На лице Бевана нет раскаяния, подумал Рэнд, погружаясь в темноту.
Боль, агония, отвращение, предательство, страх, гнев… Палатон лежал, мучаясь от смены чувств. Но эхо его Брата осталось слабым и пульсирующим. Палатон протянул руку вдоль связи, убеждая Рэнда подняться.
Мальчик отказался. Он съежился, застыв в своем отчаянии, скорбя по погибшей дружбе.
Поднимайся!
Рэнд сел, потрясенный. Кровь струилась из его запястья, а он смотрел на нее и не замечал. Это видение появилось в голове Палатона так отчетливо, как будто он стоял рядом с человеком.
Останови кровь!
Усталым жестом Рэнд оторвал болтающуюся манжету и обернул ее вокруг запястья, как повязку. Повязка смягчила пульсирующую боль. Теперь он почувствовал тошноту. Каждый вздох вызывал у него внутри вспышку боли. Но как только он встал на ноги, боль ослабла.
Иди за ним!
Рэнд нагнулся. Его голубая форма была порвана на колене, кожа содрана, вокруг уже проступал лиловый синяк, но повреждение казалось незначительным. Рэнда вырвало, и он долго стоял, отплевываясь, а потом заковылял к оставленным саням.
Казалось, движение помогало ему. Он убрал волосы со лба и глаз. Ему не хотелось следовать за Беваном.
Ты должен помочь ему!
Рэнд издал беззвучный смешок. Он устало прислонился к борту саней, слишком слабый, чтобы забраться в них.
Палатон убеждал: «Рэнд, Брат… вспомни, этот огонь… он появляется непреднамеренно. Он не может контролировать свой бахдар. Понимаешь? Он уничтожит Бевана. Он может уничтожить Аризар».
Эта мысль насторожила Рэнда, но не спасла от слабости.
— Все хорошо, — громко произнес он. — Все в порядке.
Он забрался в машину и завел ее. Ему не нужна была карта. Беван сбросил ауру, и Рэнд мог читать ее, это зеленоватое расплывчатое мерцание в чистом воздухе, напоминающее яд.
Это и в самом деле действует, как яд — видеть, что стало с другом.
Сани вырвались на поляну.
Глава 30
В сумерках Грасет принесла ему еду и опустилась на колени рядом.
— Что случилось?
— Слишком темно, чтобы продолжать езду. Бевана одолела лихорадка, и он заснул. Рэнд — тоже. Бах дар вредно действует на людей.
Наставница Грасет печально улыбнулась.
— А разве на нас он действует лучше?
Палатон взглянул на нее.
— Хотелось бы думать.
Его собеседница была суровой, совсем не красивой чоя. Он не чувствовал к ней влечения, но восхищался тем, как стойко она переносит беду.
— Ты должен вызвать его домой, чтобы продолжить процесс связи.
Палатон усмехнулся.
— Думаю, мы и так достаточно связаны.
— Нет… я хочу сказать, тебе надо узнать, как отделиться от него, как избежать полного истощения друг друга. Как защитить себя. Связь с Братьями — это постепенная процедура. Ты и Рэнд естественным образом поддерживаете друг друга. А теперь ты должен научиться прекратить отдавать силы.
Он устало глотнул остывающий брен.
— Для этого у нас еще хватит времени. А теперь… мальчику плохо. Это душевное потрясение. Рэнд должен найти его.
— Знаю, — ответила Грасет и вышла, оставив его в обществе множества книг и картин, изображающих Чо — картины от времени потрескались, но виды на них остались такими же ясными, как при их написании.
Рэнд спал плохо. Его тело ныло, лицо горело. Воды осталось совсем немного. Какие-то насекомые гудели над ухом и вгрызались в землю с раздражающим постоянством. Наконец он впал в почти бессознательное состояние и погрузился в черный неотвратимый сон.
Палатон мгновенно очнулся и схватился за подлокотник кресла, чтобы удержаться в нем. Его мозг затопили образы, посылаемые Рэндом — причем далекие от реальной жизни.
Паншинеа, спускающийся на Скорбь, держит под руку Риндалана. Император под охраной, явившийся защитить позиции своих представителей в Чертогах Союза. Враги, ждущие его. Торжествующее посольство абдреликов. Чо в панике, оставшаяся без императора и без наследника. Небесный дом, замышляющий нападение на Звездный дом.
Скорбь с ее кристаллическими реками и ручьями, расстилающаяся перед Паншинеа. Император останавливается перед мемориалом у Чертогов — и плачет. Как и непреклонный Риндалан. И, как мольба к Вездесущему Богу, имя Палатона срывается с губ императора.
Палатон хорошо знал Чертоги, знал императора — и знал, что Рэнду об этом неизвестно.
Однако то, что он видел, не было воспоминанием.
Предвидение. Мальчик явно предвидел то, что сейчас пригрезилось Палатону.
Даже Палатон не обладал таким даром, кроме неясного предчувствия. Какую же преграду они прорвали, наделив человека даром чоя?
Если это предвидение справедливо, Паншинеа грозит свержение, и он встретит его с именем Палатона на устах.
Палатон поднялся. Его тело неожиданно окрепло, и он выпрямился. Он разыскал спальню Грасет и разбудил ее, почти стащив с постели.
— Мне нужен корабль и пилот.
Ее лицо было помятым от сна, и все, что она пробормотала, было:
— В верхней школе их полно. В порту должно быть несколько кораблей.
Потом, осознав важность его плана, она принялась возражать:
— Это смерть и для тебя, и для человека.
— Этого не может быть.
Грасет покачала головой.
— Я не знаю, как тебе удастся пересечь Хаос в таком состоянии. Твой бахдар, душа — у тебя почти ничего не осталось. И Рэнд нуждается хоть в какой-то поддержке.
Его голоса напряглись.
— Я должен оказаться в двух местах одновременно — у меня нет выбора. Моя планета и мой Брат зовут меня.
Грасет не стала долго спорить. Она крепко стиснула его руки и произнесла:
— Школа должна за многое просить прощения. Если ты не сможешь вернуться… вспоминай нас добром.
Выросший без отца, имеющий весьма туманное происхождение, он никогда не смог бы узнать всех своих возможностей. Но теперь они лежали перед ним, как на блюде. Он направлялся к своей судьбе, какой
