открыт. Она облегченно вздохнула и принялась выкладывать продукты в холодильник. На нижнюю полку поставила банки с пивом, чуть потеснив пакеты Юхана, приобретенные в винном магазине. Ну конечно, он-то не забыл. Паула дала себе слово безропотно пить свое пиво и не давать Юхану повода злорадствовать. И, закрыв дверцу холодильника, приготовилась к новому этапу молчаливого противостояния.
Утро праздничного дня выдалось пасмурным. Первое пасмурное утро за три недели. На часах было чуть больше восьми, и Юхан уже гремел посудой на кухне. Накануне он рано лег спать, в отличие от Паулы. Впрочем, дело, скорее всего, не в этом. По утрам Юхан всегда был бодрее, чем Паула, независимо от того, во сколько он лег. Катер отходил от пристани на Нюбрукайен в десять, и они договорились встретиться с Ракелью, Анной и Стуре в половине десятого на набережной.
Паула выбралась из постели, закуталась в халат и вышла на кухню. Юхан встретил ее улыбкой. Паула чуть не вздрогнула от неожиданности: первая улыбка после скандала. Анна оказалась права: надо лишь дать ему немного времени, и все встанет на свои места. Паула улыбнулась в ответ.
– Доброе утро, – сказала она.
– Доброе утро. Я готовлю завтрак, а ты пока можешь принять душ. Я уже собрался.
– Конечно, – кивнула Паула и отправилась в ванную. Вернувшись на кухню спустя полчаса, она обнаружила, что Юхан уже позавтракал и собирает вещи.
– Тебе нужно что-то из вещей? – спросил он.
– Э-э… купальник.
– Его я уже положил. И теплый свитер – к вечеру может похолодать. Ты поедешь в джинсах?
– Да. В платье будет прохладно, – сказала Паула, глядя на серое небо за окном.
– Чуть позже прояснится. Положить в сумку белое платье?
– Давай. – У Паулы не было сил думать. Она намазала себе бутерброд и принялась листать тощую газету. – Ну у тебя и темпы! – крикнула она в сторону ванной, где Юхан складывал вещи в несессер.
Он заглянул в кухню:
– В такой день опаздывать нельзя: в день солнцестояния на катерах полно пассажиров, я не хочу стоять на пристани и махать отъезжающим.
– Это камень в мой огород?
– Решай сама. Через пятнадцать минут нам выходить.
Паула бросила взгляд на кухонные часы и быстро запихнула в рот остатки бутерброда. Они уезжают всего на сутки, зачем брать с собой столько вещей?
Спустя четверть часа обутый Юхан стоял в прихожей, а Паула только надевала брюки.
– Нам пора, – раздраженно произнес Юхан.
– Я знаю! Не торопи меня, от этого я становлюсь только медлительнее. – Она надела джинсы, выбрала одну из двух футболок, другую положила в сумку Юхана, надела вчерашние носки, не найдя свежих, и бросилась в ванную за зубной щеткой. – Готова! – крикнул она, выбегая в прихожую. Зашнуровывая кроссовки, она старалась не слушать бормотание Юхана. – Ну вот, ничего страшного, – произнесла она, поднимаясь и снимая с вешалки куртку.
– Ты ничего не забыла? – спросил Юхан, прежде чем Паула заперла за ними дверь.
– Нет.
– Ну ладно. Мы опаздываем на десять минут, – коротко сообщил он и стал спускаться по лестнице с такой скоростью, что Пауле пришлось почти бежать за ним следом.
На набережной собралась такая толпа, что Юхан с Паулой не сразу нашли своих друзей. Очередь ожидающих катера оказалась невероятно длинной, но благодаря Ракели, которая, естественно, пришла раньше всех, теперь они стояли уже относительно близко.
