находят себе занятия: добрые, бескорыстные, всемогущие, но, увы, такие беззащитные и ненужные. Потом у людей возникает опасение, что, рано или поздно, всесильные роботы начнут хитрить, чтобы хоть как-то пригодиться людям, ведь для этого им надо будет «всего лишь» замаскироваться под людей. А люди всегда боятся тех, кто подделывается под них. И тогда принимается решение: всех Суперумельцев уничтожить… руками самих же Суперумельцев. Просто одному из них надо внушить, что, заманивая в ловушку и убивая своих собратьев, он оказывает неоценимую помощь людям…
Нет, честное слово, если человек пишет такое, то я могу простить ему и невзрачный внешний вид, и слабость душевной организации, и даже получение им государственных денег за безделье на никому не нужной должности!..
По какой-то очень далекой ассоциации я вспомнил вдруг про утренний звонок от матери и решил не откладывать в долгий ящик выполнение своего сыновнего долга…
В конце концов, нам ведь это не трудно, правда? Тем более, на дежурстве в кресле диспетчера Опеки! Да я сейчас обладаю таким могуществом, какое и не снилось никому в этом утреннем, морозном, заносимом легким пушистым снежком городе. Куда там со мной тягаться тем же роботам-Суперумельцам!.. Вот наберу сейчас номер дежурного по Центральному аптечному управлению Минздрава, поставлю задачу, и через час мне задаром, на подносике, доставят самое дорогое и эффективное лекарство от варикоза, которое только существует в мире! Я уже потянулся было к телефону, но призадумался: а куда, собственно, заказывать доставку? Не сюда же, куда вход посторонним строго-настрого запрещен… да и не найдут они несуществующий этаж… Ко мне домой? А смысл какой? Может быть, сразу на вокзал?
А тогда зачем связываться с проводником? Может, лучше пусть сразу перешлют мазь по своим каналам в наш город?..
От раздумий меня отвлек сигнал о том, что к нам пожаловал в гости кто-то из своих. Рудавский пошел открывать, даже не расстегнув кобуры, и был незамедлительно выдран за это вошедшим Геноном. За спиной шефа маячил главный научный консультант Опеки, действительный член всех действующих Академий наук, профессор Ариан Диамидович Гузевский.
Вошедшие уселись по обе стороны от меня и забегали глазами по экранам квадратора. Я предложил им кофе, но они отказались.
– Ну-с, что у нас тут творится? – несколько брюзгливо осведомился Генон.
– Судя по тому, что мир пока еще существует, за время моего дежурства ЧП не случилось, шеф, – доложил я. Кое-кому мой тон мог бы показаться развязным, но начальник у нас был демократичен, начальник наш не любил чинопочитания и верноподданических интонаций. Хотя, если того требовали интересы дела, он мог наехать на любого из нас дорожным катком и с наслаждением расплющить провинившегося в лепешку.
– Ну-ну, – пробормотал он и повернулся к Гузевскому. – Видите, профессор, с какими наглецами мне приходится работать?
Профессор застенчиво осклабился и что-то невнятно изрек. Он был небольшого роста, лысоват, с крупными, прокуренными до черноты зубами. Чем-то он был похож на Господа Бога в известном антирелигиозном кукольном спектакле Образцова. А вообще, только человек с очень большим воображением мог бы принять его за крупного ученого: заношенный до дыр свитер, рубаха в клетку без галстука, мятые брюки, давным-давно потерявшие всякое подобие стрелок, стоптанные ботинки армейского образца. И, тем не менее, именно он был крестным научным отцом Опеки.
Генон рассказывал мне, что благодаря Гузевскому и его великой теории из миллионов людей был вычленен один, который и стал Подопечным, однако в чем заключалась эта методика, я, признаться, до сих пор так и не уяснил: не хватало знаний…
– А если конкретнее? – спросил у меня Генон.
Я описал сегодняшние приключения Подопечного по дороге на работу.
