В дальнем углу овального кабинета, почти невидимый среди величественных колонн и богатой, старинной резной мебели, стоял верховный Прелат Вездесущего Бога, его глаза ярко поблескивали. Палатон почувствовал, как запульсировала вена у основания его шеи. Из трех прелатов трех домов Риндалан был, бесспорно, самым могущественным.
Прелат стоял, приветственно протянув руку; одежда складками свисала с его исхудалого тела. Роговой гребень Прелата был самым огромным, какой только доводилось видеть Палатону, редкие пряди кудрявых каштановых волос едва прикрывали выпуклый череп. Особое внимание привлекали чистые, светлые, голубые глаза Прелата и его неожиданно крепкое пожатие.
— Рад познакомиться с тобой, тезар Палатон, — произнес маги. — Твоя слава заставляет Чо гордиться тобой.
От руки Прелата исходил сильный накал, а такой ауры, как у него, Палатон тоже никогда не видел — она почти искрилась, вызывая ответный отблеск в светлых глазах прелата. Удовлетворенное выражение промелькнуло по лицу Прелата, и Палатон удивился, чем же он мог так порадовать нового знакомого.
— Я горжусь быть одним из чоя, — ответил Палатон. — Но, боюсь, моя репутация сильно преувеличена.
— Чепуха! — отозвался Паншинеа. — Ты блестяще отработал контракт с гуранами.
— Только благодаря способностям чоя, — пробормотал Палатон, ощущая беспокойство. — Я всего лишь один из множества. Атаку совершили мои пилоты…
— Скромен, как все из Земного дома, — добродушно отозвался Прелат. Он прохаживался по кабинету, и полы одежды шуршали, обвиваясь вокруг его ног. — Император, вы уверены, что он из наших?
Последовала долгая, томительная пауза. Палатон обнаружил, что ждет, затаив дыхание, желая узнать, что известно о нем императору. Неужели Риндалан разузнал о его сомнительном происхождении — а если да, неужели предупредил об этом императора? Палатон смутился, не зная, как быть. Паншинеа заполнил молчание смехом.
— У Риндалана весьма своеобразное чувство юмора, верно? — произнес император, затем грузно опустился в кресло и добавил: — Сейчас чувство юмора нам особенно необходимо — данбинцы поклялись наполнить свою реку кровью, прежде чем их увезут из родных мест.
Прелат предупреждающе поднял указательный палец — такой же худой и узловатый, как и все его тело, и взглянул на Палатона, который чувствовал себя чрезвычайно неловко.
— Тезары не вмешиваются в политику чоя, император, — сдержанно напомнил Риндалан.
— Это неважно, — возразил Паншинеа. — Завтра он вылетает вместе с нами.
Палатон ощутил, как недоуменно приподнялась его бровь прежде, чем смог сдержаться. Он слегка отвернулся от Прелата и императора, чтобы скрыть выражение своего лица, смущенный своей оплошностью.
— И вы считаете, — сухо заметил Риндалан, — что присутствие такого героя вас спасет?
— Во всяком случае, не повредит. Кроме того, мне нужен лучший из пилотов. Данбинцы заявляют, что будут пользоваться щитами, если мы пошлем на них радиоуправляемые корабли. Но они — просто крестьяне, их щиты не выдержат против такого чоя, как Палатон.
— Вы бросаете им вызов, — предупредил Риндалан. — Даже император не имеет права насмехаться над своим народом.
— Клянусь затухающей аурой, кто-то же должен вбить хоть немного здравого смысла в их непрошибаемые черепа! Долина Данби погибает. Они не живут, а перебиваются, их остается все меньше и меньше! Законы о Переселении были тщательно обдуманы, их следует выполнять. Здесь нет верных и неверных решений — только необходимость.
Риндалан углубился в изучение пятнышка на собственном рукаве, но голоса отчетливо разносились от склоненного лица.
— Мне говорили, кое-кто считает, что Переселению подлежит и сам Чаролон и что вопросы переселения или оседлости решаются… с точки зрения политики.
Краска залила лицо Паншинеа. Гневная гримаса, сопровождающая его слова, исказила привлекательное лицо.
