помогая работать рукам. Он устремился к солнцу, которое здесь притягивало корабли с огромной силой, обнаружил его и с неохотой нырнул по изгибу пространства, напоминающему вытянутую шею поющей женщины-чоя — несомненно, она восхваляла Вездесущего Бога.
Он поспешно замедлил ход корабля, не желая расставаться с изгибом, и когда приборы наконец-то стали давать нормальные показания, независящие от путаницы в Хаосе, он увидел, что все в порядке. Выведя корабль на орбиту солнца, он обратился к Рейнбоу:
— Найди траекторию, чтобы сбросить контейнеры. Не хочу залетать слишком далеко.
— Только сбросим их и улетаем, да? — ответил Рейнбоу.
— Я устал, — отозвался Палатон и внезапно почувствовал, что и в самом деле устал. Он захлопнул книгу, сунул ее на полку в кабине и расслабился в кресле. Лоб под роговым гребнем мучительно ныл, и Палатон с отсутствующим видом массировал его, склонившись над большим экранов пульта. Рейнбоу выдал траекторию, и Палатон одобрил ее. Здесь было нечего, опасаться, в этой пустынной системе — солнце сожжет притянутые к нему контейнеры.
Рейнбоу подтвердил сброс контейнеров, и Палатон вывел корабль с орбиты. Он чувствовал скорее, чем видел, как во время их полета нечто огромное, мрачное, неопределенное окружило корабль и исчезло. Он протянул руки к пульту.
— Идем к дому, — произнес он.
Без опасностей ему давно бы все наскучило. Хаос постоянно бросал ему вызов. Чем больше полетов он совершал, тем сложнее они становились, казалось, он делает все больше и больше ошибок, пока в один прекрасный день не ошибется так, что ничего не сможет поделать и исправить. Летная паранойя, так называли это ощущение тезары и все, кто испытал его на себе. К сожалению, она не была мнимой. Раньше или позже Хаос пожирал любого, у кого не хватало силы бахдара, чтобы пролететь сквозь него… пожирал и навечно погребал в своих лабиринтах.
В эту бездонную могилу суждено когда-нибудь опуститься и ему.
Палатон заморгал, чувствуя, как дрожат его руки, и быстро сжал их.
— У меня приборы показывают межпространственное ускорение, — сообщил он иврийцу, по- прежнему сидящему во второй кабине.
Рейнбоу подтвердил его слова. Палатон включил двигатели, почувствовал, как корабль набирает ускорение, и как только его роговой гребень вновь заныл, они вошли в Хаос.
На мгновение щит оставался темным, но Палатон уже знал, что они не одни. Он вспомнил о преследователе-ронине, но приближающаяся к нему аура была совершенно иной. Палатон растерялся, но тут же взял себя в руки.
Он поймал край ауры — психической мешанины боли, растерянности и безнадежности. Палатон размышлял, не исходит ли она от пустынной солнечной системы, ибо такие же мрачные чувства испытывал прежде, чем корабль набрал ускорение. Нет — это их пути пересеклись с другим тезаром, чоя, попавшим в безвыходное положение.
Палатон сделал необходимые изменения курса, сел и открыл бахдар, изучая близлежащие квадраты, дотягиваясь до растерянного пилота. Его бахдар рассыпал искры надежды в темноту, как огненный стержень, исходящий из его нутра. Следи за мной… двигайся за мной… давай же…
Внезапно его одолело удушье, как будто сам мрак вытягивал энергию, но Палатон знал, что это не так. Ему мешал чужой страх. Он удвоил усилия, протягивая незримую нить помощи. Не подымая век, он видел ее — золотистую нить, протянувшуюся по лабиринту Хаоса, закрученную спиралью и устремляющуюся в миры, которые он уже покинул.
От усилий ему стало труднее сопротивляться черной пелене отчаяния, исходящей от другого пилота. Палатон резко перевел дыхание, когда боль прошила его, и испустил неловкий крик, когда она застыла где-то внутри. Он извивался от боли, пот градом катил в его лица.
На краткую долю секунды он подумал о том, что ради собственного спасения надо бы бросить гибнущего чоя. Но отверг эту мысль сразу же, как только она появилась, испытав мгновенный стыд за себя. У него не оставалось времени на сомнения. Стискивая зубы от незатихающей боли, Палатон выпустил еще одну ^вспышку бахдара, оставив ее сиять в пространстве и молясь, чтобы другой чоя нашел ее.
