— Подождите! — Мун начинал что-то понимать. — Билль, посмотрите на кресло. Оно черное?
— Конечно! Темно-серое, почти черное.
— Теперь я понимаю, почему вы в противоположность маркизу утверждали, будто у Краунена вовсе не карие, а серые глаза. По вашей вине я чуть не принял маркиза за его сообщника… Вам никто не говорил, что вы дальтоник? Человек со специфической инверсией цвета.
— Неужели? То-то мне в последнее время все кажется серым или черным, — зашептал старый актер упавшим голосом, но тут же приободрился: — Только не думайте, зрение у меня великолепное.
Мун уже не слушал его. Он засунул руку под обивку, нащупал что-то твердое, через секунду переплетенная зеленой кожей тетрадь уже покоилась в его кармане.
А еще через секунду снизу докатились похожие на пушечные выстрелы звуки. Это по старинным каменным плитам замка грохотали кованые сапоги гражданских гвардейцев.
Мун, покинув Билля Ритчи в полном недоумении, выбежал им навстречу.
— В чем дело? — спросил он, намереваясь ничего не значащим разговором выиграть как можно больше времени.
— У меня есть ордер на обыск. А в случае, если мы найдем в нежилой части этого замка скрывающееся от правосудия лицо, также ордер на его арест. Вы ничего не имеете против? — Полковник Бароха-и-Пинос спросил это с вежливой ухмылкой, одновременно профессиональным взглядом осматривая кованую железную дверь, заржавевший засов и тяжелый навесной замок. — Ага, так я и думал. — Он пустил луч фонаря в замочное отверстие. — Недавно пользовались. Попользуемся и мы. — Полковник вынул из кармана связку отмычек. Уже третья подошла к сравнительно примитивному замку. Хорошо смазанная дверь распахнулась без скрипа. — Ясно, здесь кто-то живет, — удовлетворенно констатировал полковник. — Пахнет сигаретами, — шагнув через порог, он принюхался. — Где тут выключатель?
Они увидели мрачное, лишенное мебели помещение. Одна-единственная тусклая, покрытая паутиной лампочка. Но ее мерцания было достаточно, чтобы разглядеть на полу многочисленные следы.
— Где вы, Мун? — раздался в эту минуту голос Дейли.
— Здесь! — отозвался Мун. — Вы один?
— Нет!
— Приведите нашего гостя сюда. Уверен, что вам, господин полковник, беседа с ним доставит огромное удовольствие. А еще больше — вашим подчиненным. Советую вам отослать их.
Полковник, уже собиравшийся открыть следующую дверь анфилады нежилых комнат, резко обернулся. И тут увидел сперва Дейли, потом продавца лотерейных билетов из Пуэнте Алсересильо. Глаза Бароха-и-Пиноса забегали по комнате, словно в поисках лазейки. Но осознав, что такая не найдется, начальник полиции срывающимся голосом отослал гражданских гвардейцев.
— Что ж, приступим к беседе. А поскольку мне не хочется лишиться из-за незнания испанского языка удовольствия, которое получите вы, придется попросить переводчика.
Мун постучал во вторую дверь. Она сразу же распахнулась, открыв взгляду прибранную комнату с раскладушкой, стульями и столом, на котором рядом с горкой уже прочитанных лежала распахнутая книга. Оттуда к ним вышел еще один человек. У вошедшего были нервные движения и очень усталый голос. Черты оставшегося вне полосы света лица трудно было разглядеть. Полковник, словно пряча какие-то мысли, тоже инстинктивно отступил в темноту. Теперь прямо под лампочкой, полностью освещенный ее скудным светом, стоял лишь продавец лотерейных билетов. Электрические лучи преломлялись в его черных очках.
— Взгляните на полковника, — предложил ему Мун. — Это тот самый полицейский офицер, который приезжал восемнадцатого марта в Пуэнте Алсересильо?
— Да.
— Чего он хотел от вас? Не бойтесь, с этого часа полковник Бахора-и-Пинос не будет больше начальником ни в Панотаросе, ни в ином месте. Говорите, он предлагал вам деньги? За что?
