сознание населения прояснится, и в первую очередь это касается его передового и наиболее боеспособного отряда — пролетариата.
Политрук взглянул на часы. Отведенное на политбеседу время закончилось.
— Нашу политинформацию предлагаю по традиции закончить пением гимна мирового пролетариата — Интернационалом.
— Только тихо, товарищи. Вокруг могут быть шпики!..
И посреди Парижа, на втором этаже подземного гаража, что расположен под зданием мэрии, в тесном, с непроницаемо затемненными стеклами микроавтобусе фирмы “Мицубиси” тихо зазвучала песня “Интернационал”.
“Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов...”
Все присутствовавшие на политинформации члены партии обняли друг друга за плечи, наклонились, сдвинулись головами и, уставившись в расстеленный на полу ковролин, тихо и самозабвенно пели про неизбежную победу голодных над сытыми...
В Париже, в комфортабельном японском микроавтобусе, имея на счетах швейцарского и прочих европейских банков кругленькие суммы, получая оклады, пайковые и премиальные в твердой валюте и имея очень приблизительное представление о том, что творится на родине, по причине постоянного проживания на полулегальном положении за границей, можно было позволить себе приверженность идеям всемирной революции.
“И в смертный бой вести гото-о-в...”
Глава 17
Иванов раздраженно сгреб фишки и встал. Сегодня ему хронически не везло. Сегодня он, где бы ни садился, во что бы ни играл и как бы ни старался — вы — игрывал. Все выигрывал и выигрывал... Тысяч семьдесят выиграл!..
— Может, еще немного посидим? — попыталась его придержать за локоток раскрасневшаяся от азарта Маргарита.
— Нет. Я устал. Я спать хочу, — раздраженно сказал Иванов, вырывая руку. И пошел в кассу менять фишки...
За соседним столиком кому-то тоже надоело играть. Федору Ильичу надоело играть. Он тоже встал и пошел вслед за Ивановым.
Маргарита догнала мужа.
— Ну, ты чего? — ласково спросила она, ткнув его в бок.
— Я же сказал — устал!
— Ну, ты козел! — злобно прошипела Маргарита, ласково поправляя мужу сбившийся воротник.
И еле заметно мигнула телохранителю. Который сразу же понес одну свою фишку в кассу.
Иван Иванович обменял пластмассовые кругляши на наличные деньги, которые сразу же отдал жене. Та благодарно поцеловала его в ушко. И сказала:
— Дома поговорим, сволочь!
Ну что за жизнь!..
Федор Ильич внимательно пересчитывал полученные деньги, пристраиваясь к “объекту” со спины.
Еще один игрок встал из-за стола.
И еще один быстро побежал в туалет. Где, зайдя в кабинку, вытащил мобильный телефон, набрал номер и, спустив воду, сказал:
— Это ты, милочка? Да, возвращаюсь домой. Прямо сейчас. Уже в дверях стою.
— Он выходит из казино, — доложили командиру наружки.
Рано выходит, на улицах еще встречается народ. Как бы кто-нибудь не ввязался в потасовку и не вызвал полицию. Здесь — не дома, здесь ментов не попросишь постоять в сторонке за тысячу баксов наличными.
Ну и что делать?
Сопровождать, выжидая удобный момент для захвата?
А если он раскусит слежку и исчезнет? Куда он поедет, неизвестно, город незнакомый, можно запросто засветиться.
Нет, надо действовать сейчас, действовать по обстановке.
— Группе захвата приготовиться! — приказал командир “наружки”, приняв решение.
Разом, словно с цепи сорвались, зазвонили мобильники.
— Анатолий Александрович, где вы?.. Мы вас у входа ждем...
— Анатолий Иванович!.. Куда вы потерялись?.. Давайте у входа встретимся...
Несколько лениво гуляющих по ночному Парижу прохожих вдруг ни с того ни с сего развернулись и быстрым шагом побежали в сторону расположенного в двух-трех кварталах от них казино.
Не доходя пятидесяти метров, они осадили шаг и пошли неспешно, лениво оглядываясь по сторонам, изображая случайных гуляк.
Сидящий во взятой напрокат машине командир “наружки” увидел, как недалеко от казино возле сверкающей витрины остановился мужчина в темном плаще и стал внимательно изучать фасоны блузок на манекенах. Почти сразу же к нему подошел еще один прохожий, примерно в таком же плаще и попросил прикурить.
И может быть, плохо, что попросил, потому что черт его знает, принято ли у них стрелять сигаретки, как в России, или это сразу бросается в глаза.
И тут же на огонек подбежал еще один... А на другой стороне улицы, у другой витрины, уже минуты две “перекуривала” другая пара рослых, в одинаковых плащах месье. И еще несколько фигур, быстро приближаясь по проулкам, шарили в карманах сигареты, выискивая подходящую, где можно было бы зависнуть, витрину.
Ну что за идиоты!
Настоящей скрытности не получалось. Концентрацию такого количества бойцов замаскировать было затруднительно. А уводить их дальше опасно — это пока они добегут, когда начнется... Дома можно было распихать их по подъездам, но не здесь, здесь все двери наглухо закрыты.
Эх, знать бы заранее, где проклюнется “объект”, можно было бы подготовиться лучше. Но откуда было знать... Вот и получалось все не так, как надо, получалось грязно, комкано. Но теперь жалеть поздно. И отступать поздно...
— Все, я пошел.
Командир “наружки” сунул руку за пазуху, вытянул из подмышечной кобуры пистолет, передернул затвор, досылая патрон в ствол, опустил предохранитель и сунул пистолет обратно в кобуру...
Теперь все зависело от того, как быстро “объект” покинет казино...
Иван Иванович, путаясь в рукавах, натягивал на себя плащ. Теперь он не спешил, нарочно зля Маргариту.
Маргарита была рядом.
Чуть поодаль — телохранитель.
За ним Федор Ильич. За Федором Ильичем маячил Семен Петрович, отходы через черный ход перекрывал Олег Яковлевич.
— Ну, ты скоро? — торопила его Маргарита.
— Сейчас, сейчас... Рукава нашлись.
— Ладно, пошли.
И Иванов шагнул к двери...
На улице было свежо, только откуда-то тянуло дешевым табаком.
Телохранитель вышел вперед и быстро огляделся.
Трое у витрины... Еще трое на другой стороне... И там двое...
Откуда столько народу в три часа ночи?
Телохранитель быстро толкнул внутрь плаща правую руку, нащупывая пистолет.
Если это засада, то путь к машине наверняка отрезан, быстро прикинул он. Если бежать вверх по улице, то придется прорываться с боем мимо вон той троицы. Вниз...
