— Хоть бы знать, где он находится! — Не желая выставлять напоказ свою тревогу, капитан круто поворачивается и уходит в свою каюту. — Только не будите меня, когда Тайминь появится. — Последние слова он нарочно произносит громко, чтобы все могли слышать.
Когда жива была мать Норы, в доме Берлингов не придерживались строго распорядка дня — члены семьи приходили и уходили кто когда, и даже по воскресеньям редко случалось посидеть за столом всем вместе.
Позднее, когда во второй комнате поселился Густав — а его дежурства не совпадали с рабочим временем Берлинга, — Нора давала им еду с собой, чтобы могли поесть в море. Теперь идти было некуда, можно посидеть и за семейным столом. Однако первый же совместный завтрак превратили в подобие военного совета.
Переставив на другое место лампу, искусно сделанную в виде маяка, Нора накрывает стол в большой комнате. В одном углу — владения Эрика Берлинга: этажерка с грудой книг, бинокль, клеенчатая накидка, старые морские карты. Другой угол в распоряжении Норы: столик для рукоделия, швейная машинка, ваза с цветами у зеркала. Цветущие ветви жасмина просовываются в открытое окно. Берлинг на диване листает «Курьер Криспорта». Вдруг газета вздрагивает у него в руках, и уже в следующий момент Эрик на ногах.
— Густав! — орет он так, что Нора чуть не роняет кофейник на пол. — Густав, ты читал?
Не успев смыть с лица мыльную пену после бритья, вбегает Густав.
— «Исчез советский штурман. Не для того ли, чтобы из подполья руководить забастовкой лоцманов?» — читает вслух Берлинг. — Послушай дальше: «Как нам сообщают из достоверного источника, латышский моряк Аугуст Тайминь до сих пор не возвратился из увольнения на берег. Вчера его видели беседующим с членами забастовочного комитета, после чего он пропал без вести. Если мы вспомним у кого этот самый Тайминь нашел убежище десять лет тому назад, нетрудно будет догадаться о его сегодняшнем местонахождении. Логическим продолжением этой мысли является единственно верный вывод: если бы штурман решил навсегда отвернуться от красного рая, он пришел бы в полицию и просил предоставления ему политического убежища. Однако он устанавливает связь со своими бывшими друзьями, которым именно сейчас позарез нужен матерый агитатор и советник, необходимы деньги, а может, и еще более опасное оружие для борьбы против судовладельцев и других столпов нашего государственного правопорядка. Разумеется, еще не настало время для окончательных выводов, ибо возможны всякие случайности, однако мы надеемся, что уже в ближайших номерах газеты сможем сообщить о развязке этой темной аферы…» Нора, ты куда?
— Узнать правду. На «Советскую Латвию».
— Этого еще не хватало.
— Отец прав, — загораживает дорогу Норе Густав. — Теперь это было бы только лишним подтверждением наших «связей с Кремлем».
— Вы что, и впрямь намерены сидеть сложа руки? — Нора возмущена. — Оставить в беде старого товарища?
Берлинг пропускает обвинение мимо ушей.
— Куда Аугуст вчера вечером так скоро удрал? — задумчиво спрашивает он. — Что он мог вычитать в газете? У нас еще цел вчерашний «Курьер»?
Немного погодя входит Нора с газетой.
— Ну, теперь мне все понятно! — возбужденно сообщает она. — Здесь же черным по белому: «Элеонора Крелле»!
— Что еще за Крелле?
— Певица, которая вчера начала свои гастроли в «Хрустале», — поясняет Густав. — Мне еще кажется…
Но Нора не дает ему закончить фразу:
— Элеонора Крелле. Неужели ты не помнишь, папа? Это же пропавшая невеста Аугуста!
— И, судя по фотоснимку, это та самая, что весь год выступает в «Веселом дельфине».
— Откуда ты так здорово знаешь дам из портовых кабаков?
— Нора! — прикрикивает Берлинг на дочь. — Нашла подходящее время закатывать сцены ревности… Лучше давайте подумаем, не могли ли ее использовать как приманку, чтобы заманить Аугуста в капкан.
— Да иначе просто и быть не может, — соглашается Густав. — С чего бы ее вдруг взяли в «Хрусталь»?
— Кузнечик, сбегай в театр-варьете и попробуй разузнать, не был ли там Тайминь. А Густаву надо бы официально заявить в полицию о том, что мы тоже разыскиваем штурмана. — Берлинг встает с дивана, подходит к окну и гладит ветку жасмина. — К дьяволу! — Он нахлобучивает фуражку. — Надо подправить настроение кружечкой светленького.
— Значит, тебя искать в «Спасении моряка»? — спрашивает Нора, открывая дверь.
— Нет, сегодня я себе позволю зайти в «Корону», — таинственно улыбается Берлинг.
Начальник полиции Криспорта всей своей выправкой стремится подчеркнуть, что он двадцать лет прослужил в армии полковником, но даже отлично сшитый мундир не в состоянии скрыть намечающееся брюшко. Справедливости ради следует сказать, что оно отнюдь не следствие сытой и беспечной жизни, а как раз наоборот — нажито в немецком лагере военнопленных, где те, кто умер с голоду, пухли от помоев, которыми их кормили. Выдвинутый на пост префекта города, он в первые послевоенные годы пытался беспощадно бороться с предателями родины и с теми, кто нажился за счет патриотов. Однако со временем пришел к выводу, что этак недолго и поста своего лишиться и на старости лет остаться без пенсии. Единственно, что в его власти, — это следить, чтобы в Криспорте царил порядок.
Именно в этом и состоят заботы начальника полиции в данную минуту. Причиняет беспокойство щекотливая ситуация, в которую он попал в связи с таинственным исчезновением советского штурмана. Многолетний опыт подсказывает, что в этом деле замешаны весьма влиятельные лица. Стало быть, сейчас главное — не выдать своего беспокойства перед капитаном Акменом, явившимся при полном параде, и перед уравновешенным, ироническим Дубовым.
— Мы явились с официальным уведомлением, — говорит капитан. — Требуем немедленно освободить штурмана Аугуста Тайминя.
Вместо ответа начальник полиции нажимает кнопку.
— Подождите! — приказывает он вошедшему в кабинет офицеру. — Был сегодня ночью задержан кто-либо из советских моряков?
— Никак нет, господин начальник, — щелкает каблуками офицер.
— Так я и предполагал, — обращается к капитану начальник полиции. — Драки затевают англичане, американцы, финны, разные там турки, а с вашими русскими моряками в этом случае никаких хлопот не бывает.
— В таком случае, он похищен, — спокойно говорит капитан.
Начальник полиции от неожиданности даже садится.
— Абсолютно исключено! Криспорт — тишайший город на всем земном шаре…
— И все-таки он исчез именно здесь, — отрезает Акмен. — Штурман Тайминь до сих пор не вернулся на корабль.
— Если б вся беда только в этом! Бывают случаи, когда моряки по трое суток проводят в дамском обществе… Я совершенно уверен, что к отходу судна господин Тайминь прибудет сам.
— Совершенно исключается! — стоит на своем капитан. — Советские моряки никогда не останутся на ночь в чужом городе.
— Видите ли, господа, — еще любезней говорит начальник полиции, — это, как говорится, ваше внутреннее дело, в которое я не желаю вмешиваться. У нас иностранные моряки имеют право быть в городе сколько угодно. Если хотите, чтобы я на законном основании мог предпринять энергичные действия, объявите его уголовным преступником или дезертиром, в таком случае…
— Так мы долго не договоримся, — вмешивается в разговор Дубов. — Вы читали сегодняшний «Курьер Криспорта»?