— Да, господин полковник дал мне деньги. За это я должен был сообщить полиции, что парикмахер Себастьян Новатуро регулярно слушает передачи подпольной радиостанции «Пиренеи»…
— И вы сделали это?
— Господин полковник пригрозил в противном случае арестовать меня самого за продажу билетов без полицейского разрешения.
— Он лжет! — Начальник полиции стукнул себя кулаком в грудь. — Клянусь всеми святыми. Разве вы не видите, что он слепой? Как он мог меня узнать?
— Именно на это вы и рассчитывали, полковник, на то, что слепой не сумеет вас опознать, — усмехнулся Дейли. — Но слепцом в конце концов оказались вы сами.
— Я слепой только когда продаю лотерейные билеты, — продавец, усмехаясь, снял черные очки. — В остальное время у меня прекрасное зрение. Например, вы, господин полковник, сейчас побежали в сторону двери!
Дейли на полсекунды упредил начальника полиции. Увидев направленный на него револьвер, полковник остановился.
— Спасибо, — поблагодарил Мун продавца билетов. — Идите и не тревожьтесь. Полковник в собственных интересах никому не расскажет об этой содержательной беседе. — Потом, закрыв за ним двери, пожурил Дейли: — Спрячьте свою «указку» в карман. Господин полковник достаточно воспитан, чтобы выслушать меня до конца… Итак, предыстория вашего визита в Пуэнте Алсересильо. Парикмахер Себастьян Новатуро — единственный свидетель барселонской перестрелки, во время которой Краунен- Гонсалес ранил одного из детективов Интерпола. Узнав приехавшего в Пуэнте Алсересильо Краунена, парикмахер немедленно позвонил в малагскую полицию. Напомню, что это было восемнадцатого марта, за день до вашего перевода в Панотарос, полковник. На том конце случайно оказались вы. Вы тогда еще не подозревали, что оказанная вашему старому другу по Барселоне услуга бесцельна — Краунен к тому времени был уже мертв… А теперь очередь за нашим вторым свидетелем.
Человек с усталым лицом и нервными движениями, выполнявший до сих пор функции переводчика, шагнул в круг света. Полковник невольно отступил на несколько шагов.
— Между прочим, у полковника в кармане ордер на арест. Что же вы не предъявляете его, полковник? Не узнаете? Может быть, познакомить вас?
— Мы с полковником знакомы уже много лет. Я доктор Энкарно, местный врач. — Голос был глухим от волнения.
— Назовите свое настоящее имя, — попросил Дейли.
— Энрике Валистер.
— Вы работали ординатором в барселонской больнице Святого Исцеления, куда был доставлен тяжело раненный детектив Интерпола Луи Ориньон?
— Да. Надежд на спасение не было никаких. Боли были невыносимые, из человеколюбия я впрыснул ему сильную дозу опиума… Меня обвинили в непреднамеренном убийстве: в нашей католической стране считается, что врач не имеет права облегчить предсмертные муки больного… — Доктор Валистер так переживал сказанное, что только через минуту смог продолжать: — Мне удалось бежать в Америку, оттуда я вернулся через несколько лет с чужим паспортом. Поселился в маленьком Панотаросе, где надеялся остаться неузнанным, по той же причине ни разу не выезжал даже в Малагу.
— Расскажите о заболевании Шриверов.
— Сначала я был убежден, что они отравились колбасой. Потом некоторые симптомы поколебали мою уверенность. Я обратился к генералу Дэлбдею с просьбой перевести их в американскую военную медчасть, где были куда более опытные врачи. Вечером меня вызвали в полицейский комиссариат. Полковник Бароха-и-Пинос узнал меня. Он пригрозил выдать меня суду, если я не подпишу свидетельство о смерти с первоначальным диагнозом…
— Он дал вам деньги? — спросил Мун.
— Да, крупную сумму. — Доктор дрожащей рукой вытер мокрое от пота лицо. — За это я обязался уехать из Панотароса. Когда Билль Ритчи рассказал мне в Мадриде, что тут происходит, я, несмотря на грозившее мне возобновление старого судебного дела, счел своим долгом вернуться.
— Кто-нибудь присутствовал при этом? — уже примерно зная ответ, спросил Мун.