— Они побегут из Чаролона, как жалкие грызуны, как только я умру — согласно словам моих недругов, ждать осталось недолго. Но Чаролон будет переселен только через мой труп!
Не поднимая головы, Риндалан успокаивающим тоном ответил:
— Ну-ну, император, вы же чоя в расцвете лет! К чему мысли о смерти? Нельзя поддаваться меланхолии. Предстоит большая работа, выполнить которую можете только вы один.
— Ты слышишь это, тезар? Верховный Прелат признает, что власть на Чо находится скорее в моих, нежели в его руках.
Стоя поодаль, Палатон, о котором на время позабыли, испытывал острое ощущение, что ему здесь не место, и не понимал, почему эти двое терпят его присутствие. Он не хотел вмешиваться в споры о престоле. Он не хотел быть свидетелем вспышек Паншинеа или признаков тщеславия Прелата.
— С вашего позволения, — произнес он, — если мне предстоит лететь, я хотел бы проследить, как будут готовить корабль.
Паншинеа резко обернулся к нему. Император смотрел на Палатона в упор, пока его лицо не приобрело обычный бледный цвет, а искаженные черты смягчились. Палатону казалось, что император позабыл, кто он такой и почему оказался здесь. Прелат также уставился на него, и хотя его лицо было наполовину скрыто за головой Паншинеа, в его неподвижности чувствовалось беспокойство.
— Разумеется, тебе не терпится лететь, — произнес император, и его голоса покровительственно дрогнули. — Как птица по ветру, лети, мой тезар, в небеса!
— Еще одна пьеса, император? Или на этот раз стихи? Ваши цитаты интригуют меня, — беспечно заметил Риндалан, как будто только что обратив внимание на жалкие попытки Палатона уйти.
Император скорчился, как от боли. С трудом, волоча ноги, он пересек кабинет и, оказавшись рядом с Прелатом, протянул ему руку. Риндалан взял ее. Когда они соприкоснулись, вспышка аур была настолько сильна, что на глазах у Палатона выступили слезы.
Паншинеа испустил глубокий, прерывистый вздох. Его бахдар слабо замерцал.
— Хорошо, — произнес он, — если тебе нужен корабль, Гатон покажет тебе, где его найти. Какой бы ты посоветовал?
— Лучше всего стингер, если вы хотите пролететь через щит, — Палатон проговорил эту фразу с трудом, но настороженное лицо Риндалана предупреждало его — надо действовать так, как будто ничего не случилось. Палатон только что оказался свидетелем акта вампиризма, но Прелат вел себя как ни в чем не бывало, как будто Паншинеа и не брал у него силы. Палатон вспомнил того курсанта-вампира, который погиб в школе — он почти не испытывал сочувствия к нему. Что же тогда он должен чувствовать по отношению к императору?
Палатон понятия не имел об этом. Прелат продолжал стоять, держа за руку императора.
— Ты знаешь, почему я намерен отправиться в Данби лично? — неожиданно спросил Паншинеа.
— Догадываюсь, — осторожно ответил Палатон. — Чтобы дать им понять, что они уязвимы.
Со своей стороны, я бы показал им, что охотно рискну собственной жизнью, чтобы предотвратить кровопролитие, которое может последовать, если бунт не прекратится. Но я не ограничился бы полетом — я приземлился бы и встретился с ними лицом к лицу.
— Пусть узнают, что никто не может уйти от закона, даже их император? — торжество послышалось в голосах императора. Его глаза блеснули ярче.
— Приблизительно так. Паншинеа мягко улыбнулся.
— Тогда мы — единомышленники. Я не доверил бы свою жизнь никому другому. Йорана проводит тебя к посадочной полосе. Гатон отправит вперед посыльного. Возьми тот корабль, который сочтешь подходящим. Я хочу вылететь сегодня днем, после приема, — и он повернулся к Риндалану.
Палатон уже был на полпути к двери, когда император произнес:
— У ГНаска есть весьма заманчивая идея — он предложил мне использовать наемников, чтобы не посылать чоя сражаться против чоя. Что вы думаете об абдреликах, Прелат?