Все были в хорошем расположении духа, даже у Юхана обиженная мина сползла с лица под влиянием остальных. Ракель, одетая в летнее платье, слегка дрожала, но уверяла, что в день солнцестояния иначе одеваться нельзя. Стуре, помимо сумок с одеждой, держал два больших пакета с едой. Анна раз за разом предлагала помочь, но Стуре отказывался, что было вполне объяснимо, учитывая состояние Анны.
– Когда? – спросила Ракель, поглаживая ее огромный живот.
– Сегодня, – гордо ответила Анна.
– Сегодня? Ты с ума сошла?
Анна рассмеялась:
– Спокойствие, я рассчитываю проходить еще неделю.
– Как это? – недоверчиво произнесла Ракель.
– Папа сказал, что мама перехаживала две недели – и со мной, и с братом, а такое передается по наследству.
– Вот как. – В голосе Ракель по-прежнему звучало беспокойство.
– Смотрите, посадка началась! – Юхан указал на нос катера, куда потоком устремились пассажиры из очереди.
Спустя два с половиной часа они сошли на острове Норра-Ставсудда. С минуту компания растерянно стояла на причале, ожидая, пока рассосется толпа прибывших тем же катером. Стуре достал из кармана листок и прочитал:
– «Идите прямо по большой дороге, около пятисот метров, затем у сеновала поверните направо на гравиевую тропинку. Идите по ней до поворота направо. Перейдите луг, в сторону зеленого дома. Обойдите его, взойдите на холм. Красный дом с белыми углами. Табличка „Сульвик“».
Остальные внимательно слушали.
– Ну что ж, надо идти, – сказал Юхан, направляясь вперед по «большой дороге», которая на самом деле была гравиевой дорожкой, на которой с трудом разъехались бы два мопеда.
– Далековато… – с сомнением в голосе произнесла Паула. – Как ты, Анна?
– Дорогие мои, хватит обращаться со мной как с инвалидом! Просто не надо спешить, и все будет хорошо.
Мужчины шли чуть впереди, словно в мужских генах заложено призвание быть первопроходцами. Паула и Ракель взяли под руки Анну, которая принялась было возражать, но уже через пятьдесят метров так запыхалась, что вполне оценила поддержку.
Указаниям следовать было легко, и вскоре компания подошла к зеленому дому. Склоны холма оказались более крутыми, чем они думали, и Анну пришлось и тащить, и подталкивать. С вершины они увидели красный дом и приветствовали его громким «ура!».
– Как красиво! – воскликнула Ракель и поспешила к крыльцу, где Стуре уже пытался отпереть дверь.
Когда подошла Паула, он как раз открыл дверь, и они вошли внутрь, полные предвкушения. В прихожей висело множество дождевиков, вдоль стены стояло несколько пар резиновых сапог разных размеров. Полная экипировка для шведского лета! На первом этаже располагалась кухня со встроенными шкафчиками, выкрашенными темно-зеленым лаком, и столом, покрытым пестрой клеенкой. На полу лежала выцветшая дорожка, в углу стояла старая железная плита, служившая, казалось, лишь подставкой для глиняной вазы с сухоцветами. Гостиная была обставлена мебелью пятидесятых и семидесятых годов, главным украшением комнаты был диван, обитый пупырчатой тканью в коричневую полоску. Хозяин говорил, что это двуспальный диван-кровать. На втором этаже находились две небольшие спальни со скошенным потолком. В одной из них был начат кое-какой ремонт: там отциклевали пол и оклеили стены новыми обоями в старомодный цветочек. Из окна другой спальни открывался прекрасный вид: хоть не панорамный, но между соснами виднелось море и скалистые островки. Сама комната не производила особого впечатления, но темно-коричневый ковер на полу в духе семидесятых намекал на то, что скоро и тут начнется ремонт.
Ракель продолжала нахваливать дом, но Паула предпочла помалкивать. Она никогда не разделяла восторга по поводу деревенских домов, обставленных старой мебелью и лишенных элементарных удобств, таких как душ и городской туалет. Можно подумать, любая хибара становится бесценной только оттого, что