– Кстати, шеф, – в заключение сказал я, – а почему бы нам не организовать нашему другу работу на дому? Ведь тогда можно было бы избежать всех этих треволнений, связанных с перемещением Подопечного по городу…
– Вы посмотрите на него, Ариан Диамидович, – с преувеличенным удивлением протянул Генон, – до чего он додумался! Как все-таки быстро растут кадры!.. Вот мы с вами тут заскорузли умами, зря только свой хлеб едим, а они – молодые, энергичные, инициативные!.. Может, у тебя еще есть какие-нибудь соображения, Кирилл?
– Конечно, – невозмутимо сказал я. Раз уж начинаешь резать правду-матку начальству в глаза, то всегда следует идти до конца, иначе помимо всего прочего тебя еще обвинят и в половинчатости. – Я вообще считаю, что нам пора сменить тактику Опеки. Вы посмотрите на Подопечного, как он живет: хоть и отдельная квартира, но обычная клетка в панельном доме. Машины даже отечественной нет, не говоря уж об иномарке. На две комнаты всего один телевизор!… Да что там говорить о материальном положении – вы ведь даже не позволяете ему ребенком обзавестись! И после всего этого вы хотите, чтобы он чувствовал себя счастливым человеком?!..
Я и сам чувствовал, что меня заносит, но остановиться вовремя не смог.
В диспетчерской воцарилась нехорошая тишина. Рудавский, пробормотав, что пойдет заварит кофе, вовремя ретировался от греха подальше в соседнюю комнату.
– Ну и что вы об этом думаете, профессор? – громко осведомился Генон. На скулах его начинали вспухать желваки: верный признак предстоящей вспышки.
– Видите ли, коллега, – сипло изрек Гузевский, обращаясь ко мне, – вы оказались в плену у довольно распространенного … м-м… заблуждения, свойственного ненаучному подходу к оценке положения человека в мире и обществе. Я не хотел бы показаться чересчур назидательным, но данное заблуждение заключается вкратце в том, что будто бы положительная оценка субъектом своего существования – то есть, так называемое счастье – зависит целиком и полностью от совокупности условий существования. «Бытие определяет сознание», вдалбливали нам в голову на протяжении многих лет, забывая подчас уточнить, что имеется в виду под бытием, а что – под сознанием… Вданном случае существование нашего Подопечного определяется весьма специфичной совокупностью условий, среди которых немаловажную роль играет его неосведомленность об Опеке…
– Я понял, Ариан Диамидович, – довольно невежливо прервал я излияния главного научного консультанта. – Ну, хорошо, вы считаете, что работа на дому, машина – это роскошь, которая даст Подопечному основание догадаться о нашей Опеке… Но ребенок-то здесь причем?
– А вот на этот вопрос тебе отвечу я, – вмешался Генон. – Если бы Подопечный был женщиной, то и тогда мы бы постарались сделать все, что в наших силах, чтобы не допустить рождения ребенка. И не надо считать нас бесчеловечными сухарями, Кир.
Просто-напросто ребенок, помимо тех положительных эмоций, которые он доставляет своим родителям, неизбежно станет причиной для тревоги, страха за его судьбу, а в конечном счете – и лишним объектом для Опеки. Ты вот что пойми, Кирилл: мы ведь не всесильные боги, и наши возможности не безграничны… А родись у Подопечного ребенок – и объем тех средств, которые мы тратим на Опеку, возрастет во много раз!
– По-вашему, бухгалтерский подход к проблеме человека уместен, шеф? – спросил я и тут же понял, что переборщил.
Генон взорвался. Он стукнул кулаком прямо по диспетчерскому пульту, едва не выведя из строя всю аппаратуру, и заорал, что, в конце концов, ему решать, чту Подопечному нужно, а что – нет; что в обязанности диспетчера вовсе не входит решение концептуальных вопросов Опеки и что, самое главное, я упускаю из виду один момент… Тут он замолчап так же внезапно, как и начал кричать.
– Что вы имеете в виду, шеф? – спросил я, тоже начиная злиться.
– Галина, – сказал коротко Генон, и я сразу всё понял и оценил этот аргумент как действительно