Тонкое, острое прикосновение. Замерев, Палатон снова бросил вперед бахдар. Это было, как вспышка озарения — короткая и трудноуловимая. Палатон задумался, действительно ли помощи жаждет именно чоя. Может быть, это корабль ронинов, от которого они оторвались раньше? Но даже эта мысль не отрезвила Пала-тона: он должен был оказать всю возможную помощь гибнущему. Снова открыв бахдар, он бросил его вперед, наблюдая, как исчезает в Хаосе — быстрее, чем паук выбрасывает тонкие нити. Он скользнул по узкому изгибу и исчез из вида.
Лицо и шея Палатона были уже мокрыми от пота. Сконцентрировавшись внутри самого себя, он чувствовал, как теплые ручейки стекают по скулам и подбородку. Сложенные на коленях руки дрожали. Пульс участился, от него содрогалось все тело. Палатону пришлось заставить себя успокоиться, прежде чем вновь оглянулся в пустоту.
Контакт! Гибнущему пилоту удалось схватить выпущенную вспышку бахдара, как кружку с горячим, бреном, и глотнуть его так жадно, что Палатон испустил глубокий вздох. Его пальцы впились в кожу. Этот другой, должно быть, готов истощить его силы — тогда они погибнут вдвоем! Палатон застыл и поставил между собой и отчаянно трепыхающимся, гибнущим чоя щит — так, как сделал с курсантом в защитном шлеме. Он боролся, чтобы не дать вывернуть себя наизнанку.
Другой чоя ослаб, и только тут Палатон улови л его ауру и понял, кто этот чоя. Недар.
Палатон понял, что этого и следовала ожидать — если тогда ронин принял его за Недара, значит, в секторе не могло быть никого другого — но его все равно прошиб озноб. Недар истощился и заплутал в Хаосе!
Недар, следуй за мной.
Последовал короткий гневный укол, когда Недар понял, кто его спаситель. Затем Недар протестующе отстранился, и это ощущение было подобно физической борьбе. Но Палатон не мог оставить чоя погибать — любого чоя, кто бы он ни был, Моамеб или Хат. Он усилил импульс, придав бахдару манящую ауру, зная, что Недар инстинктивно метнется к ней, прежде чем сможет подумать или среагировать иначе. Его следовало вытащить из лабиринта любой ценой.
И Недар послушался — неохотно, принимая протянутую ему яркую энергию, как умирающий от голода человек, ненавидя себя за это и не в силах остановиться.
Напряженное молчание перебил голос иврийца:
— Тезар Палатон, с вами все в порядке?
Ответить оказалось невыносимо трудно, жилы на шее Палатона напряглись. Вес рогового гребня давил так, что она еле выдерживала. Палатон вытер влажное лицо.
— Все я порядке, Рейнбоу. Но я занят.
— Да, — извиняющимся тоном отозвался ивриец. — Я так и думал — пора выбираться отсюда.
Палатон почувствовал, что сейчас последует второй вопрос — о координатах их местонахождения в Хаосе. Ивриец оказался прав — они пропустили место вылета, но в Хаосе это было не так уж важно. Палатон решил сделать вид, что пропустил его нарочно, чтобы избежать возможной встречи с давним преследователем. Он нашел новое окно и направил корабль к нему, все еще таща за собой Недара.
Внезапно аура Недара вспыхнула, его бахдар засветился ярче, и Палатон почувствовал, как он уверенно начинает вести корабль сам, устремляясь в глубины Хаоса, подальше от спасителя.
Палатон ощущал опустошенность и одиночество. Он встряхнул головой, зная, что эти ощущения передались ему от Недара, и обратился к Рейнбоу:
— Приготовься к торможению.
Он только теперь понял, как ноет его тело, и почувствовал, что Недар едва не иссушил его. Следовало сразу расстаться с ним, но Палатон не сделал этого. Он просто не мог.
Он обнаружил Недара на базе, сидящим в одном из тихих баров, куда заглядывали только чоя — по своей строгой обстановке он напоминал скорее часовню, чем общественное заведение. Недар поднял голову, едва Палатон вошел, и его темные глаза прищурились.
Недар жил не на этой базе, но сейчас совершил посадку там, где мог. Вероятно, отлететь подальше у него не хватило сил. Палатон знал, что в этот момент Недар не может оказаться вне его досягаемости. Он
